Судя по всему, члены этой политической группы опасались, что слишком быстрое продвижение по пути экономических реформ приведет к нежелательным политическим изменениям, с одной стороны, и лишь усилит диспропорции в народном хозяйстве ЧССР – с другой. Улучшение ситуации они видели в дальнейшем развитии кооперации и разделении труда в рамках СЭВ и, конечно, в поставках из СССР. При этом не стеснялись прибегать к завуалированной форме шантажа: ЦК КПСС оказывался перед дилеммой – либо советское руководство усилит помощь ЧССР, создаст в формате СЭВ полноценно функционирующую экономическую систему, либо Прага будет вынуждена искать способы решения своих проблем, «интегрируясь в международное капиталистическое разделение труда», тем самым выходя из сферы влияния Москвы…

Пожелания чехословацкой стороны о необходимости более тесной интеграции социалистических стран через СЭВ в значительной мере совпадали с планами советского политического руководства. 6 июня 1962 г., выступая на заседании первых секретарей ЦК коммунистических и рабочих партий и глав правительств стран-участниц СЭВ, Хрущёв говорил: «…Жизнь настоятельно требует от нас действенных и безотлагательных решений. Дело обстоит теперь так: либо мы смело пойдем по пути дальнейшего сотрудничества и тем самым сделаем новый важный шаг в объединении своих хозяйственных усилий, либо столкнемся с серьезными трудностями, которые могут отрицательно сказаться на развитии мирового социализма»^[38]. На указанном заседании и на состоявшейся год спустя, 25 июля 1963 г., аналогичной встрече Хрущёв предложил обширный комплекс мер по интеграции экономик социалистических стран. Основой хрущёвского замысла было создание единого наднационального планирующего органа (некоего Госплана СЭВ) и выработка общего плана экономического развития стран соцлагеря на длительный период.

Незадолго до своей отставки Хрущёв посетил с официальным визитом ЧССР. Возвращаясь из Праги, он 5 сентября 1964 г., на борту самолета Ил-18, обсудил (точнее, «поделился» своими мыслями) итоги визита с А. А. Громыко, Г. Т. Шуйским, Л. М. Замятиным, Ф. М. Бурлацким. В переработанном виде его рассуждения легли в основу записки в Политбюро ЦК КПСС «О некоторых вопросах экономического сотрудничества с Чехословакией». Документ свидетельствует, что, помимо множества частных вопросов (привлечение капиталовложений ЧССР в разработку советских месторождений цветных металлов, необходимых для чехословацкой промышленности; кооперация в развитии производства полуфабрикатов из химического сырья; привлечение капиталов ЧССР и ГДР для строительства в Советском Союзе электростанций с целью обеспечения энергией производства хлора как сырья для полихлорвинила и т. д.), поездка в ЧССР заставила Хрущёва снова обратиться к принципиально важной для него проблеме – интеграции экономик социалистических стран в рамках СЭВ. «Будучи в Чехословакии, – отмечал советский лидер, – мы имели ряд бесед с тов. Новотным и другими чехословацкими руководителями… Эти беседы укрепили меня во мнении, что в нашем сотрудничестве с Чехословакией и другими социалистическими странами нет достаточно четкой и целеустремленной политики. Вопросы экономических связей Советского Союза со странами народной демократии выступают сейчас как важный фактор в деле укрепления единства и сплоченности мировой системы социализма. Между тем в практике экономического сотрудничества сложилось такое положение, когда наши плановые и хозяйственные органы в этом вопросе поддаются самотеку. Они не проявляют собственной инициативы, не всегда критически относятся к предложениям тех или иных социалистических стран… Надо как следует заняться изучением этих вопросов с тем, чтобы разработать практические меры по осуществлению последовательного экономического сотрудничества с социалистическими странами»^[39].

Насколько известно автору статьи, данная записка Хрущёва, вынесенная на заседание Президиума ЦК КПСС 10 сентября 1964 г., – хронологически первый документ, в котором, пусть и в несколько завуалированной форме, на столь высоком уровне говорится о том, что кооперацию стран «социалистического лагеря» в рамках СЭВ тормозят советские плановые и хозяйственные органы, а перед высшим политическим руководством СССР ставится задача преодолеть это сопротивление.

Октябрьский пленум ЦК КПСС 1964 г., определивший политическую судьбу Хрущёва, на некоторое время отложил принятие решений по дальнейшему развитию системы экономических отношений социалистических стран: новое советское руководство было вынуждено сосредоточить свое внимание на внутриполитической повестке. Однако, как показывают материалы состоявшейся 20 января 1966 г. в ЦК КПСС встречи нового первого секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева с А. Новотным по вопросу об интеграции экономик стран «социалистического лагеря», позиция советской стороны не претерпела изменений. Брежнев сразу дал понять своему собеседнику, что если за последнее время (т. е. после октябрьского пленума 1964 г. – Т.Д.) «мы стали меньше шуметь по вопросам внешней политики, то это отнюдь не означает какого-либо ослабления нашей активности в этом плане». По словам советского лидера, методы наши изменились, но существо политики сохранилось. Сославшись на когда-то слышанную им шутку Брежнева о том, что сейчас СЭВ является не столько организацией взаимной помощи, сколько организацией помощи (т. е. помощи со стороны СССР), Новотный вновь поставил перед советскими партнерами вопрос о необходимости активизации деятельности Совета. В ответ Брежнев заметил, что тоже видит недостатки в работе СЭВ и далек от того, чтобы испытывать полное удовлетворение его деятельностью. В критическом ключе советский лидер изложил обычную практику обращения представителей стран-членов с просьбой оказать помощь поставками тех или иных товаров, сырья или оборудования, чтобы ликвидировать прорыв на каком-то остром участке. «Одним мы успеваем дать, другим даже ничего не остается. Одни уезжают довольные, другие – обижаются. Это может быть и можно считать естественным ходом событий, но не по такой линии должна развиваться работа СЭВа», – заключил Брежнев. Он подчеркнул, что еще не успел по-настоящему разобраться в основных причинах существующих недостатков и в том, каковы должны быть пути их устранения. Первый секретарь Президиума ЦК КПСС признавался Новотному в том, что еще точно не знает, как поставить эту работу на правильные рельсы, однако, по его глубокому убеждению, для этого есть немалые возможности. Брежнев заверил своего чехословацкого коллегу, что в скором времени вынесет вопросы, связанные с работой СЭВ, на рассмотрение Президиума ЦК КПСС и предстоящего XXIII съезда КПСС^[40].

Автор не располагает документальными подтверждениями, что именно в результате беседы Брежнева с Новотным в январе 1966 г. аппарату ЦК КПСС были даны поручения изучить существующие проблемы в работе СЭВ и представить свои предложения. Однако характерно, что уже 5 февраля 1966 г. на стол секретаря ЦК КПСС, курировавшего «социалистический лагерь», Ю. В. Андропова легла записка партийного комитета советской части секретариата СЭВ «О некоторых вопросах деятельности Совета Экономической Взаимопомощи». Авторы документа констатировали, что «в процессе сотрудничества выявились трудности, недостатки и нерешенные вопросы. В связи с этим представителями стран в СЭВ выражается неудовлетворенность результатами коллективного сотрудничества…»^[41]. Изложив недостатки в работе СЭВ, авторы записки просили «рассмотреть в Центральном Комитете… меры по дальнейшему улучшению экономического и научно-технического сотрудничества наших дружественных стран…»^[42]. На полях напротив этой фразы имеется помета Андропова: «И где эти меры? Кто нас представляет? Разве это не задача парткомитета?» Документ явно привел в негодование секретаря ЦК КПСС. Поля испещрены пометами: «Конкретно что нужно делать?! Эти общие посылки всем известны», «Липа!» и т. п. Однако, несмотря на то, что авторы записки, по распоряжению Андропова, были вызваны на беседу в ЦК, по результатом которой составили новую записку в ЦК КПСС, конкретных предложений Андропов так и не получил, и уж тем более не удалось ему вывести работу СЭВ на новый уровень. Ответ на вопрос, почему практически всесильный Андропов оказался в данном случае бессилен, коренится в разногласиях, возникших еще в хрущёвский период.

Одним из основных препятствий на пути интеграции стран – членов СЭВ Хрущёв считал сложность сглаживания противоречий между национальными интересами каждой из стран и особенно расхождение в понимании задач экономической кооперации. В июле 1963 г., в период сильного обострения отношений с румынами, он писал: «Несогласия по отдельным вопросам или расхождения могут быть, потому что внутри совнархоза одной страны такие расхождения бывают, а между нами в этой важнейшей части нашей политической деятельности – экономической – (а это основа нашей социалистической идеологии), тут много форм, много возможностей, и много может быть разного понимания, разного подхода, не всегда другой раз мы можем учесть национальные особенности той или иной страны, и поэтому нельзя проявлять сразу нетерпение и форсировать эти разногласия и вводить их в политическую степень»^[43]. Однако больше, чем «национальные особенности» социалистических стран, препятствующие экономической интеграции, Хрущёва беспокоила скрытая оппозиция советских отраслевых хозяйственных деятелей. Об этом он говорил в «узком кругу», пригласив 24 июля 1963 г., накануне совещания лидеров компартий, Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, Г. Т. Шуйского, А. С. Шевченко и О. А. Трояновского. Хрущёв делился своими опасениями: «В другой раз до нашего слуха доходит, что выражается даже недовольство такими отношениями. Если говорить о нашей стране, то чаще всего нам предлагают такие товары… которым мы сами ищем сбыт или в социалистических странах, или на капиталистическом рынке. Поэтому это тоже создает для нас трудности… Нам другой раз предлагают товары одноименные, в которых мы не нуждаемся, или от нас просят те товары, которые мы сами покупаем за границей. Это, конечно, создает нам трудности… Я это говорю, товарищи, не потому, что не сказать этого – значит, нет этого вопроса. Он есть… Я думаю, что со мной согласятся товарищи, что в кооперировании, в какой бы степени оно ни было, больше всего заинтересованы другие социалистические страны между собой и с Советским Союзом, чем Советский Союз с другой страной. Я думаю, что это всем понятно, потому что у нас необъятные просторы, возможности сырья, емкость нашего рынка, и уровень науки и техники»^[44]. Для Хрущёва, увлеченного в начале 1960-х гг. идеей кооперации в рамках СЭВ, задачи, стоявшие перед всем «социалистическим лагерем», во многом превалировали над внутриполитическими вопросами, он считал, «что только глубокое кооперирование может помочь другим социалистическим странам выровнять развитие своей экономики и идти в ногу к новым высотам в развитии экономики, техники и науки, как в целом всех социалистических стран, так и каждой отдельной страны, чтобы она была не ниже уровня других стран»^[45].

Судя по всему, Хрущёв считал, что даже если на определенном временном отрезке СССР придется пожертвовать своими интересами, в дальнейшем кооперация в рамках СЭВ придаст столь мощный импульс развитию экономик всех соцстран, что это положительным образом скажется и на Советском Союзе. Однако не все члены советского политического руководства разделяли эту точку зрения. Голос противников хрущёвского подхода стал звучать в аппарате ЦК КПСС более громко после его отставки. Подтверждение этому можно найти в докладе Института экономики мировой социалистической системы АН СССР под названием «О развитии и укреплении экономического сотрудничества социалистических стран и совершенствовании форм этого сотрудничества». Как указывалось в сопроводительной записке, «при подготовке доклада были использованы материалы и консультации работников отдела ЦК КПСС»^[46]. Судя по многим косвенным признакам, документ отражал позицию советского «экономического блока». Пересказывать изложенный на 92 страницах материал нет возможности, однако применительно к нашей теме важно отметить: авторы документа достаточно откровенно дают понять – дальнейшая интеграция в рамках СЭВ может негативно сказаться на советской экономике. По мнению составителей доклада, открытие внутреннего рынка СССР для стран народной демократии может подорвать целый ряд секторов советского народного хозяйства и снизить темпы его развития. С этой точки зрения оказывалось «выгоднее» оказывать экономическую помощь нуждающимся в ней партнерам, нежели углублять разделение труда в рамках СЭВ.

Очевидно, руководствуясь именно этими соображениями, советское руководство не торопилось пойти навстречу чехословацким товарищам, призывавшим наладить работу СЭВ. Вплоть до августа 1968 г. вопрос оставался в подвешенном состоянии. Ввод войск в ЧССР и последовавшая за этим «нормализация», с одной стороны, сняли с повестки дня тему чехословацкой экономической реформы в трактовке Шика, а с другой – потребовали от Москвы решительных действий по оздоровлению экономики ЧССР. В мае 1969 г. в Праге побывал председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков. 15 октября 1969 г. он внес в ЦК КПСС предложения по вопросам двустороннего экономического сотрудничества, которые были утверждены постановлением Политбюро ЦК КПСС. С подачи Байбакова советское руководство одобрило оказание помощи Чехословакии «в развертывании прогрессивных видов производства», развитии атомной энергетики и производства вычислительной техники, налаживании передач цветного телевидения; был положительно решен вопрос о поставках некоторых валютных товаров, зерновых, энергетического угля, чугуна, картофеля, мяса, о предоставлении ссуды в свободно конвертируемой валюте или золоте и т. д.^[47] СССР вкладывал в чехословацкую экономику миллионы инвалютных рублей, однако ни единого слова о развитии интеграционных процессов в рамках СЭВ в записке Байбакова не содержится. Байбаков полностью игнорировал системные подходы в рамках концепции плановой социалистической экономики. Вместо этого предлагался набор командно-административных мер и «тушение пожара» в наиболее проблемных точках мощным потоком советских вложений. Имея в распоряжении колоссальные ресурсы советской экономики, «главный советский плановик», столкнувшись с кризисом, делает ставку не на настройку «планового инструментария» (в который, видимо, он уже не особенно верит), а на разовые вливания, на базе которых должно было начаться восстановление экономики.

Жизнь показала эффективность предложенных мер в краткосрочной перспективе: по данным чешских историков, пятилетка 1971–1975 гг. была одной из самых удачных за весь период строительства социализма в ЧССР, реальные доходы населения возросли на 28 %. Однако эти успехи достигались в значительной мере за счет потока советских инвестиций. Как только Советский Союз был вынужден сократить вложения в чехословацкую экономику, она начала испытывать серьезные затруднения.

Порочность подобного подхода была очевидна для советского политического руководства. Хрущёв высказался о таком методе «планирования» развития экономики социалистических стран в свойственной ему эмоциональной манере: «Другой раз то или иное социалистическое государство составляет план, а потом обращается к другому государству и просит: нельзя ли проконсультироваться у вас: мы план составили на 5-10 лет. И когда начинают консультироваться, то оказывается, что план составлен очень умный, хороший план и там большие возможности заложены, но для этого нужно процентов 20–40 добавить извне для реализации этого плана. Спрашивается, какой же это хороший план и что было заложено при составлении этого плана?..Все посмотрели бы и увидели, что тут не консультация нужна, а материальные средства? Куда это годится? Никуда не годится. Это такая игра, которая всем видна»^[48]. Судя по стенограммам переговоров с руководителями соцстран, Брежнев по данному вопросу был полностью солидарен с Хрущёвым. Парадокс заключался в том, что, несмотря на недвусмысленные высказывания первых лиц государства, советская бюрократическая машина, столкнувшись с необходимостью преодолеть последствия «Пражской весны», пошла проторенным путем «оказания братской помощи». Инерция советской бюрократии и многочисленные интересы советских хозяйственников оказывались весомее «благих пожеланий» политического руководства.