Цитаты из книги «Что может быть проще времени»

– О господи! – воскликнул Блэйн. – Я пришел к вам… – Нам очень жаль, – сказал Эндрюс. – Мы понимаем, что ты испытываешь сейчас. Мы могли бы попробовать тебя спрятать, но если тебя найдут… – Что ж, хорошо. Вы дадите мне машину? Эндрюс отрицательно покачал головой: – Тоже рискованно. Финн будет контролировать дороги. А по номеру они смогут узнать, откуда машина. – Тогда что же? В горы? Эндрюс кивнул. – Найдете мне еды? Джексон поднялся на ноги: – Пойду соберу чего-нибудь. – Когда все успокоится, можешь приходить, – сказал Эндрюс. – Мы будем тебе рады. – Спасибо и на этом, – ответил Блэйн.

– Очень жаль, если это так, – ответил Блэйн. – Но, боюсь, я несу вам еще беспокойства. Вам знакомо имя Финн? Все кивнули. – Я говорил с ним вчера ночью. И узнал от него нечто, чего сам он, надо заметить, никогда в жизни мне бы не сообщил. Все ждали, что он скажет дальше. – Завтра ночью – канун Дня всех святых, – продолжил Блэйн. – Вот тогда-то все и должно начаться. Он увидел, как люди напряглись, и быстро заговорил дальше: – Не знаю, как ему это удалось, но тем или иным способом Финн создал среди паранормальных людей что-то вроде небольшого подполья. Те, конечно, не подозревают, кто за всем стоит. Для них это псевдопатриотическое движение, своеобразный протест. Не слишком большого размаха, без особенных успехов. Но успехи Финну и не нужны. Все, что ему нужно, – это создать еще парочку прецедентов, продемонстрировать еще несколько «ужасных» примеров. Это его метод: с помощью примеров будить ярость у толпы. И это подполье, действуя через паранормальных подростков, готовит к этой ночи несколько паракинетических демонстраций. Удобный случай, сказали им, показать, что такое паракинетика. Удобный случай свести кое-какие счеты. Могу себе представить, сколько накопилось неоплаченных счетов. Он сделал паузу и взглянул на окаменевшие от страха лица. – Вы должны представлять, как подействует дюжина – всего дюжина – подобных демонстраций на воображение обывателей всего земного шара, если Финн преподнесет их должным образом. – Их будет не дюжина, – тихо произнес Эндрюс. – По всему миру их могут быть сотни, а может, даже несколько тысяч. И на следующее утро нас сметут с лица земли.

Затем Блэйн вышел на берег и направился в сторону городка. Вскоре он шагал по улице, чувствуя, что пришел домой. Не к себе домой, не домой к друзьям и даже не в дом, о котором он всю жизнь мечтал, а просто в дом, подходящий для всех живущих на земле. Тут было мирно и надежно, от городка веяло спокойствием и каким-то душевным уютом. В таком месте можно поселиться и жить, просто отсчитывая дни, принимая каждый новый день во всей его полноте и не думая о том, что будет завтра.

– Расскажи мне, – попросил священник. – С самого начала. Прошу тебя. – Хорошо. Если и вы мне расскажете кое-что. – Что ты хочешь знать? – спросил отец Фланаган. – Вы сказали, что шли за мной следом. Откуда вам было известно, где проходит мой след? – Как же так, сын мой? – изумился отец Фланаган. – Я думал, ты давно понял. Видишь ли, я один из вас. У меня отличное паракинетическое чутье.

Но все же это была вода. Он снова зачерпнул, но, как крепко он ни прижимал края ладоней, вода убегала между пальцев, едва оставляя ему маленький глоток. Вокруг было покойно и мирно, и Блэйн подумал, что таким, наверное, был первый день после сотворения мира, когда Земля не была еще заражена алчностью, завистью и всем тем, что на протяжении стольких лет отравляет жизнь человечества.

Нет, этого допустить нельзя. В противном случае произойдет очередная вспышка гнева против паранормальных, а когда схлынет первая волна террора и реакции, будут приняты новые ограничительные законы. Хотя законы, не исключено, уже и не понадобятся: погром может принять такой размах, что будут уничтожены тысячи паракинетиков. Операция «День Всех Святых» вызовет невиданную до сих пор бурю ярости против них. Есть только одна надежда, решил Блэйн. Надо попасть в Гамильтон – ближайшее место, где можно рассчитывать на помощь. Там ему не могут не помочь, ведь в Гамильтоне живут только паракинетики и никто из них не может быть уверен в завтрашнем дне. Если случится то, чего он боится, Гамильтон будет уничтожен в первую очередь. И если он не запутался в днях, то День Всех Святых – послезавтра. Хотя нет, «завтра» уже наступило. Значит, у него меньше двух дней, чтобы предотвратить несчастье.

Но он успел ухватить другую, какую-то неуместную, мимолетную мысль. Мысль о Дне Всех Святых. Блэйн взялся за нее покрепче, стараясь отделить бесконечную ленту воспоминаний от дорожки с инопланетным кошмаром. День Всех Святых – мягкий октябрьский вечер; по улицам, освещенным уличными фонарями или необычно огромной полной луной, будто специально подплывшей к Земле поближе, чтобы ничего не пропустить, стелется дым сжигаемых листьев. Раздаются высокие, звонкие детские голоса и топот бегущих ног – будто веселые гоблины, пища и повизгивая от удовольствия, водят шумные хороводы. Огни над дверьми гостеприимно приглашают ряженых, и то заходят, то выходят закутанные в накидки фигуры, таща с собой все распухающие мешки с подношениями. Все вспомнилось Блэйну до мельчайших деталей, будто это было только вчера, когда он, счастливый мальчишка, с криками носился по городу. И как же давно это было на самом деле, подумал он.

Финн открыл рот и снова закрыл его, не произнеся ни звука. – А сейчас я уйду, – сказал ему Блэйн, – и ты, во избежание недоразумений, меня проводишь. Ты обнимешь меня, как вновь обретенного брата. И по дороге будешь говорить со мной, как с наилюбимейшим другом детства, а если это у тебя не получится, я сумею объяснить, во что ты превратился. Финн стоял в нерешительности. – Во что ты превратился, – повторил Блэйн. – И репортеры внизу запишут каждое слово. Этого довода для Финна оказалось достаточно, более чем достаточно. И они вместе прошли по коридору, спустились по лестнице, пересекли фойе, а репортеры ошарашенно глядели на нежно держащих друг друга под руки, оживленно беседующих друзей. Они вышли на улицу, озаренную все еще полыхающей факторией, и двинулись, будто прогуливаясь и обмениваясь пожеланиями напоследок, по тротуару. А затем Блэйн скользнул в переулок и побежал в сторону обрывистого берега реки.

Без малейшей жалости Блэйн вспомнил выражение глаз Финна, когда он обменялся с ним разумом, остекленевший, полный ужаса взгляд, ошеломленный этим непрошеным вторжением, этим сознательным осквернением могущественного жреца и великого пророка, рядящего свою ненависть в тогу религии или того, что Финн пытался выдать за религию. – Что ты сделал! – закричал он тогда, охваченный страхом. – Что ты со мной сделал! Потому что его коснулись и обжигающий холод чужого разума, и его абсолютная бесчеловечность, и ненависть, исходящая от самого Блэйна. – Все! – объявил ему Блэйн. – Отныне ты уже не Финн. И человек ты тоже только отчасти. Теперь ты – частично я, частично – существо, которое я нашел в пяти тысячах световых лет отсюда. И я очень надеюсь, что теперь придет конец тебе и твоим проповедям.

И, не задумываясь, неожиданно для себя, совершенно непредвиденно он сделал то, чего никогда не сделал бы. И уже делая это, он знал, что это делает не он, а тот, другой, спрятавшийся у него в мозгу. Потому что то, что он сделал, никогда не сделал бы ни один человек на свете. Очень спокойно Блэйн произнес: – Меняюсь с тобой разумом.