Глава четвертая

Питер

Попросив жену написать, где она будет и с кем, я обрек себя на особо изощренный вид пытки. Конечно, я не ожидал, что она запечатает бумажку в конверт, хотя, пожалуй, следовало. Эйнсли не упрекнешь в небрежности. И все же такого я почему-то не предвидел.

Вечер тянулся как резина, и чем дальше, чем чаще я поглядывал на холодильник, вплоть до того, что Мейзи и Райли стали спрашивать, не случилось ли чего, и даже Дилан, кажется, заподозрил неладное. Несмотря на расстроенные чувства, мне удалось наскоро сообразить ужин и рассеянно поддерживать разговор за столом, но когда дети поели и разошлись по своим комнатам, стало понятно, что впереди долгий беспокойный вечер.

Я еще раз взглянул на дверь в кухню. Во рту было сухо. Примерно через час после выхода Эйнсли прислала мне эсэмэску, что добралась благополучно и что все хорошо. Вроде он нормальный. Больше она ничего не сообщила. Я почувствовал себя подружкой, которой пишут, пока парень отошел в туалет.

Невозможно было не терзаться догадками о том, какого мужчину выбрала для свидания моя жена. Похожего на меня? Или полную противоположность? Может, посимпатичнее? С волосами погуще? С более спортивной фигурой? Не отрицаю, за последние годы я изрядно себя запустил. Когда-то часами потел в спортзале, но теперь даже не помню, когда последний раз туда заходил. Слишком мало времени, обычное дело. Работа, дом, дети – на себя просто уже не остается сил. Не в этой жизни. Когда строишь с нуля архитектурную фирму и одновременно растишь троих детей, все остальное отходит на задний план. В том числе и отношения с женой.

Когда-то мы были счастливой парой. Я прекрасно помню то время. Мы не разлучались ни на минуту, нам было достаточно просто находиться рядом. Эйнсли и я могли часами сидеть на диване, держась за руки. Целыми днями бродили по театрам и ресторанам – просто потому, что была уйма свободного времени. И по многу часов валялись в постели, потные, ненасытные, и взаимное желание никогда не ослабевало. Куда подевались те двое? Как мы могли их упустить?

В сложившейся ситуации я чувствовал себя эгоистичным идиотом. Да, конечно, в новой реальности была определенная острота, однако эту остроту с лихвой перекрывал стыд. Стыд за то, что я допустил такое. За то, что моя жена ищет счастья в объятиях другого. Стыд перед детьми, которые понятия не имеют о том, что мы задумали и почему.

Все очень просто: мне невероятно повезло заполучить Эйнсли, а теперь я боялся, что позволил себе забыть об этом и уже не смогу ее вернуть. Что, возможно, она потеряна для меня навсегда. Задумавшись об этом, я кое-что решил для себя: когда она вернется домой, скажу ей, что наше соглашение было ошибкой, что я хочу отменить его. Мне не терпелось вернуть все назад, снова стать теми, кем мы были до этого. Неважно, что произойдет там, на свидании; я просто не хочу, чтобы это продолжалось. Одна мысль о том, что другой мужчина будет смотреть на Эйнсли, касаться, пробовать на вкус… Этого достаточно, чтобы сойти с ума.

Я быстро убрал со стола после ужина, избегая смотреть на настенные часы, злой и расстроенный. Покончив с уборкой, полез в социальные сети и принялся бездумно прокручивать новостные ленты. Но было не до новостей: тревога не давала мне сосредоточиться.

Открыв профиль Эйнсли, я начал листать альбомы с фотографиями. Столько памятных моментов! Я смотрел на снимки, и глаза наполнялись слезами. Жена фиксировала абсолютно всё: походы с детьми в зоопарк, первый день школьных занятий, рождественские праздники, дни рождения, футбольные турниры Райли, уроки игры на гитаре Дилана, танцы Мейзи. Были и фото первых дней и недель после рождения каждого из них, моменты тихой радости и восхищения новой жизнью, которую мы принесли в мир. Еще раньше нашлось несколько наших свадебных фотографий. Какие мы были счастливые тогда! Вот бы пережить это снова. Как лучились мне навстречу ее глаза… Когда она последний раз смотрела на меня вот так? Даже не вспомнить – и от этого еще больнее.

Мне надо было стараться, прилагать усилия, бороться за нее.

Разглядывая снимки и зная, что вот сейчас моя жена сидит за столиком с другим мужчиной в полумраке ресторана – или, боже упаси, все пошло дальше и они переместились в более укромное местечко, – я понял, что сам отказался от нее. Пусть неосознанно, но тем не менее в какой-то момент так и произошло. Почему я не прилагал особых усилий, чтобы организовать те романтические вечера, как она хотела? Почему не был более открытым и честным на сеансах семейной психотерапии? Почему отменил больше сеансов, чем посетил?

Она так упорно боролась за нас, за наш брак, предлагала то одно, то другое, а я спускал все на тормозах, даже пальцем не пошевелил. Неужели теперь уже поздно?

Боже, как я злился на себя. Разве можно быть таким идиотом?

Я схватил телефон. Надо остановить Эйнсли, пока все не зашло слишком далеко. Еще есть время. Я набрал ее номер и стал слушать гудки.

Пожалуйста, ответь. Пожалуйста, ответь. Пожалуйста, ответь.

После трех гудков включилась голосовая почта: жена сбросила звонок. Во мне нарастала паника, превращаясь из узелка в животе в пузырь, мучительно распирающий грудь. Я оглянулся на дверь в кухню. Он там – мой шанс все исправить. Шанс побороться за Эйнсли, прежде чем мы переступим границу. Прежде чем она переспит с другим. Разозлится ли она на меня за то, что я нарушил правила? Наверняка. Но мне было уже все равно. Я не хотел, чтобы она была с чужим мужчиной. Не хотел, чтобы ему представилась возможность сделать ее счастливой.

Я подошел к холодильнику и достал лежащий сверху конверт. Бумага посерела от пыли, и я подумал, что надо будет протереть там, после того как все останется позади.

Не раздумывая, чтобы не поддаться сомнениям, я разорвал конверт, даже не пытаясь сделать это незаметно, вытащил записку и развернул ее. Написанные женой слова просвечивали с обратной стороны листка.

Я перевернул записку и прочел, не веря своим глазам.

Не может быть.

Перечитал написанное еще раз, качая головой.

Прости, милый.

Правила есть правила.

Я еще раз перевернул записку в надежде обнаружить что-то еще. Этого следовало ожидать: Эйнсли знала, что я все равно подсмотрю. Я застонал и ударил кулаком по столешнице, смяв клочок бумаги в руке. Что я наделал?

* * *

Она заявилась домой во втором часу ночи. Когда открылась дверь, я спал на кушетке. Привстав, я оглядел жену с ног до головы, пронзенный насквозь ледяным ужасом. Помада с губ исчезла, но ведь она пила и ела. Волосы выглядели точно так же, как перед уходом, платье не помято, не сбилось.

Я с облегчением выдохнул, благодаря небеса за то, что она в целости, что вернулась ко мне. Но не мог избавиться от снедавшего меня любопытства.

Когда я сел на кушетке, жена улыбнулась мне, слегка наклонив голову. У меня накопилось столько всего, что я хотел сказать, но слова никак не приходили. Просто невозможно было заставить себя выдать заранее заготовленную речь, когда Эйнсли стояла передо мной такая невероятно счастливая.

– Как тут дела? – спросила она, не приближаясь ко мне.

– Без приключений, – промямлил я. Меня колотило. Слишком многое я пытался скрыть: злость из-за записки, ненависть к самому себе за то, что позволил Эйнсли уйти, облегчение оттого, что она вернулась, мысли о том, чем она занималась. В уме крутились бесчисленные вопросы, и каждый нетерпеливо требовал ответа.

– Дети спят?

Я кивнул, плотно сжав губы, физически удерживая в себе готовые вырваться наружу слова.

– Ну что ж… Я тогда в душ. – На губах у жены снова замерцала лукавая полуулыбка, и я едва не захлебнулся желчью. Что она собирается смыть? Или, точнее, кого. В этот момент я понял, что она с ним переспала. Что это произошло и Эйнсли совершила самое ужасное предательство.

Да, я знал, что это не предательство, ведь обо всем договорились. Но от этого было ничуть не легче. Разрешение разбить мне сердце никак не унимало мою боль. Вряд ли я смог бы выдавить из себя ответ, хотя Эйнсли уже ушла. Ее шаги раздавались в коридоре, и я слышал, как она мурлычет какую-то мелодию.

Я двинулся за ней, сам толком не зная, что собираюсь сделать дальше. Но когда я подошел к двери, запал выдохся. О чем тут еще говорить. Вместо этого я поднялся в нашу спальню и забрался в постель. Тут подступили слезы, и я не мешал им катиться из глаз, а потом услышал, как Эйнсли открывает дверь спальни.

Она пришла прямо из ванной, завернутая в полотенце, и оделась, не зажигая света, как будто на теле у нее остались следы преступления. Может, так оно и было. Я крепко зажмурился, чтобы ничего не видеть. Возможно, жена решила, что я уже сплю, и я не стал ее разубеждать.

Эйнсли даже не посмотрела на холодильник – ни когда вошла в дом, ни потом, прежде чем забраться ко мне в постель и улечься всего в нескольких дюймах. Думаю, ей и не нужно было смотреть: она слишком хорошо меня знала. Эйнсли всегда говорила, что знает меня лучше, чем я сам. А значит, она заранее знала, что я открою конверт, и как раз поэтому оставила такую записку.

Создавалось впечатление, что жена знает каждое мое движение наперед, я же не мог угадать ни одного из ее ходов.

Мне и в голову не приходило, что она действительно на это пойдет. Такова была горькая правда. Мне казалось, что Эйнсли передумает. Что она слишком сильно меня любит.

Но я ошибался.

Она сделала это, переспала с другим.

И теперь все изменилось.

Глава пятая

Эйнсли

Я практически всю ночь не спала, вертелась, металась, просыпалась снова и снова, устраивалась поудобнее, а когда проснулась окончательно спустя несколько часов, мы с Питером не стали говорить о том, что случилось вчера.

Он не задавал никаких вопросов, хотя я видела, что ему хочется. Несколько раз муж останавливался посреди спальни, пока мы оба собирались на работу, и впивался в меня взглядом, слегка приоткрыв рот, словно выманивая вопрос наружу откуда-то изнутри.

Однако каждый раз отходил, так и не сказав ни слова. Он не попытался узнать, чем я занималась и как все прошло, хотя все эти вопросы были написаны у него на лице. Вопросы, мучительное желание выяснить все. И в этом было нечто возбуждающее. Мы с Питером столько лет жили вместе, что иногда казалось, будто у нас больше нет друг от друга секретов. До этого самого момента.

А теперь мы оба знали, что у нас снова есть секреты и что это только начало. Я улыбнулась и провела по губам бордовой помадой. Муж опять смотрел на меня, но я сделала вид, будто не замечаю. На самом деле ничего особенно пикантного вчера не произошло, что бы Питер там себе ни воображал. Возможно, поэтому соглашение и сработает – если, конечно, сработает. Потому что в ближайшие несколько дней, а то и недель он будет думать только об одном: что я была с другим мужчиной. Что кто-то другой занял его место, кто-то другой, а не он любит меня. Как знать – может, ревность даст ему стимул поработать над собой.

– Мне сегодня надо на работу пораньше, – нарушил молчание муж. Это были первые слова, прозвучавшие в нашей спальне после звонка будильника в пять утра. – Сможешь отвезти детей в школу?

– Угу, – ответила я, но не кивнула, продолжая красить губы и стараясь не смазать помаду.

Питер шагнул ко мне, и я опустила помаду, закрыла ее и встретила его взгляд в зеркале. К моему удивлению, он положил руку мне на плечо, наклонился и прижался губами к виску.

– Хорошего дня, – прошептал он и выпрямился.

– И тебе, – ответила я, разворачиваясь к нему. – До вечера.

Он кивнул и, не оборачиваясь, пошел к двери. Через секунду муж исчез, и я осталась наедине со своими мыслями, которые безуспешно пыталась отогнать от себя.

Свидание со Стефаном прошло прекрасно. Он заплатил за ужин и напитки, был вежлив и тактичен. Расспрашивал меня о моей работе и рассказывал о своей. Мы поговорили о том, как трудно начать с кем-то встречаться после длительных отношений, а свою покойную жену он упомянул лишь однажды. Когда мы шли к моей машине, Стефан взял меня за руку. Все было просто замечательно.

Но я не поехала к нему. Он не приглашал, но я знала, что не отказался бы, стоило мне намекнуть. Я видела, как его взгляд невзначай скользит по моей фигуре и вырезу платья. Не поймите неправильно, никакого свинства в этом не было. Однако у Стефана очень давно не было женщины, и это бросалось в глаза.

Почему же тогда я не поехала к нему? Он был привлекателен, мил и явно не прочь продолжить. Все дело в том, что я никак не могла избавиться от чувства вины. Не перед Питером – мы оба дали согласие, и уж он-то не будет терзаться виной, когда придет его очередь. Нет, я чувствовала себя виноватой перед Стефаном. Я знала, что это только на одну ночь, и не собиралась встречаться с ним снова. Наше свидание ничего для меня не значило. Просто удовлетворить желание.

Может быть, я ошиблась и он тоже только этого и хотел, но по его расспросам и рассказам о себе у меня сложилось впечатление, что он действительно хотел узнать меня поближе. Он несколько раз повторил, что я первая, с кем он пошел на свидание за долгое время, всего один раз добавив «после смерти жены». Я чувствовала, что для Стефана все серьезно. А я вроде как заманивала его в свои сети. Мне не хотелось стать первой женщиной, с которой он переспит после потери жены и которая разобьет ему сердце, исчезнув навсегда. Это было бы бессердечно. Смысл мероприятия заключался в том, чтобы наладить наши с Питером отношения, и я чувствовала себя скверно оттого, что Стефан оказался невольной жертвой.

Закончив с макияжем, я сбрызнула прическу лаком, еще несколько раз провела щипцами по волосам и надела черные брюки и блузку, довершив наряд жемчужным ожерельем. Потом влезла в свои любимые открытые туфли на каблуке и направилась к двери. Дети уже шумели по всему дому, и передо мной возник Дилан в одних трусах.

– Ты не видела мою зеленую толстовку?

– «Доброе утро, мамочка, как спалось?» – произнесла я с сарказмом.

– Я серьезно! – огрызнулся сын. Кажется, он окончательно разучился говорить без раздражения. – Нигде не могу ее найти. Райли вечно берет мои вещи!

– Ничего я не беру! – Возражение раздалось из-за закрытой двери в спальню слева. Райли распахнул дверь, уже полностью одетый, с недоеденным печеньем в руке. – Мам, я и не прикасался к его барахлу!

– Когда ты последний раз ее надевал? – спросила я Дилана.

– В пятницу, в школу, но я точно помню, что принес ее домой, чтобы постирать, а теперь она пропала.

– А ты в сушилке смотрел – может, она там?

– Нет ее в сушилке, я проверил! – проворчал он, бросая злобный взгляд на брата. – Райли постоянно заходит ко мне в комнату и берет вещи без спроса. Это моя любимая толстовка. Надо ее найти.

– Да не трогал я твою…

– Ладно, мальчики, – прервала я готовую начаться перепалку. – Уже нет времени. Извини, Дилан, но сегодня придется надеть что-нибудь другое. Я найду твою толстовку сегодня вечером, хорошо? Нам пора идти, а то опоздаем.

– Ой, мам, я не могу без нее идти в школу!

– Что ж, тебе же хуже, потому что придется, – отрезала я и пошла по коридору, не дожидаясь продолжения спора. – Поторопись. Через десять минут выезжаем.

Мальчики застонали, но разошлись по своим комнатам, а в коридор вышла Мейзи, уже одетая и готовая к школе, держа в руках три учебника и две библиотечные книги.

– Доброе утро.

– Утро доброе, зайка. Как вчера прошел видеочат? Закончили свой проект?

Она кивнула.

– Да, все сделали. А как твой корпоратив?

– Нормально, – ответила я коротко. – Ты завтракала?

– Овсянки поела. А где папа?

– А, ему сегодня надо было на работу пораньше.

Дочка задумчиво нахмурилась, и у меня мелькнула мысль: а вдруг дети почувствовали неладное? Может, они заметили, что мы с Питером избегаем друг друга? Может, мы негодные актеры и нам не удастся создать видимость того, что все идет как раньше? Сегодня вечером надо рассеять их подозрения, собраться всей семьей.

– Тебе что-то от него нужно?

– А? Да нет, ничего. Просто не видела его сегодня утром.

– Он хотел попрощаться, но, похоже, мы все сегодня опаздываем.