Скорая помощь

Оля Некревич

Костанай, Казахстан

Фельдшер

Когда-то давно, когда мне было двадцать лет, у меня был вызов к мужчине с ножевым ранением в горло. Моя бригада была ближе всех. Мы прибыли через 2 минуты и увидели красивого мужчину лет тридцати пяти. Он был в сознании, из горла хлестал фонтан алой крови. Все было очень быстро: оказание помощи, дорога, последние слова любви плачущей жене. Остановка сердца, реанимация. Время замерло, мир вокруг прекратил существовать.

Его забрали реаниматологи и хирурги. Я осталась одна, вся в крови и с немой просьбой на губах: «Пожалуйста, пусть живет». Меня называли «фартовой», потому что в мою смену редко умирали люди. И тогда очень хотела в это верить – не для себя, а для него.

Время снова понеслось с бешеной скоростью: станция скорой помощи, душ, новая форма, вызовы. Через неделю мне сообщили, что мужчина выжил. А через год я стала первой, кому он сообщил о рождении сына.

И тогда я поняла, что медицина – это не только про любовь, но и про чудеса!

«Бабушка легкого поведения»^[39]

НАСТЯ Дягилева

Ульяновск – Рязань

Юрист-турист

Когда я впервые отправилась путешествовать автостопом, был 2004 год, и жила я в то время в Ульяновске. Мы сидели с другом, и он сказал: «А поехали в Самару?»

Ну, мы и поехали.

Конечно, перед этим пришлось соврать и маме, и папе о том, куда это я ухожу в свои 16 да на целую ночь. Удивительно, но меня не раскусили. Ощущение внутренней свободы, дороги, полной приключений, – это стало одним из самых крутых событий юности. Хотя юность сама по себе – ярчайшее событие. Но то, что впечатлило меня больше всего, произошло чуть позже.

Май. Улица. Фонарь. Самара. Я сидела на остановке и вглядывалась в темнеющее небо. Друзья рядом просили у прохожих деньги на проезд (на самом деле на еду и бухло). Ко мне подсела милейшая старушка и, как это обычно бывает, сразу завела разговор. Она была очень энергичной, при параде, в украшениях и с макияжем. Так и не скажешь, что пожилой человек. Задав мне дежурные вопросы, бабуля с ходу перешла к делу – предложила мне работу.

Проституткой. Здесь и сейчас. Мол, не трать время (ночь) зря.

– Слышишь, музыка орет из домов? Подойди туда, спроси Артура. Скажи, что от Леночки.

Сказать, что я охренела, – ничего не сказать. Шестнадцатилетняя девственница-неформалка с проколотой бровью и в гриндерах^[40]. В тот момент мне стало так смешно, что я не знала, как реагировать: огорчаться, будучи закомплексованным подростком, или радоваться такому предложению? Всю жизнь противоположный пол не обращал на меня внимания – а тут сразу повысили до жриц любви. Пока я ошарашенно гоняла в голове эти нелепые мысли, за жизнерадостной Леночкой подъехала серебристая «Волга».

– Все, пора бежать на работу, – сказала она, широко улыбнувшись.

Бабушка легкого поведения достала красное зеркальце, припудрилась, поправила шиньон – так я это окрестила. Довольно посмотрев в свое отражение, она подмигнула мне и нырнула в автомобиль. От нее просто перло бешеной энергетикой и жаждой жизни. Было видно, что бабушка предана своему делу на все сто (пока еще не лет).

И тогда я поняла, что бабушка, блять, БАБУШКА берет от жизни все и кайфует! А я в шестнадцать лет страдаю, режу вены, трачу юность на слезы из-за каких-то мальчиков, думаю, что я никому не нужна, а еще у меня прыщи. Я как будто со стороны посмотрела на свою жизнь и поняла, как она охуенна. Я сижу ночью в другом городе с друзьями. Для меня, с папой-диктатором и обязательным возвращением домой в 22.00, оказаться в другом городе – это было что-то запредельное.

