Цитаты из книги «Бессмертный»

Лучше уж когда внутри тебя лен, органди и шелк, если хочешь знать мое мнение. Шелк не влюбляется, лен не скорбит.

Двум мужьям принесла я смерть с женским лицом

Так долго я пролежал на веревках, которые держали Кощея, и хотел, чтобы они держали меня, потому что это значило бы, что ты хотела меня настолько, чтобы держать в секрете, как хотела его и хранила его.

– Машенька, его смерть была спрятана в глубинах Яичка, и ты была дорожкой, что вела к ней, как жизнь ведет к смерти – всегда. Здесь он мог быть твоим, мог быть целым, одновременно и Кощеем, и Иваном, чертом и человеком, могущественным и бессильным, темным и золотым. Ты могла быть девушкой, какой могла бы стать, если бы не увидела птиц. Если бы у тебя не отняли галстук. И если бы он не хотел умирать, все что ему надо было сделать – никогда не прикасаться к тебе, никогда не заводить с тобой ребенка, которого у него не могло быть в настоящем мире, потому что он – Царь Жизни, а смерть всегда выглядит как ребенок – конец и единственная цель животного тела. И конечно, все кончилось так, как всегда кончается. Такова жизнь.

Проблема с пророчеством в том, что оно живое. Как медвежонок. Оно может рассердиться, расстроиться, проголодаться. Оно может лизать, и кусать, и царапаться, может быть милым, может быть злобным. Нельзя пророчить. Можно только гнаться за пророчеством.

– Костя, почему ты такой грустный? – спрашивает Марья, она озадачена, но не огорчена. То, что дочка выросла так быстро – это странно и немного трагично, но все же не страннее, чем жар-птица. – Помоги мне назвать нашу девочку! Кощей долго смотрит на дитя. Девочка делает второй вдох, глазами. Совсем беззвучно. – У нее уже есть имя, волчица, любовь моя, мой страшный зверь. Она – моя Смерть. И я смиренно люблю ее, как положено отцу. Смерть, их дочь, которая никогда не научится говорить, которой никогда не нужно будет говорить, протягивает кровавые руки с потеками белого и серебряного.

Старуха Звонок умерла, потому что умер дом. Вот что значит замужество.

После яблока, когда они наконец оставляли ее одну, Марья спускалась в подвал. Мой Папа тоже отощал, но, конечно, он один из всех нас не мог умереть от голода. Он глядел на нее, и, о, если бы дом хоть раз на меня так посмотрел, даже привязанный к стене, словно птичья тушка, я бы после этого до конца моих дней не заговорила бы с человеком. Марья начинала шмыгать носом и трястись, лицо ее рассыпалось на части. Плечи никли, как когда она была маленькой, а мать не скупилась на наказания. Она плакала, но не глазами, а голодными костями. Папа Кощей закрывал глаза. На шее его открывалась рана, как след от поцелуя. Краснее красной. Без всякого ножа, не подумайте. Из раны начинала капать кровь, и там, в подвале, где я пряталась под лестницей, Марья Моревна припадала ртом к Кощею и сосала, как младенец, размазывая кровь по всему лицу. Она продолжала сосать, не переставая содрогаться от сухих рыданий.

Мне кажется, что я смогу приготовить что-то вроде бисквита из краски и использовать скипидар для жарки, сказала мне Марья и поскребла краску на стене ногтями. Я сплюнула, чтобы показать ей, что я об этом думаю. Когда ты настолько голоден, ты даже не можешь вспомнить, кем ты был, прошептала она, кем бы ты мог быть, если бы не голод.

Я вижу его. Но я сам себя связал. Я использовал ее как цепь. Я не могу себя развязать. Не могу использовать ее как ключ. Да что ж ты за ледащий муж такой, дурья твоя башка! Звонок училась дерзости у водонагревателя, хотя нахальность не всегда сходит ей с рук. Я больше не Кощей Бессмертный. Я сплюнула, чтобы показать ему, что я об этом думаю. После любви все уже не те, кем были до.