Для большинства людей, с которыми мне приходилось иметь дело, у них есть какая-то идея противопоставления своего благополучия со своим неблагополучием. То есть если я себя чувствую несчастным, то это автоматически означает, что я не могу себя чувствовать счастливым. И это на мой взгляд большая проблема, которая никак не связана с практическим опытом. Вы наверняка знаете ситуации, или сами в таких были, когда в очень тяжелых жизненных обстоятельствах, в очень тяжелой обстановке вы тем не менее находили возможность получить удовольствие, рассмеяться, улыбнуться, почувствовать себя хорошо. Это ка раз в пользу той идеи, которую закладывает Калхун о том, что в общем если говорить о посттравматическом росте, это как раз способность не взаимоисключать два состояния, счастье и несчастность. Вы можете быть несчастным и счастливым одновременно, вопрос в том, куда вы вкладываете усилия. На что вы обещаете внимание и каков ваш фрейм. Как кто-то говорил здесь про индюшку, она спокойно может наслаждаться текущим моментом, даже зная, что её жизнь конечна. Еще более экзистенциальный контекст – мы здесь все смертны, мы можем, конечно, сейчас впасть в депрессию по этому поводу от того, что пройдет 50 лет, и никого из этого зала никого уже не будет в живых
Елена Горбач: По сути антихрупкость – это амбивалентность?
Кирилл Кошкин: Антихрупкость амбивалентна. Хорошая идея. Она связана с небрежностью. Возможно. Давайте думать об этом.
То есть речь идет о том, что я оказался в трудных обстоятельствах, я оказался под стрессовой нагрузкой, могу ли я в этих обстоятельствах двигаться в сторону благополучия или нет? Вот это и является по сути копинг-стратегией, это является точкой приложения усилий по совладанию со стрессом. Во всяком случае, они предполагают, что именно эта возможность, именно эта способность является источником роста.
Это что касается посттравматического роста. Эта идея понятна, или вы возражаете?
Зал: Понятна
Кирилл Кошкин: Ок. И наконец, одна из главных историй, это история про выученную беспомощность. Напомню, о чём идет речь. 1964—1967 годы, работы Мартина Селигмана с собачками. В чём она заключалась? В том, что было две группы собачек, одну группу запирали, другую тоже запирали, у одной была такая штучка для носа, а у другой не было, но обе группы собак били током. У тех, которые были штучки для носа, они могли нажать на неё, и остановить экзекуцию, а у других этой штучки не было. Какую-то часть опытов провели, оказалось, что в конечном итоге собачки из второй группы, где они не контролировали ситуацию, у них не было возможности прекратить это тяжелое испытание, они в итоге ложились на дно клетки и скулили, выли, выжидая этого бесчеловечного вполне себе удара током. Что произошло дальше? Открыли клетки. Обе группы собак могли в случае экзекуции покинуть клетку. У тех, у кого была возможность контролировать ситуацию, они выбрались, а те, у кого не было такой возможности, ложились и скулили, хотя перед ними были открыты клетки, для них уже ситуация сложилась. Другой пример – человеческий. Сейчас уже вспомню, но суть заключалась в эксперимента на доме престарелых. Арден Хаус, 2 и 4 этаж, на 2 этаже старикам говорят о том, что вы можете выбрать себе обстановку в своей комнате, украсить её домашними цветами, только единственное что вам придётся их поливать. ухаживать за всем этим, самим прибираться, и обо всём этом придётся самостоятельно беспокоится. На 4 этаже сказали, что ребята, вы можете выбрать всё что угодно, к вам будут приходить медсестры, поливать вам цветочки, приглядывать за вашими питомцами, убираться у вас. Что из этого получилось? Из этого статистически значимо получилось, что те люди, которые контролировали то что происходит, то что было в их власти, у них совершенно другой был фон и настроения, и возможностей, и когнитивно-интеллектуальной сферы, в отличие от других. Боле того, в какой-то отсроченной перспективе, 2—3 месяца, эта пропорция сохранялась. То есть речь идет о такой важной вещи, которая касается антихрупкости, и вот тут нам придётся задуматься уже обратиться к вашем опыту непосредственно на мастер-классах. Ведь Талеб говорит о ситуациях неопределенности, то есть когда мы оказываясь в каких-то тяжелых обстоятельствах не имеем возможности правильно подумать, потому что мы не знаем, как себя вести, мы не знаем, как это прекратить. Но тем не менее именно возможность совладать с этими ситуациями, в которых мы не знаем как себя вести, и как нам правильно поступить, именно она и называется антихрупкостью. Тогда возникает вопрос, что с одной стороны конечно источник благополучия лежит в сфере контроля над тем, что происходит вокруг нас, а с другой стороны новые приобретения, выход за привычные рамки лежит в возможности переносить неопределённость и незнание того, как ситуацию контролировать.
Участница: Так во втором случае, получается, что животные и растения непредсказуемы в своём развитии. Там как бы не совсем эта ситуация контролируемая, там есть и то и другое, что вы говорите.
Кирилл Кошкин: Ну, вот хорошее замечание, опять же. Если вы понаблюдаете и разовьете эту мысль в какой-то вывод, основанный на том практическом опыте, которым мы здесь будем приобретать, то будет вообще отлично. Для того чтобы нам еще раз эту идею услышат в более развернутом варианте.
И тогда у нас что получается? Всё у нас получается.
Анна Деянова: Про контроль ты говорил.
Кирилл Кошкин: Я говорил о том, что возможность контролировать ситуацию является источником благополучия, но тогда есть противоречие с тем, что утверждает Нассим Талеб. Как тогда приобретать антихрупкость, если антихрупкость – это результат процесса совладания со сложными обстоятельствами в ситуации максимальной неопределенности? Я не знаю, чем дело закончиться. То же качается посттравматического роста, потому что оба эти парня утверждают, что посттравматический рост не может быть целью, то есть я не могу решить себе: «А! у меня травма! Теперь я буду посттравматически расти!» Скорее я просто пытаюсь с ситуацией, а полезный выхлоп посттравматический в большинстве случаев получается абсолютно случайным и неожиданным для большинства людей, которые справляются с ситуацией. И это тоже интересная вещь. То есть насколько мы можем иметь намерения относительно антихрупкости? И не являются ли собственно намерение само по себе хрупким событием?
Анна Деянова: почему?
Кирилл Кошкин: Потому что я же нахожусь в рамках своих фреймов, в рамках своей ситуации, а для того чтобы мне совладать, мне надо из этого фрейма выйти, мне нужно по-другому каким-то образом пересобрать для себя ситуацию, чтобы у меня появились возможности. Насколько это доступно? Вот это вопрос большой.
И конечно, важная вещь. Теперь смотрите, что касается окружения и тех вопросов и сомнений, которые возникают из теории, которые являются по сути предшествующими теории антихрупкости, мы с вами обсудили. Но есть еще одна вещь, она касается двух концепций, которые в этой теме уместно прозвучат. Первое – понятие эмерджентности. Эмерджентность – это свойство целой системы, которое не вытекает из тех элементов, которые составляют эту систему. Простые аналогии. У вас есть булыжник, н обладает какими-то качествами. Если вы приобретаете второй булыжник, у вас появляется система булыжников, тогда вы можете ими постучать, один об другой разбить. Вот появление этих новых свойств никак не связано, не принадлежит никому из этих булыжников, а вытекает из того, что их два, и благодаря этому они образуют некую новую эмерджентную систему, которая не принадлежит никому из её участников. Или химическая аналогия: вы имеете два атома водорода, у него есть определенные химические свойства, и один атом кислорода, у него есть определенные химические свойства, но когда они соединяются, у вас появляется вода, и у неё такое количество функций, возможностей и свойств, которые не принадлежат ни водороду, ни кислороду.
Анна Деянова: Музыка. Семь нот, а мелодий…
Кирилл Кошкин: Музыка, да, такая полифония. Тоже, по сути, является эмерджентным свойством. И просто уже биологическая тория: мужская и женская половые клетки встречаются, и из них образуется новая жизнь, которая н6е может образоваться из каждой из них по отдельности. То же самое касается и живых систем, в том числе и семьи. Семья является, по идее, в идеале, эмерджентной системой, в результате которой каждый из её участников получает какие-то новые возможности, которых у них нет в отдельности. Или там более древние структуры типа родни или племени, они связаны с тем, что невозможно одновременно и за детьми приглядеть, и с другим племенем повоевать, и добычу себе добыть. Кто-то должен какие-то функции на себя брать, но в целом племя собирается в некую структурно-функциональную единицу, каждый из членов которой приобретает совершено новые возможности, которых у него нет в индивидуальном ключе. Поэтому тогда почему это важно в теме антихрупкости упомянуть, эмерджентность? А если я сам по себе совладать с ситуацией травматической не могу, если я создаю себе системы, например, система «терапевт-клиент», или с кем-то еще, в которой у меня появляются новые возможности, является ли это антихрупкостью, если я с ситуацией справляюсь? Касается ли эмерджентность антихрупкости, и в каком ключе? Как они между собой связаны. Это вопрос, который меня интересует, у меня нет ответа, если я вижу, я с удовольствием этим поделюсь.
И наконец, последняя штука, которая мне кажется чрезвычайно важной. Знаете, есть такие отличные установки: всё что н делается – всё к лучшему. Забывается вторая часть, что лучше не будет, но тем не мене. Есть идея о том, что смотреть на свою жизнь как на череду событий, в результате которых я приобретаю какие-то новые опыты, новые знания. Я становлюсь лучше, и всё это было не случайно, и всё это так вовремя мне попалось, и два молекулярных генетика, одного из которых зовут Гульд, это один из самых цитируемых авторов, насколько я помню, у него 1600 индекс, но вопрос в другом. Что они придумали? Они придумали очень простую вещь, работа их называется… что-то там с арками святого собора какого-то… ну неважно. Что такое антревольт в принципе? сейчас вы поймете идею. В архитектуре антревольтом называется этот треугольный промежуток между арками. Как бы вы их не ставили между собой, эти арки, у вас всегда этот треугольник останется, как бы вы из не планировали, у вас всегда этот треугольник будет. Конечно, в архитектуре очень по-разному решают: украшают ангелочками или еще как-то, но тем не менее, как бы вы не изгалялись, этот треугольник останется.
Алексей Кликушин: даже если нет опоры
Кирилл Кошкин: даже если нет опоры. Если у вас есть задача свести арки, то антревольт всегда будет на месте. И это абсолютно бесполезная вещь, она возникает не потому что вы так запланировали, и не потому что вам хотелось бы иметь этот антревольт, другое дело, вы можете его обыграть или как-то справиться, но он бесполезен, в нём нет никакого смысла, потому что это вытекает из того, что арки не могут быть другими. И тогда Гульд со своим приятелем что говорят? Что это вы так думаете, что генетика и эволюция идет только в направлении пользы и адаптации – чёрта с два! У нас полно в эволюции антревольтов, то есть абсолютно бесполезных вещей, которые не связаны ни с какой адаптацией. Например, подбородок
Мария Дикова: Второй?
Кирилл Кошкин: Да
(смех в зале)
Кирилл Кошкин: Это же чистый антревольт! Или, они говорят, цвет крови. Почему он красный? Это что, такие особенности дизайна, что ли? Какой в этом смысл, почему она должна быть красной?
Алексей Кликушин: Опасность
Елена Горбач: Потому что красные кровяные тельца
Ольга Савельева: А почему они красные?
Кирилл Кошкин: А почему они красные? Тут скорее, чтобы была понятна идея. В нашей эволюции даже в индивидуальном развитии могут быть эти самые антревольты, то есть некие события для нас не заканчиваются ничем
Алексей Кликушин: Ну дело в том, что на самом деле это невежество – говорить, что антревольт бесполезен. Он разносит тяготу двух арок. То есть опора. Две арки опираются друг на друга, и тем самым разгружаются
Кирилл Кошкин: арки опираются на опоры
Мария Дикова: они опираются стенками
Алексей Кликушин: стенками, они малые, и опираются друг на друга
Кирилл Кошкин: Да нет, они просто стоят по отдельности
Алексей Кликушин: и именно поэтому можно опору убирать
Кирилл Кошкин: Нет. Вот она здесь упирается, и здесь упирается
Алексей Кликушин: но опору можно убирать
Кирилл Кошкин: Можно, но в принципе невозможно это сделать, если я уберу её, тогда получиться следующая арка с этими опорами
Алексей Кликушин: Так нельзя, тогда высота арочного проёма будет выше
Кирилл Кошкин: Конечно, я и говорю о том, что эта часть не убирается. Я могу дать ссылку на работы, где это обсчитано, почему эта вещь бесполезная, бессмысленная. Но нам чёрт с ним по поводу архитектуры, это в конце концов неважно, нам просто с точки зрения антихрупкости понять, что некоторые друзья, ваши травматические обстоятельства тяжелые – они вас ничему не научат. Они бессмысленны и бесполезны, и это тоже нельзя упускать из виду. В этом смысле можно рассказать себе прекрасную историю о том, что это было не напрасно, но так ли это на самом деле – это место, где можно задуматься, научила нас чему-то какая-то травма или нет – это место, где нужно задуматься. Может быть из этого что-то получилось, а может быть нет. И это то, с чем я вам предлагаю войти в нашу конференцию и ответить себе на вопросы: что такое антихрупкость? как вы можете ею воспользоваться? Возможно, со всем тем объемом критических замечаний, осмыслений, собственных мнений, с тем чтоб мы в конце могли обсудить, поделиться этим друг с другом и уйти обогащенными. Спасибо больше за внимание.
(аплодисменты)
О проекте
О подписке