Я уже побывала на концертах «КИШей», «Зверей», «Психеи», знала наизусть все песни «Нирваны», облазила все заброшки в городе, убегала от ментов со смехом, слыша фразу: «Стой, стрелять буду!» Я все время замыкалась в себе и тяжело переживала неудачи. А ведь нужно было всего-навсего посмотреть по сторонам.

Спасибо, Леночка, ты здорово подняла мне самооценку той майской ночью.

Призвание – прочерк

ИРА Дубовицкая

Рязань

– …

«Вначале пишем фамилию, имя, родной город, призвание или профессию», – сказала Даша Пахтусова. Все бы ничего, но на последнем пункте я заглохла, потому что пару лет назад поняла, что одного слова для этого просто нет.

В то время, отчаявшись разобраться со своей жизнью, я добралась до чтения постов про поиск своего предназначения. Там встречались одни и те же фразы:

«Главное – оставаться верным себе. Спроси себя, что ты любишь? Чем горишь? Чего хочет твое внутреннее Я?»

Я прилежно старалась найти ту себя, что даст ответ на эти вопросы.

Перелетная птица. Две дюжины стран, полтора года вне России, родные сердца по всему миру.

Птица, вьющая гнезда. Борщи, цветы в вазах, подаренные кастрюли.

Хорошая девочка. Золотая медаль, два красных диплома, президентская стипендия.

Плохая девочка. Алкоголь и марихуана, губы незнакомых мужчин, мат на трех языках.

Преподаватель. Международная компания, разработка курсов, кэмбриджский сертификат.

Художник-самоучка. Синие пряди в волосах, руки в фенечках, акварельные наброски.

Активистка. Волонтерство, походы, групповая йога.

Девочка-задрот. Аниме, диплом по фанфикам, лесной эльф в ДнД.

Ну и кого из этих внутренних Я спрашивать?

И тогда я поняла – хочу и дальше быть каждой из них, не выбирая что-то одно. «Ты можешь быть любым» – это как будто накладывает ограничения, ты должен выбрать какую-то одну грань себя. Но на самом деле ты можешь быть разным. Чем больше граней, тем ярче игра света. Чем больше лиц позволяешь себе носить, тем больше жизней проживаешь. У тебя слишком мало времени в этом мире, чтобы потратить его всего на одну роль. Главное – оставаться верным себе. Даже если этих себя у тебя с полтора десятка.

Пальчики

Алена Клочкова

Петров Вал – Филадельфия, Биофизик, аспирант

Когда-то, будучи скромной девчонкой из глухой провинции, я пообещала себе стать ученым. Химия, физика, биология, история… Масштаб выбора дисциплины был сопоставим с масштабом моих проблем с самоопределением. С трудом сделав выбор, я переехала в Москву и стала биофизиком. Где-то к 20 годам научный энтузиазм превратился в жажду приключений, безумств и адреналина. Не без помощи друзей, конечно: «Бросай свою науку, будешь всю жизнь сидеть «синим чулком» в лаборатории за гроши! Надо вообще на все забить и махнуть в Америку».

Когда ты молод, тебе море по колено – как пьяному. Ты думаешь, что можешь все и весь мир создан только для тебя. Наверное, поэтому в момент сильных сомнений я, неожиданно для самой себя, отказалась от следующей поездки в Карелию.

Чтобы попасть на свой первый научный турнир. Всего одно «я не поеду» звучало как победа любви к науке над страстью к безумствам. А через пару лет этот выбор подарил мне Америку, друзей, интернациональную любовь, каньоны и новые моральные терзания.

В какой-то момент я поняла, что в науке, как и в любом большом деле, всегда есть темная сторона. В биологии – это работа с животными. Однажды я услышала разговор мужей моих коллег. Они были далеки от экспериментальной биологии, но благодаря супружеству оказались невольно в это втянуты.

– Представляешь, моя жена каждый день мышей убивает! А иногда десятки. Как она это делает?! Да я даже букашку не могу лишить жизни.

– Ну и моя.

