Основные факты: рост сельскохозяйственного производства в XIX–XX веках

Данных об уровне сельскохозяйственного производства в первой половине XIX века очень мало и часто они имеют гипотетический характер, хотя при этом хорошо друг с другом согласуются. Все исследования, посвященные отдельным странам или регионам, указывают на то, что везде, кроме Португалии, производительность росла по меньшей мере такими же темпами, как население, а чаще всего быстрее.

РИС. 3.1

Развитие мирового сельского хозяйства, 1870–2010 (1938 = 100)

Доступные данные относятся к странам Европы и «белым» территориям Северной Америки. Вполне допустимо, что увеличение душевого производства в этих странах компенсировалось снижением в остальном мире. Эта гипотеза, однако, не выглядит очень правдоподобной. На деле население практически полностью было занято в сельском хозяйстве и, как мы покажем подробнее в следующем параграфе, везде, кроме Западной Европы, имелась свободная земля для заселения земледельцами. Начиная с 1870 года можно оценить показатель ежегодного выпуска сельскохозяйственной продукции для 25 стран, на долю которых приходилось от 50 до 55 % мирового населения^[10]. Этот индекс можно состыковать с официальными данными о мировом производстве продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), которые фиксируются с 1938 года и охватывают все страны, кроме Советского Союза до 1948 года. На рис. 3.1 этот «склеенный» индекс сопоставлен с численностью населения соответствующей группы стран (то есть группы из 25 стран до 1938 года и всего мира после 1950 года). Есть сомнения, насколько точны отдельные составляющие данных, особенно по развивающимся странам и странам социалистического блока до 1990-х годов. Тем не менее можно допустить, что ошибки друг друга нивелируют, да и, в любом случае, трудно поверить, что может возникнуть систематическая ошибка настолько большая, чтобы поставить под сомнение выдающиеся достижения сельского хозяйства. За один только двадцатипятилетний период с 1870 по 1913 год совокупный сельскохозяйственный выпуск увеличился почти вдвое, а после спада военного времени, в период с 1918–1919 по 1938 год он возрос еще на 20 %. Душевой выпуск возрос на четверть в довоенный период, а затем до 1938 года почти не менялся. Если при этом сделать очень консервативное допущение о том, что в странах, которых нет в выборке, душевой выпуск оставался прежним, то получим, что мировая производительность на душу населения в 1870–1938 годах возросла примерно на 10 %. Ускорению в темпах роста мирового населения после Второй мировой войны соответствовало еще более резкое ускорение в темпах роста сельскохозяйственного производства – с 1 % в год до более чем 2 %. В период с 1938 по 2010 год душевое производство увеличилось на 60 %. Сегодня оно намного превышает потребность человечества в калориях. Недоедание, от которого, согласно последним данным ФАО, по-прежнему страдает около 1 млрд человек, является следствием расточительства и неэффективности в распределении, а не абсолютной нехватки продуктов.

За весь период с 1870 по 2000 год душевой объем торговли сельскохозяйственными товарами вырос более чем в пять раз – слабее, чем вся мировая торговля, но намного сильнее, чем выпуск сельхозпродукции^[11]. В период до 1913 года торговля росла быстрее, чем производство, в межвоенное время она росла примерно теми же темпами. Затем, во время войны, она обрушилась, а в 1950-е годы ее рост возобновился, оставаясь очень быстрым весь остаток XX века. Обгоняющий рост торговли по сравнению с выпуском однозначно говорит о росте специализации в сельскохозяйственном производстве.

