Основные надежды и чаяния на улучшение жизни, прогресс и развитие, как правило, связываются с молодежью. От молодежи многого ждут, и многое действительно делается для облегчения и изменения ее социально-экономического и социально-культурного положения. Однако далеко не всегда эти надежды сбываются. Молодежь как была, так и остается наиболее проблемной частью населения любого общества, как в социально-экономическом, так и в социально-правовом плане. Ведь сама по себе молодость не обеспечивает ни профессионализм, ни нравственно-политическую позицию вступающих в самостоятельную жизнь поколений, ни их социальный статус и экономическое положение. Молодежь и ее жизненные проблемы во многом определяются социально-демографическим, социально-культурным, социально-экономическим и другим развитием всего общества, и эти проблемы имеют весьма многообразный и далеко не явный характер.
Со временем меняется не только социально-демографическая ситуация в обществе, но и само общество, его ценности, идеалы, нормы, образ жизни, традиции и привычки, стереотипы мышления, характер сознания и самосознания. В силу этого молодежь одного поколения существенно отличается от молодежи других поколений. Это, по существу, различная молодежь как социально-культурная группа населения. Так, молодежь эпохи коллективизации и индустриализации страны, довоенная и послевоенная молодежь, молодежь так называемой «хрущевской оттепели» и «брежневского застоя», «горбачевской перестройки» и молодежь постсоветского периода общественного развития существенно отличаются друг от друга. Они различаются по своим ценностным ориентациям, социальной активности, вере в «счастливое» настоящее и «светлое будущее», социальным и духовным потребностям, способам жизнедеятельности в целом. Эти отличия достаточно четко проявляются между представителями различных поколений, отцов и детей и служат основой так называемого конфликта поколений. Представители одного поколения с полным на то основанием могут заявить представителям других поколений, что они в молодости были совершенно иными, да и нравы в обществе тогда царили совершенно иные, чем сейчас.
Отмечая эту социально-культурную особенность различных поколений, известный немецкий социолог Г. Зиммель полагал, что жизнь человека неизбежно облекается в ту или иную социально-культурную форму, выражающую суть определенной исторической эпохи. Как только жизнь, считал он, возвысилась над чисто животным состоянием до некоторой духовности, а дух в свою очередь поднялся до состояния культуры, в ней обнаруживается внутренний конфликт, нарастание и разрешение которого есть путь обновления всей культуры. Каждая культура принимает те или иные формы, в которые облекается жизнь и без которых немыслимо какое-либо духовное бытие. Эти формы претендуют на длительность, даже более того, на вневременность. «Но сама жизнь стремится неустанно вперед, ее бесконечная ритмика в каждом новом содержании созданных ею форм вступает в контраст с постоянством ее бытия или вневременностью ее значения» [1, c. 12].
Изменчивость культурных явлений и даже целого культурного стиля, считал Г. Зиммель, есть результат бесконечной плодовитости жизни. «Моралисты, ценители старого доброго времени, люди строгого чувства, стиля совершенно правы, жалуясь на все растущую «бесформенность» современной жизни. Но они обыкновенно не замечают того, что происходит не только отмирание традиционных форм и что причиной смены этих форм является положительный инстинкт жизни. Для каждой эпохи характерна центральная идея, являющаяся «властителем душ» [1, c. 17]. А это в свою очередь позволяет рассматривать молодежь в качестве субъекта выражения требований социального времени. Молодежь не свободна в своем жизненном выборе, и перед каждым поколением молодежи стоят присущие для его времени проблемы: экономические, политические, правовые, педагогические и другие. Характер этих проблем, решаемых различными поколениями, совершенно иной. Они ставят перед собой различные цели и задачи, их жизненный успех определяется в соответствии с различными критериями, одни и те же витальные и другие потребности удовлетворяются ими по-разному и с помощью различных средств. И различия эти особенно отчетливо проявляются на расстоянии или в различные исторические эпохи.
Однако вполне зримы эти различия и при жизни поколений, живущих в одну и ту же эпоху, например, между отцами и детьми. Речь в данном случае идет об особой молодежной субкультуре и субкультуре других поколений в рамках культуры одного и того же общества, одной и той же исторической эпохи. При этом ни о какой полной преемственности между этими субкультурами не может быть и речи. Для каждой субкультуры существуют свои ценности и социальные нормы, свои музыкальные и другие предпочтения, своя манера поведения и свой образ жизни, свои знания и опыт. И наивно полагать, что эти знания и опыт обретаются только благодаря заимствованию у старших. Умения пользоваться мобильным телефоном, компьютером, современными информационными технологиями родители чаще всего обретают благодаря помощи своих детей, а не наоборот. Уже маленькие дети во многих отношениях оказываются более «продвинутыми», чем их родители. Они просто «смотрят» на мир с позиции своего времени и не отягощены грузом прошлого. Их историческая память в данном случае может не только быть не развитой, но и вовсе отсутствовать. А это в свою очередь служит основанием для постепенного изменения самосознания народа и его культуры в целом. Народ в таком случае может потерять не только свой язык, свои традиции, но и свою культуру в целом, приобщаясь к ценностям других культур. Ответ на поставленный еще И. Кантом вопрос: «Кто «Я»; «Что «Я» могу и на что смею надеяться?» – зависит от моего самосознания как представителя определенной общности. Принципиально важен он применительно к формированию самосознания молодежи, поскольку в нем содержится облик будущего страны.
Само же самосознание является культурным феноменом и во многом определяется взаимосвязью и взаимообусловленностью молодежной субкультуры и культуры народа. Самосознание немыслимо вне ценностно-смыслового отношения к миру, вне осознания себя как части социально-культурного бытия, вне духовно-практического освоения мира и свободы самореализации. Оно прежде всего социально-культурный феномен, имеющий ценностно-нормативную, а не логико-рациональную основу, а потому трансформируется по мере трансформации самой культуры, ее смыслов и значений, а не вслед за изменением социальной структуры общества, его социальных институтов. Субъект-объектные отношения, на которых основана познавательная деятельность, не есть нечто само собой разумеющееся. Чтобы выделить себя из мира, прежде всего надо идентифицировать себя с ним, определить свое место и роль в его развитии, сделав соответствующий духовно-нравственный выбор. Чаще всего это не только не происходит вслед за изменением объективных условий, но и значительно затруднено в связи с изменением ценностных критериев. Стремление же господствовать над этими условиями за счет сознательного использования закономерностей природы в собственных прагматических целях обычно оборачивается потерей субъективности личности, превращением ее в элемент социальной системы и потерей ее самосознания. Деперсонализация человека происходит вместе с прогрессом рационалистического мышления, осознания силы власти и денег и потерей чувства внутреннего достоинства. Она во многом закрепляется существующей системой образования, ориентируемой на основы наук, исходя из представления о человеке как существе разумном уже по своей природе или как образе и подобии Бога. Однако самосознание человека как образ и подобие Бога разительно отличается от самосознания человека, определяемого его общественной значимостью и реальными социальными ролями или естественными потребностями и способностями. Оно неразрывно связано с его волей и творческими способностями, с внешним и внутренним принуждением и законодательством.
Как отмечал в свое время один из основоположников западной аксиологии В. Виндельбанд, «проблема свободы в бесконечно разнообразных вариантах повсюду вырастает из этого сознательного законодательства, которому подчинена наша повседневная жизнь: законодательства принужденного и естественного процесса и законодательства долженствования и идеального предпочтения. Лишь начиная с того времени, когда возникло представление о божественном велении и о грехе как его нарушении, когда была осознана противоположность между естественным и божественным порядком, лишь тогда возникла проблема свободы» [2, c. 184]. Этому способствовала, по его мнению, прерывающая естественную необходимость форма психической жиз ни, которая привила чувство величия. Эта проблема коренится в чувстве ответственности. Объективному мировоззрению проблема свободы известна только с ее моральной стороны. В этой области каждый осознает, что существует система предписаний, которые он должен выполнять и от которых он в большей или меньшей степени уклоняется в своем действительном волении и поведении. Однако прежде всего необходимо указать на то, что народным массам доступно в этой области было лишь чувство ответственности под действием наших гражданских учреждений, с одной стороны, и религиозных убеждений – с другой, оно сравнимо с чувством страха перед неприятными последствиями, выраженными в гражданском осуждении. Стоило было утерять это чувство, и свобода превращалась в безответственность и произвол. Не по этой ли причине возникает и большинство существующих ныне молодежных проблем.
Наивно полагать, что все молодежные проблемы решаются на уровне формирования индивидуального самосознания строго в соответствии с обликом «строителя коммунизма» или другим идеалом формирования «человека будущего». Национальное, профессиональное, региональное, поселенческое и другие виды самосознания индивида формируются прежде всего как самосознание представителя рода или социального типа: представителя того или иного этноса, представителя определенной профессии, социального поселения или жителя региона. Однако сама по себе этническая принадлежность того или иного индивида вовсе не является гарантом формирования у него этнического самосознания, так же как и принадлежность его к той или иной профессии ничего еще не говорит о его профессионализме и уровне развития профессионального самосознания. В исторической практике существует множество примеров прямо противоположного характера, когда, например, геноцид против своего народа совершали янычары, рекрутируемые из представителей болгарского народа, но воспитанные в совершенно ином духе. Служение врагу являлось не такой уже и редкостью во время самых различных войн и других конфликтов. Поэтому формирование самосознания молодежи как важнейшей составляющей этнического самосознания является неотложной задачей выработки соответствующей молодежной политики и политики воспитания подрастающего поколения. Не менее актуальным является формирование профессионального самосознания. Перевод любого социального института в режим простого функционирования таит в себе опасность незаметной деградации профессиональной культуры общества, важнейшей составляющей которой является духовность. Содержание духовности не является порождением лишь разума или злой воли отдельно взятых индивидов, а выступает в качестве своеобразного единства коллективного и индивидуального существования человека, проявляемого в особенностях его мышления и поведения как биосоциального и духовного, сознательного и бессознательного начал. Образ жизни, образ мысли и поведения и образование в целом есть результат культивирования соответствующих духовных идеалов, являющихся своеобразной квинтэссенцией как общечеловеческих, так и национальных ценностей. И педагогика как своеобразный инструмент этого культивирования предстает прежде всего как этнопедагогика или своеобразный способ формирования духовно-нравственной, личностной основы человека, интегрируемого в мировое сообщество и общецивилизационный процесс, проявляемый в профессиональной, экономической, политической, научной и другой социальной надличностной и наднациональной институализации, имеющей глобальный характер. Эти социально-культурные типы различаются между собой особенностью языка, религиозной веры, философского мировоззрения и духовной жизни в целом, выражаемой в соответствующем ее образе, стереотипах мышления, менталитете, национальном характере и т. п. Речь идет не столько о бестелесном, сознательно-волевом энергетическом начале индивидуальной духовной жизни, сколько об идеальной социально-культурной сущности человека как родового существа, проявляемой в виде таких социально-культурных качеств, как толерантность, благородство, патриотизм, нравственность и т. д., обретаемых в результате социализации. Началом этой социализации становится усвоение духовной культуры своего народа и этноса. На этой основе и осуществляется взаимодействие с другими народами и этносами, людьми и социальными общностями других культур. Иное дело, что это взаимодействие может принимать самые различные формы. Национальный и другой экстремизм, терроризм, нетерпимость к ценностям и нормам чужих культур также являются результатом соответствующий, чаще всего стихийной, социализации. Как позитивные, так и негативные социальные качества имеют соответствующую этническую основу, проявляемую в виде коллективного бессознательного. Это коллективное бессознательное может обретать различные формы: от национализма до интернационализма, от патриотизма до пацифизма. Однако растворить этническую основу социального взаимодействия в ориентации лишь на общечеловеческие ценности еще никому и никогда не удавалось.
О проекте
О подписке