После этого быстрого ответа воцарилась тишина. Большая часть людей, находившихся в тот момент в комнате, каждый день проводят эксперименты с животными. В какой момент это стало нашей работой, рутиной? У каждого свой способ абстрагироваться. Я до сих пор помню свою первую мышь и экзамен по правильному усыплению животного. От твоих рук зависит уровень боли, и нужно уметь брать на себя эту ответственность. Никогда не забуду, как плакала Сашка, когда ей пришлось вымачивать уже мертвую мышь в стерильном растворе. Помню, как слушала лекцию, где в качестве экспериментальной модели использовали эмбрионы мышей, и испытывала облегчение от осознания, что мне с этим не работать. Вы только представьте, каково это – вскрывать беременную мышь? И, как будто читая мои мысли, буквально через неделю начальник дал мне задание – получить клетки из мышиных эмбрионов. К этому эксперименту я морально готовилась почти месяц. В безуспешных попытках абстрагироваться я неожиданно поняла, что не дает мне сделать это.

Пальчики. Пальчики и ногти. Вот ты смотришь на мышечный препарат человека – и для тебя это всего лишь коричневые волокна, источающие едкий запах формалина. Никаких ассоциаций с реальным человеком. Но стоит тебе посмотреть на пальцы, на запекшуюся кровь и грязь под остатками ногтей, как сразу же накатывает неприятное осознание, что это был человек, который дышал, чувствовал и мыслил. С мышиными эмбрионами происходит то же самое. Сначала кажется, что это просто белые фасолинки. Ты измельчаешь все лазером, а после присматриваешься, чтобы увидеть, что же там получилось. Среди этой белой массы глаза сразу выхватывают пальчики. И в твоем сознании эта «каша» превращается в живое существо. Пальчики – то, что не позволяет мне забывать, что я работаю с некогда живыми созданиями.

И когда, казалось бы, я к этому привыкла, меня отправили в лабораторию, в которой ставят эксперименты на крысах и собаках. На животных, которые все помнят. Я не знала, как с этим справиться. Как и не знала ответа на мамин вопрос: «А ты точно подумала, чтобы потом не плакать?» Времени думать у меня не было, и я просто пошла туда работать. За три месяца, проведенных там, я ни разу не рискнула посмотреть на этих собак своими глазами. Лишь изредка я поглядывала в монитор коллеги, который следил за их поведением по видео. Я знала одно: им не будет больно, но усыпить их придется. И мне бы не хотелось быть этим человеком. Кто-то может работать с собаками, но точно не я. Теперь у меня снова мыши, а точнее, сотни их душ на моей совести и страницах моей диссертации.

И тогда я поняла, что наука – это не только открытия. Наука – это еще и принятие. И порой оно дается слишком тяжело.

Я уж думал, ты не попросишь

Вика Слугоцкая

Санкт-Петербург – домик в лесу близ Ладожского озера

«Дотянуться до каждого темного угла и принести туда Свет»

Я сидела за стойкой администратора в гостинице и каждую свободную минуту строила планы, как побыстрее уехать навстречу сразу нескольким мечтам: первое соло-путешествие, Южная Америка, волонтерство с детьми, встреча с океаном и объятия с альпакой.

Но на пути, как камни поперек реки, возникало нагромождение нерешенных вопросов: деньги на билеты и проживание, выбор волонтерской организации, поиск подработки и так далее. Когда проблем слишком много, нужно превратиться в реку и неспешно преодолеть камни, пуская в сознание новые пути решения. Однако деньги – самый большой камень – оставались проблемой. Откладывать поездку на далекое будущее не хотелось, и мозг мгновенно заработал, соединяя воедино все, что могло помочь построить невидимый мост между Санкт-Петербургом и Лимой.

В тот же день, вспоминая разных людей из путешествий, я вспомнила один вечер в Харлеме в Нидерландах. Я с сестрой и Рейнауди – парнем, с которым мы познакомились на каучсерфинге, – сидим на кухне его пентхауса с бокалами белого вина. На его самодельных часах мигает «4:00». Он математический гений, окончил магистратуру в Кембридже, а мы с сестрой покрываемся мурашками от того, что случай привел нас к этому волшебному человеку. Мы долго говорили о мечтах и страхах, и в какой-то момент Рейнауди сказал: