Конфликт СССР с Югославией, возникший весной 1948 г. и вызванный отказом Москвы признать некоторую самостоятельность югославского руководства во внешнеполитической области, повлек за собой формирование в Кремле развернутой антиюгославской позиции с идеологическим уклоном. Она включала в себя обвинения КПЮ в ревизии теории и практики марксизма-ленинизма, национализме и троцкизме. Критика вскоре становится персонифицированной, адресованной руководителям КПЮ – самому Тито и его соратникам Александру Ранковичу, Миловану Джиласу и Эдварду Карделю. В Кремле считали их ответственными за негативные изменения в политике Югославии, приведшие к ухудшению отношений с СССР, отказу от следования общей внешнеполитической линии, в то время как основная часть партии продолжала считать ВКП(б) ведущей силой формирующегося «социалистического лагеря». Обострение отношений с СССР, отход от согласованной с ним политики были вызваны, как полагали в Москве, постепенной ревизией верхушкой КПЮ «истинного» марксизма, а также игнорированием принятой в коммунистическом сообществе иерархии отношений между компартиями по принципу «младшего» и «старшего». На июньском (1948 г.) заседании Информбюро все выдвинутые против югославского руководства обвинения были поддержаны другими компартиями-участницами. «Здоровым силам» внутри КПЮ было предложено сменить «ревизионистское руководство», которое, в свою очередь, на прошедшем спустя две недели V съезде КПЮ отвергло все предъявленные обвинения и призвало всех членов партии еще теснее сплотиться вокруг ее ядра.
Осень 1948 г., по мере нарастания советского пропагандистского давления, становится временем постепенной переоценки в Белграде сталинской внутренней и внешней политики. Процесс этот проходил в несколько этапов и был тесно связан с попытками Кремля подорвать единство правящей группы в КПЮ, изолировать Тито и найти альтернативную фигуру на роль лидера партии. На темпы переосмысления югославами сталинской теории и практики сильное влияние оказывало внутреннее состояние партии, а именно неподготовленность основной партийной массы к резкой смене курса в отношении ВКП(б) и отказу от привычных идеологических установок. Испытывая на этот счет серьезные опасения, югославские лидеры остерегались до поры до времени открыто критиковать советскую систему, считали необходимым разъяснять суть конфликта, блокируя, таким образом, настроения в пользу примирения с Москвой любыми средствами. По этой причине дискуссия о том, с чего, в какой форме и в каких масштабах следует начинать разработку собственного варианта социализма, отличного от сталинского, проходила поначалу в узком кругу югославского руководства. В то же время развертывание кампании против КПЮ в других странах «народной демократии», начало там разоблачительных акций, а затем и судебные приговоры против «титоистов», наряду с ужесточением политики Кремля, подстегивали процесс поиска югославским руководством альтернативы сталинизму. Во второй половине 1949 г. начинается теоретическая подготовка к введению новой системы управления госпредприятиями, а в конце года эта идея получает законодательное оформление. Главные теоретики реформы Борис Кидрич, Кардель, Джилас, Моше Пьяде, приступая к ее разработке, исходили из установок Маркса о передаче капиталистических фабрик и заводов в руки производителей при переходе к новой общественной формации. Прерогативой рабочих коллективов стало создание советов, которым государство предоставляло право самостоятельно управлять предприятиями[89]. Это были первые шаги на пути формирования югославской модели само управления, превратившиеся в отличительную черту общественного устройства Югославии. Постепенно меняется и внешнеполитическая ориентация страны: начинается нормализация отношений с соседними Грецией и Италией и появляются первые признаки активизации связей с США и их союзниками, которые начинают осознавать политическую и стратегическую важность советско-югославского конфликта[90]. Все эти моменты внимательно отслеживались советской стороной и интерпретировались как подтверждение ранее выдвинутых обвинений югославов в ревизионизме и предательстве социализма, готовности идти на союз с «империалистами». Аналитики в ЦК ВКП(б), используя подобные клише, постепенно формируют крайне негативный образ югославского руководства и проводимой им внутренней и внешней политики. Напомню, что еще до конфликта отдельные отрицательные характеристики содержались в записках по Югославии, подготовленных аппаратом ЦК. Так, в частности в записке Отдела внешней политики ЦК (август 1947 г.) политика Белграда в отношении Триеста[91] оценивалась как игнорирующая «общие интересы демократических сил в борьбе с англо-американцами в этом вопросе». Критику ЦК вызывали и отношения с Албанией, попытки югославов заставить албанцев поддерживать контакты с СССР исключительно через Белград[92]. Естественно, что часть этих претензий, но уже в более резкой формулировке и с идеологическими ярлыками вошла в перечень развернутых антиюгославских обвинений, начиная с бухарестской резолюции Информбюро 1948 г. Интересно, что уже в этом документе советское руководство злорадно предрекало югославам скорую перспективу подчинения страны «англо-американским империалистам»[93].
Начало 1950-х гг. было отмечено дальнейшим ухудшением отношений между Югославией и СССР. Югославское руководство продолжило реорганизацию экономики и под давлением США приступило к частичной либерализации общественной жизни, но под строгим партийным контролем. Сталинская модель социализма, ее теоретические основы подвергались переосмыслению, переоценке и системной критике на всех уровнях[94]. Советская система при этом именовалась бюрократической, что напоминало о ее критике в работах Троцкого, в частности в «Преданной революции», опубликованной во Франции еще в 1936 г. и переведенной на многие иностранные языки. Советское посольство в Белграде отмечало весной 1951 г. факт «массированных атак» на «Краткий курс истории ВКП(б)» и лично на Сталина. Атташе посольства А. А. Ханов, сообщая в своих донесениях о ситуации в Югославии, указывал на «наглое и циничное умаление заслуг товарища И. В. Сталина в области теории марксизма»[95]. Комментируя решение правительства об отмене продовольственных карточек на некоторые виды товаров, называемой югославами «деэтатизацией» экономики, советский дипломат отмечал, что «титовцы не скрывают лозунги и принципы, характерные для буржуазных теоретиков (свободу частной собственности и т. д.)». Справку посольства о торговых отношениях Югославии с западными странами в 1950 г. ее автор начинал с того, что будапештская резолюция Информбюро 1949 г. правильно определяла положение Югославии: страна, «превращенная кликой Тито в фашистское полицейское государство, потеряла свою государственную независимость и стала добычей англо-американского империализма». Подобный клишированный образ Югославии, которая по воле «титоистов» якобы оказалась после разрыва с Москвой марионеткой в руках Запада, сохранялся долгие годы и стал пересматриваться частично только после смерти Сталина, когда в Кремле было принято решение о нормализации отношений с Белградом[96]. Анализируя югославские реалии, советская сторона долго не признавала действовавшую в стране модель социалистической, считала, что Югославия за годы отчуждения от «социалистического лагеря» превратилась в капиталистическое государство. Так, в начале нормализации двусторонних отношений в адресованной В. М. Молотову записке заведующего IV Европейским отделом МИД М. В. Зимянина от 27 мая 1953 г. «О положении дел в Югославии и о ее внешней политике» внутренняя политика «клики Тито» после разрыва с СССР характеризовалась по-старому, как «реставрация капиталистических порядков в стране», «ликвидация всех демократических завоеваний югославского народа», «фашизация государственного аппарата и армии». Расширение экономических и политических связей с США и Англией, подчеркивал автор, привело страну «к прямой зависимости от них, к вовлечению ее в агрессивные блоки, сколачиваемые англо-американскими империалистами». Переименование КПЮ в СКЮ, исключение из нового устава основных положений, связывавших прежний устав с Уставом ВКП(б), и изменение ее роли в обществе автор записки рассматривал как утрату югославской компартией классового характера (КПЮ «ликвидирована как партия рабочего класса»), о чем в последующие годы Кремль постоянно пытался дискутировать с югославами. Вместе с тем традиционная советская антиюгославская риторика постепенно уступала место новому лексикону, хотя в нем еще отражалось сомнение в социалистическом характере югославского общества. В указанной записке Зимянина отмечалось, что югославское руководство в своих выступлениях, сохраняя антисоветский курс, в последнее время становится сдержаннее, «несколько умерило свой пыл». Перечисляя важные задачи советской политики, дипломат подчеркнул необходимость тщательного изучения изменений, происходящих в Югославии и в ее внешней политике, содействия ослаблению западного влияния в стране и предотвращению создания стратегического плацдарма антисоветской направленности на Балканах[97]. О стойком предубеждении к действиям югославских руководителей и подозрительности к ним как к реальным носителям власти свидетельствовала еще одна справка, составленная в МИД в конце 1953 г. Касаясь вопроса нормализации югославских отношений со своими восточными соседями, ее автор – Б. Яковлев считал, что югославское руководство, прикидываясь другом и защитником этих стран, преследует цель подорвать доверие их народов к СССР и, действуя выборочно, «пытается внести раскол в ряды демократического лагеря»[98]. С момента появления этой записки тема опасного для социалистического блока югославского вмешательства в отношения стран «народной демократии» с СССР становится обязательной составляющей всех последующих советских политических документов. Югославия рассматривается как своего рода «троянский конь» западного империализма, разоблачение политики которого становится основной задачей ВКП(б) и других «братских» компартий.
Общий тон изложения югославской политики и ее характеристики почти не меняются и год спустя. Весной 1954 г. в очередной записке, подготовленной в МИД, говорится о том, что Белград при помощи американцев готовит агрессию против СССР и стран «народной демократии». Возможно, что, помимо прочих факторов, авторы учитывали и личное неприятие Молотовым произошедших в Югославии перемен. Отсюда и жесткость формулировок. Советской дипломатии предлагалось занять активную позицию в вопросе нормализации, постараться, как и в начальной фазе конфликта, изолировать «титовцев» в югославском руководстве и оказать «известную морально-политическую поддержку подлинно революционным и демократическим элементам, борющимся против режима Тито в Югославии»[99]. Отвечая на подобные установки, Тито заявил на 4-м пленуме ЦК СКЮ, что «восток» напрасно ожидает раскаяния и «возвращения» югославов: «Могу заявить во весь голос, что он ошибается и что мы этого никогда не сделаем»[100]. Следует отметить, что такой модус взаимоотношений – надежда Москвы на возвращение Югославии в «дружную семью» «народных демократий» и ответ Белграда, что этого никогда не будет, – сохранялся с того времени на протяжении всего периода существования ВКП(б)/КПСС и СКЮ, Югославии и Советского Союза.
Состоявшийся в июне 1955 г. визит Н. С. Хрущёва в Югославию и восстановление межгосударственных отношений не стали завершением дискуссии в Кремле о том, какой же общественный строй установлен в этой стране. В июле того же года на пленуме ЦК, где подводились итоги визита, Молотов отрицал наличие серьезной базы для нормализации межпартийных связей и утверждал, что с Югославией надо налаживать отношения как с обычным буржуазным государством, а «беспринципное примирение приведет к размыванию социалистического лагеря». По его мнению, уступки Белграду в идеологической сфере означали бы отход от ленинских принципов и подвергли бы сомнению необходимость иметь единый для всего коммунистического движения центр[101]. Однако в докладе Хрущёва содержались иные оценки ситуации в Югославии. Сообщая о впечатлении, которое произвело на советскую делегацию знакомство с социально-экономической жизнью Югославии, Хрущёв отметил, что в стране сохранилась общественная собственность во всех сферах экономики и финансов, не была осуществлена денационализация промышленности, ранее национализированная собственность не возвращена иностранным владельцам. Удельный вес частного сектора, представленного кустарным производством и мелкими торговцами, не превышает 10 %. Вместе с тем вопрос «кто кого» в югославской деревне, где доминирует мелкотоварный сектор, как отмечалось в докладе, «далеко не решен». Что касается реформ югославской экономики и методов управления ею, то, по сообщению Хрущёва, делегаты решили не высказывать во время визита никаких критических замечаний. Не получили развернутых комментариев эти вопросы и в докладе советского руководителя на пленуме. В целом, констатировав, что «основные средства производства являются общественными, а государственная власть находится в руках рабочего класса и трудящегося крестьянства», Хрущёв озвучил главный вывод: «По экономической структуре и по классовой природе государственной власти Югославию нельзя отнести к государству буржуазного типа»[102]
О проекте
О подписке