РИС. 3.2

Цены на сельскохозяйственные товары (1950=100)

Разделение труда между странами и внутри каждой отдельной страны в конечном счете зависит от движения относительных цен на сельскохозяйственные товары, определяющих размещение факторов производства по отраслям. К сожалению, движение мировых цен нельзя уловить одним-единственным показателем, как это можно сделать в случае с совокупным выпуском или объемом торговли. На самом деле, для разных стран могут быть характерны различные тенденции. Да и внутри отдельных государств по-разному могут быть направлены индекс реальных цен на сельскохозяйственную продукцию (то есть отношение этого показателя к общему уровню цен) и индекс внутренних условий торговли (отношение того же индикатора к индексу промышленных цен). На рис. 3.2. представлены оба этих показателя для США^[12].

Оба индикатора относительных цен рисуют схожую картину. В период перед Первой мировой войной цены более или менее постоянно увеличивались, затем, во время войны в Корее, они достигли исторического максимума, после чего начали движение вниз, прерванное лишь коротким всплеском в 1970-х годах. Очевидно, что тенденции в США могут быть нетипичными, однако предварительные выводы на их основе подтверждаются ввиду дополнительных данных по другим странам. В первые десятилетия XIX века индекс реальных цен и условий торговли повышался в большинстве развитых европейских стран, за одним важным исключением (Великобритания). Кроме того, у многих стран периферии повысился индекс условий внешней торговли, то есть отношение между ценами на их экспорт – в основном сельскохозяйственный – и ценами на их импорт, в основном промышленный (Williamson 2011). Он увеличился очень сильно у стран европейской периферии (Италии, Испании, России), Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии (Индонезии), чуть слабее – у Латинской Америки и Южной Азии (Индии и Цейлона), у Китая он не изменился, а Япония оставалась закрытой для мировой торговли до 1859 года. После 1870 года тенденции стали более разнонаправленными. Внутренние условия торговли продолжили улучшаться в большинстве стран, однако реальные цены на сельскохозяйственные товары застыли на неизменном уровне или даже снижались.

Как правило, в странах-экспортерах, в том числе в США, сельскохозяйственные цены росли сильнее, чем в Европе, причем в двадцатилетний период перед Первой мировой войной рост был значительнее, чем в 1870-е и 1880-е годы. После войны в большинстве стран (за рядом исключений) цены снижались. Однако долгосрочную тенденцию трудно разглядеть за краткосрочными колебаниями, такими как резкий обвал цен во время Великой депрессии. На рис. 3.2 в качестве очень грубой оценки «мировых» цен показано отношение между удельной стоимостью сельскохозяйственного экспорта и удельной стоимостью промышленного экспорта. Эти данные подтверждают общую тенденцию к снижению, обнаруживающуюся в американских данных по ценам, хотя она гораздо менее резкая и, что самое важное, с 2000 года в ней, по-видимому, намечается разворот. На самом деле, о тенденциях в мировых сырьевых ценах уже долгое время идут дискуссии, начатые в 1950-е годы Пребишем и Зингером (Spraos 1983). Эти авторы утверждали, что относительные цены на сырье имеют долгосрочную тенденцию к снижению и поэтому специализация на экспорте сырьевых товаров, по их мнению, представляет собой тупиковый путь развития. Из этой гипотезы родилось огромное число научных исследований, и в каждом применялись все более изощренные статистические методы. К сожалению, ученые так и не пришли к единому мнению. Результаты исследований зависят и от того, какие данные о ценах используются (цены отдельных товаров либо индексы), и от того, какие товары и страны включатся в выборку (сельскохозяйственные товары или все сырьевые товары, одна страна или все наименее развитые страны), и от временного охвата (весь XX век или только период после Первой мировой войны), и от применяемой процедуры статистической оценки.

Хотя подробное рассмотрение динамики цен не входит в задачи настоящей главы, можно сделать несколько общих утверждений. Пребиш и Зингер предсказывали, что цены на сырьевые товары будут снижаться, потому что спрос на них имеет тенденцию к более слабому росту, чем спрос на товары обрабатывающей промышленности. Очень схожий аргумент в рамках так называемой проблемы фермера предъявляли, чтобы оправдать поддержку сельхозпроизводителей в развитых странах (см. раздел «„Мягкое“ государство» ниже). Однако этот аргумент не слишком убедителен. Если рынки факторов производства достаточно гибки и их коррекции не мешает государство, низкие цены заставят капитал и труд покинуть сельское хозяйство, выпуск снизится и в итоге цены на продукцию фермеров вырастут. В долгосрочном периоде движение относительных цен зависит от относительных уровней производительности в разных секторах. При прочих равных, относительные цены на сельскохозяйственные товары будут расти, если производительность в сельском хозяйстве будет повышаться медленнее, чем в остальной экономике (если речь идет о реальных ценах) или в промышленности (если речь идет об условиях торговли). В полностью изолированной экономике относительные цены будут определяться относительными показателями производительности внутри страны, в полностью открытой экономике без каких-либо помех внешней торговле – относительной производительностью на «мировом» уровне. И тот и другой случай далеки от реальности: для каждого продукта и каждой страны существуют свои внешнеторговые преграды, которые к тому же меняются во времени под действием торговой политики и технологического прогресса в сфере транспорта. К примеру, падение издержек на перевозки между двумя странами устраняет различие в ценах на их рынках. Это происходит путем повышения цен в стране-экспортере и их понижения в стране-импортере. Вместе с тем устранение разницы в ценах на сельскохозяйственную продукцию повлияет на цены всех товаров, участвующих во внешней торговле (а не только этой продукции). Следовательно, заранее предсказать, каково будет воздействие на условия торговли или на реальные цены сельскохозяйственных товаров невозможно. С уверенностью можно только утверждать, что имеющиеся данные не противоречат умеренному снижению относительной производительности в сельском хозяйстве перед Первой мировой войной и ее грандиозному росту после 1950 года. А это большой прогресс.

Формула успеха: экстенсивный рост

В табл. 3.1 и 3.2 представлена основная информация об объеме рабочей силы (измеряемой через численность работников) и земельных ресурсов (оценивается общая площадь пашни и многолетних насаждений) после 1880 года. Начиная с 1938 года данные берутся из официальной статистики ФАО, которая покрывает все страны мира, хотя степень надежности цифр разнится в зависимости от государства. Данные за начало исторического периода, наоборот, складываются из источников по отдельным странам. Число стран в выборке по региону с течением времени растет, а следовательно, простое суммирование завышает прирост осваиваемых земель. Поэтому, чтобы оценить площадь земель и численность рабочей силы по регионам, данные за 1938 год экстраполируются на более ранний период, исходя из темпов роста по выборке государств, неизменной для всего описываемого времени. Результаты представлены в виде индекса, у которого уровень 2000 года принят за 100. Предполагаемую абсолютную величину для всего мира можно получить, если умножить соответствующий индекс на абсолютную величину за 2000 год (крайний правый столбец).

Табл. 3.1 вносит важную поправку в традиционное представление о воздействии экономического роста современного типа на занятость в том или ином секторе. Если доля занятых в сельском хозяйстве и начала снижаться с наступлением индустриализации, то в абсолютной численности перелом наступил уже после того, как индустриализация продвинулась довольно далеко.

ТАБЛИЦА 3.1

Рабочая сила

* В том числе Мексика и Центральная Америка.

Источник: Federico 2005: Tables 4.16 and 4.17.

В Великобритании численность сельскохозяйственной рабочей силы достигла пика примерно в 1850 году, спустя почти семьдесят лет после начала промышленной революции. В других развитых странах она продолжала расти вплоть до межвоенного периода и резко сокращаться начала лишь после Второй мировой войны. С тем большим основанием сельскохозяйственная рабочая сила должна была увеличиваться в тех странах, которые еще не приступили к промышленному развитию – на долю которых, кстати говоря, и приходятся почти все пустующие в табл. 3.1 ячейки. На самом деле, если судить по данным ФАО, численность занятых в сельском хозяйстве продолжала расти, хотя все медленнее и медленнее на протяжении всего рассматриваемого периода, вплоть до 2014 года^[13]. Можно задаться вопросом: действительно ли численность занятых – это точный способ измерить трудозатраты? И впрямь, можно привести несколько источников систематической ошибки: это и изменение полового состава рабочей силы, и рост человеческого капитала работников, и распространение частичной занятости на селе, и многое другое. Тем не менее по всей видимости, эти ошибки друг друга уравновешивают, и в целом численность представляется достаточно надежным мерилом совокупных затрат труда.

ТАБЛИЦА 3.2

Площадь обрабатываемых земель

*В том числе Мексика и Центральная Америка.

Источник: Federico 2005: Tables 4.1, 4.3, and 4.5.

Из табл. 3.2 видно, что площадь возделываемых земель росла практически везде, кроме Западной Европы и некоторых регионов Азии. В 1880 году на всех континентах имелось много необработанной земли, которая впоследствии была заселена. Об истории освоения американского Дикого Запада хорошо известно благодаря многочисленным голливудским фильмам. Однако те же процессы повторились, пусть и с некоторым опозданием, и в других регионах, куда отправлялись европейские мигранты, – в Канаде, Южной Америке и Океании. Также площадь пашни увеличивалась в Азии и Африке – без особого участия переселенцев из Европы. Даже в такой, казалось бы, перенаселенной стране, как Китай, имелось предостаточно земли для колонизации: в период с 1860 по 1940 год около 8 млн китайцев переселились в Маньчжурию. В мире площадь возделываемых земель продолжала расти и в 2005 году достигла наибольшего размера, несмотря на небольшое снижение в некоторых развитых странах в последние десятилетия XX века.

Хотя таблица не охватывает периода до 1880 года, можно практически не сомневаться, что площадь возделываемых земель росла вслед за населением во всех регионах (кроме, может быть, Западной Европы). Если в 1880 году земли было в изобилии, то уж тем более ее хватало веком ранее. Можно возразить, что площадь пашни и многолетних насаждений не позволяет точно измерить совокупные затраты земельных ресурсов. В частности, этот показатель завышает площадь вовлеченных в оборот земель, если часть их ранее использовалась как пашня (следовательно, так или иначе была задействована в производстве), или же если целина уступала освоенным почвам по качеству. Свидетельства, подтверждающие, что новые земли были, как правило, хуже, отсутствуют, данные же о расширении пастбищ в период до 1950 года скупы и едва ли позволяют проводить сопоставления между странами и периодами. Как бы там ни было, к данным ФАО такие возражения неприменимы: они показывают, что наряду с пашней росла и площадь постоянных пастбищ и лугов. Таким образом, земельные ресурсы не выступали ограничением для роста сельскохозяйственного производства, разве что в небольшом числе районов Западной Европы и Китая.

Выразить прирост капитала, занятого в сельском хозяйстве, одним-единственным показателем, пусть даже и грубым, невозможно. На деле он состоит из большого числа крайне разнородных объектов – скота, строений, машин, ирригационных сооружений, насаждений и т. п., – каждый из которых необходимо оценить в деньгах и просуммировать, чтобы получить осмысленную общую цифру. По оценкам ФАО, мировой основной капитал в период с 1975 по 2000 год увеличился на 25 %, то есть в меньшей степени, чем производство. Если говорить о периоде до 1975 года, то есть несколько рядов данных, охватывающих только развитые страны и чаще всего лишь некоторые составляющие капитала. Большинство из них показывают рост и, что не удивительно, более быстрый в таких странах, как Соединенные Штаты, Канада и Россия, по сравнению со странами, плотно заселенными уже в XVI–XVIII веках, вроде Франции, Германии или Великобритании. Эту скудную информацию можно дополнить анализом сведений, доступных по отдельным физическим объектам (например, численности тракторной техники, расширению орошаемых земель). По итогам такого анализа выявляются четыре типичных сценария: