5. Нужно жить дальше

Правильно Одиссей тогда сказал обо мне «Ной – социальный изгой». Он, как всегда, оказался прав.

Я изгой и я сам себя прогнал.

Мама грозилась снять с петель дверь в мою комнату на третий день «игнорирования». Что такое это «игнорирование»: это период, охватывающий пять дней или две недели, когда мне необходимо побыть наедине с собой. Что это значит? Это значит – никакого взаимодействия с внешним миром. Совсем.

Во время «игнорирования» я мало передвигаюсь и плохо ем, питаюсь ли вообще? Целые сутки я лежу на кровати, под ней, рядом; сижу на стуле, на подоконнике или в шкафу. Я включаю музыку и «ухожу».

Выражение «уходить в себя», это как раз то, что я зову «игнорированием». Главное отличие между этими понятиями заключается в том, что мое – более честное. Мы правда пускаем себе пыль в глаза и убегаем из гнетущей реальности. Когда на душе паршиво, лучшего выхода не найти.

Мое «игнорирование» проходило сумбурно, поскольку я вновь зациклился на нормальности, переживая диссонанс. Оставшись наедине со своими мыслями, ты встречаешься лицом к лицу с тем, от кого старательно прячешься – с самим собой. С настоящим, без брони и разнообразных масок.

«Ну, здравствуй, Ной. Как поживаешь?», – спросил я своё отражение в зеркале.

Оно мне ехидно улыбнулось, и я всё понял.

Первые два дня я много читал. Это была художественная литература, зарубежная, комиксы и даже фанфики по моей любимой киновселенной. За двое суток я прочитал три книги и четыре небольших фанатских историй.

– Ты не собираешься хотя бы поесть? Ной, ты меня слышишь, я знаю.

Моя мама не отчаивалась, потому что сталкивалась с «игнорированием» не в первый и, наверное, не в последний раз. Помню лето, когда она ещё не понимала, что со мной происходит. Она не отходила от моей двери ни на минуту, боясь, что я захочу наложить на себя руки. Огромное заблуждение. Тем летом, в первое мое «игнорирование», я за пару дней исписал все тетради, разрисовывал каждый припрятанный холст и научился играть в шахматы, нарды и домино.

Сейчас я делал почти тоже самое, я решал задачки по школьному учебнику наперёд. Моя кисть двигалась резко и быстро, я писал как заколдованный и владел искусством устного счёта. Нас этому учили с начальных классов.

– Открой на минутку дверь, – Чарли постучался и потом дернул за ручку.

Я раздраженно закатил глаза, желая одного – покоя. Мне необходимо сосредоточиться на процентах…

– Это важно, честно. Я хочу кое-что сказать!

Голос Чарли звучал жалобно и обречённо, это и тронуло мое сердце. Обычный он плюнул бы какую-нибудь шутку про отшельника-психопата и ушёл. Значит, Чарли действительно нуждался в моей помощи.

Я уменьшил колонку с музыкой и, как и есть на кресле с колесиками, подъехал к двери, отперев её. Чарли поднял мокрые от слез щенячьи глазки и, глядя на удивленного меня, внезапно разревелся. Братик поднял тетрадь с домашним заданием, под которым красовалась яркая буква F.

– Она сказала, что я занял место Томми, – громко причитая, мелкими шажками вошёл в комнату Чарли.

Я запер за ним дверь, потёр от усталости переносицу и очень был рад, что родители задержались у своих друзей.

– Что за Томми?

– Тупица класса, он даже читает по слогам!

– Нельзя обзывать людей тупицами. Ясно? – я положил тетрадь на стол, рассматривая каракули Чарли, за которые он получил неудовлетворительную оценку. Судя по исправлениям учителя, Чарли больше баловался, чем выполнял упражнение.

– Но он правда тупица, весь класс так говорит.

– Ты получил двойку и тебя, как ты сам сказал, сравнили с Томми. Теперь ты знаешь, что он чувствует, не так ли? – Чарли надулся и выпятил нижнюю губу, стыдливо хмурясь. – Что такое «Дет»?

– А? – в любопытстве вытянул шею вперёд младший.

Я схватил карандаш и ткнул острым кончиком в зачеркнутую букву «т».

– Правильно будет «дед», с согласным «д» на конце. А это что? Здесь пишется буква «о», а вот тут как раз нужна буква «а».

– Я перепутал…

– Не ври, ты не перепутал, ты просто не знал. Поэтому иди-ка к себе, открой учебник и выполни это упражнение заново. Я проверю, Чарли.

– А ты обещаешь не рассказывать маме с папой про двойку?

Хитрец, своего не упустит. Я посмотрел на него внимательно, и, поймав мой многозначительный взор, Чарли спрятал тетрадь за спиной. Испугался, что я наябедничаю.

– Пожалуйста, – попросил он.

– Если не допустишь ни одной ошибки в задании, я подумаю.

– Серьезно? Спасибо. Ты лучший брат!

– Не подлизывайся, перебор, – вновь добавил громкость музыки я, этим самым поставив точку в нашем разговоре.

Стоило Чарли выйти, я тяжело вздохнул и наполнил легкие тоскливостью. И вновь я чувствовал себя пустым местом. Какой пример я подавал младшему брату своим «игнорированием»? Почему я не мог просто посадить его рядом и помочь исправить ошибки, поддержать или направить советом? Это ведь так просто – только руку протяни, выкажи желание! Но вместо этого, я прогнал его самому решать проблемы.

Музыка, которая минутами ранее восстанавливала душевное равновесие, теперь как будто давила на черепную коробку. Я отключил колонку вовсе и схватился за волосы. Мне больно, но терпимо. Тогда я потянул их сильнее, чувствовал как натягивалась кожа, как резала боль. Мне нелегче.

Я боролся с противоречиями, пытался заставить себя выйти из своей «пещеры» и заняться братом. Раз уж я лишился поддержки в детстве, то мой брат не доложен бороться со страхами, неуверенностями в одиночку, даже если это домашнее задание.

Поэтому я фурией вскочил изо стола с окликом «Чааарли» и хлопнул дверью. Это впервые, когда я вышел из периода «игнорирования» по своей инициативе.

***

Порой мне кажется, что «игнорирование» это не самый худший вариант… Точно не хуже того, что происходит в мире, стоит тебе выйти за пределы своей комнаты.

Заткнуть бы уши и прикрыть глаза, чтобы не видеть того безумия, в котором живет человек. Я не слушаю новости и не углубляюсь в политику, я верю в неизбежное зло и также верю, что виноватым в этом «зле» в конечном итоге станет человек. Люди и есть зло. И мои мысли не были бы столь пессимистичны, если бы не то самое зло в лице Элвиса. Я прозрел раньше, чем вырос, но мне по-прежнему страшно. Я боюсь человеческую природу. Разве я был не слишком мал для всего этого?

– Ты загрузил стол в багажник? – мама обклеила коробки с печеньем скотчем и посмотрела на меня с ожиданием.

Я кивнул ей, подставив липкую из-за джема ладонь под горячую воду. Кран шумел громко и будто, помимо джема, смывал с меня вдобавок навязчивые мысли.

– Мы опаздываем. Наверное, в этом сезоне наша семья единственная, кто приедет к полудню, – она сказала это с разочарованием, потому что не любит опаздывать куда-либо.

С улицы донёсся сигнал машины: папа просил поторапливаться. Я лениво вытер мокрую руку полотенцем и помог маме донести коробки с печеньем, предназначенные для ярмарки, к машине. Чарли легонько пнул меня, пробурчав, что мы слишком долго. Он любит ежегодную ярмарку хотя бы за бесплатный билет на аттракционы и сахарную вату. Его энтузиазм вполне оправдан, ведь детям абсолютно любые события видятся с совершенно иного ракурса. Чарли знал, что едет веселиться с друзьями, я же знал, что еду целый день торчать под солнцем и торговать печеньем.

Мама не ошибалась – мы правда прибыли на площадь последними и от того нам досталось не самое удобное место для продажи. Папа установил над нами огромные пляжные зонты, мама разложила ароматные печенья с шоколадной крошкой и выставила цену. Я держал банку, на которой начеркано «сто долларов». Это была наша цель – собрать средства для пожертвования.

– Людей гораздо больше, чем в прошлом году, согласись, Флора? – папа надел солнцезащитные очки и принял стойку охранника, только без формы и рации, которые бы дополнили образ.

– Ты лучше посмотри на чужую кассу! Почти полные! А у нас ни цента.

– Проблема, что ли? – ухмыльнулся папа, вынув из кармана куртки бумажник. Он достал две купюры и бросил в нашу банку.

– Ты серьезно? – возмущённо протянула мама, не приветствуя баловства, однако мы с папой только посмеялись и не стали доставать деньги обратно.

Первый час растянулся в целую вечность. Я, как запрограммированный робот, принимал купюры и бросал их в банку. Принимал, бросал, принимал, бросал, принимал, бросал. Аж голова кругом! Это настолько скучно, что наблюдение за гонкой между улитками – настоящий тест драйв! Казалось бы, ещё чуть-чуть, и я точно усну, но на горизонте, в виде нависшей надо мной тени, появилась она.

– Не зря я три раза обошла всю площадь. Ты всё-таки здесь.

Голос знакомый до мурашек по всему телу. Я вопросительно нахмурился. Стелла не улыбалась, её лицо гладкое и расслабленное, веки полуприкрытые, словно она на грани обморока. Она одета в джинсовый брючной комбинезон и в длинный красный пуховик, который, я не сомневаюсь, на любой другой девчонке выглядел бы смешно, но Стелле он подходил.

– То есть, ты меня искала? – очнулся я, поднявшись со стула, чтобы поздороваться.

Родители заняты клиентами, этим я и воспользовался, выйдя за стойку.

– Ну мне же нужно сообщить тебе, что по сбору средств я тебя опережаю. Нашим домашним мёдом завтракает каждый житель этого занудного городка.

– Откуда такое пылкое желание меня во всем обойти? – посмеялся я.

На солнце волосы Стеллы отливали жидким золотом. Она всерьёз задумалась, спрятав руки в кармане куртки.

– Даже не знаю. Пейдж много болтала о тебе и твоих заслугах. Я не поверила, что мальчик может быть таким…

– Таким? – изогнул одну бровь я, принимая очередные деньги за печенья и уже автоматически бросая в отверстие банки. Кажется, если мне завяжут глаза, я все равно не промахнусь.

– Многогранным. Я была уверена, что все парни помешанные на сексе самоуверенные животные.

Она вдруг перестала паясничать, видимо, заметив мою гримасу. Такое чувство, будто я проглотил лимон: кисло, губы сводит, а внутри разъедаются стенки желудка. Может, я правда проглотил лимон? Ящик лимонов. Мне не хорошо.

– Прости, если тебя обидела, – испугалась моей реакции Стелла, но дело не в обиде.

Меня подкосило упоминание о половом акте и животных. Эти два слова действуют как триггеры, я и автоматически предстаю перед Элвисом со спущенными штанами.