Бенедикт ненадолго задумался. Нет, Женевьева, вне всякого сомнения, леди до кончиков ногтей. В чем-то гораздо благороднее дам его круга. Просто очень наивна и не всегда понимает, что уместно, а что нет. Она ранима и беспомощна как маленький ребенок. Кто угодно может обидеть ее. По мнению Бенедикта, это куда лучше лицемерия остальных дам, вполне искушенных в любви и отношениях с мужчинами. Всякий раз в разговоре с ними он заранее знал, что они скажут. Женевьева же, напротив, каждый раз поражала его каким-нибудь странным и по-детски наивным высказыванием.

– Нет, вы настоящая леди, – проговорил он наконец. – Просто ваше мироощущение очень сильно отличается от мироощущения женщин моего круга. Вы очень простодушны и неопытны. Только и всего.

– Это хорошо или плохо? – Женевьева взглянула на него с подозрением. Ей казалось, что Бенедикт решил посмеяться над ней. Если так, наверное, не стоит идти с ним в Воксхолл-Гарденз. До завтрашнего вечера еще есть время все обдумать и проанализировать, так что беспокоиться пока не о чем.

– Это и хорошо, и плохо, – иронически улыбнулся Бенедикт. – Вы летите на огонь словно бабочка. И рискуете когда-нибудь опалить свои крылышки.

Женевьева покраснела:

– А я могу опалить крылышки, отправившись в Воксхолл-Гарденз с вами?

– Нет, я для этого слишком стар и устал от жизни, – тяжело вздохнув, сказал Бенедикт. – Не беспокойтесь, малышка.

Женевьева внимательно посмотрела на Бенедикта. Да, судя по всему, он искушен и в жизни, и в любви. Но что-то ей подсказывало, что ему можно было доверять. Ведь сегодня вечером он был так добр по отношению к ней и искренне беспокоился о ее участи. Значит, этот мужчина по-настоящему благороден и не позволит себе ничего лишнего по отношению к беззащитной женщине.

Женевьева ласково улыбнулась ему:

– Я с нетерпением жду нашей встречи в Воксхолл-Гарденз. До завтра, Бенедикт. – С этими словами она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Помахав рукой ему на прощание, она направилась к своей карете. Приказала кучеру трогаться, все еще улыбаясь каким-то своим мыслям, и оглянулась. Бенедикт стоял у своей кареты, нахмурившись. Судя по всему, его смутил поцелуй.

Женевьева вспомнила, что завтра она будет в Воксхолл-Гарденз с Бенедиктом, и опять счастливо улыбнулась.

* * *

– Как вам удалось пройти? Я дала дворецкому твердые указания отвечать вам, что меня нет дома, – сказала Женевьева.

Разговор происходил в холле ее лондонского дома. Она с нескрываемой неприязнью смотрела на незваного гостя, пожаловавшего к ней на следующее утро после бала. Женевьева спрятала руки за спину, чтобы гость не увидел, как они дрожат. Неожиданный визит очень взволновал и даже испугал ее.

Все утро Женевьева принимала гостей. Множество джентльменов пришли к ней засвидетельствовать свое почтение. Они дарили ей цветы и шоколадные конфеты, говорили комплименты. Многие дамы, бывшие на балу у леди Хаммонд, тоже нанесли ей визит. Женевьева понимала, что ими движет любопытство. Ведь Бенедикт Лукас не танцевал с дамами уже много лет. А тут, не задумываясь, пригласил ее на танец. При мысли о том, что она стала единственной, кого он пригласил, Женевьеву переполняло странное волнение.

Дамам не давал покоя вопрос, провела она ночь с Бенедиктом Лукасом или нет. Но из деликатности они не решались спросить ее об этом.

Хотя Женевьева понимала, что стала популярна в свете только благодаря танцу с Люцифером, внимание общества было ей приятно.

Тем не менее неожиданный визит молодого джентльмена, который в эту минуту стоял перед ней, был крайне неприятен.

– Да, ваш дворецкий сказал, что вас нет дома. Но, как я вижу, он ошибся. Ведь вы все-таки дома, – насмешливо улыбаясь, проговорил Уильям Форстер, сын Джошуа и пасынок Женевьевы.

Он с презрением взглянул на смущенного потерянного дворецкого, стоявшего рядом.

– Вы можете идти, Дженкинс. – Женевьева ободряюще улыбнулась пожилому дворецкому.

Когда тот вышел, она опять недовольно взглянула на незваного гостя.

Уильяму было двадцать девять лет. Внешне он очень напоминал своего отца. Это сходство всегда удивляло и даже пугало Женевьеву. Он никогда не скрывал ни своей неприязни к ней, ни своего недовольства по поводу второго брака отца. Женевьева тоже была не в восторге от второго брака отца Уильяма. Это было единственное, в чем они сходились.

Пасынок надменно взглянул на нее.

– От своих близких знакомых я слышал, что последние шесть недель вы ни в чем себе не отказываете и получаете удовольствие от сезона в полной мере. Иногда ваше стремление развлечься берет верх над здравым смыслом, – насмешливо проговорил Уильям.

– Как вы смеете шпионить за мной? – рассердилась Женевьева. Легкая краска залила ее щеки. Ну нет! Хватит! Она достаточно натерпелась от Джошуа и не позволит Уильяму запугивать ее так же, как когда-то запугал его отец.

– Я и не думал шпионить за вами, – презрительно глядя на нее, ответил Уильям. – Просто весь свет знает, что вы вместе с двумя своими безмозглыми подружками развлекаетесь, ни в чем себе не отказывая.

– Вот как? Безмозглыми подружками? Вы говорите о герцогинях Клейборн и Виндвуд? – нахмурилась Женевьева. Интересно, почему Уильям решил нанести ей визит сегодня? Ведь он терпеть ее не мог и никогда не пришел бы в гости просто так. Для визита должна быть веская причина. Но какая – вот вопрос. – Что касается меня, я не считаю их безмозглыми.

– Это только ваше мнение, – окатив ее новой порцией презрения, проворчал Уильям. – И я, как здравомыслящий человек, не стану к нему прислушиваться. Как можно прислушиваться к мнению женщины, которая позволяет себе черт знает что с Бенедиктом Лукасом? Ни для кого не секрет, какая у него репутация.

– Какое вам до этого дело? – Женевьева возмущенно подняла голову.

– Очень большое, мадам. Кстати, граф Рамси тоже видел вас вчера с Лукасом. Вы знакомы с графом?

Женевьева кивнула, но не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах с ним познакомилась и разговаривала ли хотя бы раз.

– Да, кажется, однажды нас представили друг другу. А потом мы встречались еще пару раз.

– Вчера вечером Рамси присутствовал на балу у леди Хаммонд. Но вы вряд ли его заметили. Ведь вы были слишком увлечены сначала Сэндхерстом, потом переключились на Лукаса.

В этом Уильям был прав. В тот вечер она действительно ничего не замечала вокруг и не знала, присутствовал на балу граф Рамси или нет. Собственно, ей нет до него дела.

– Это все очень интересно, Уильям, но…

– Интересно, Люциферу повезло больше, чем моему отцу? – перебил он. – Отцу пришлось на вас жениться, чтобы затащить в постель. А Люциферу, судя по всему, удалось это сделать без венчания, – все так же презрительно улыбаясь, процедил Уильям.

Женевьева побледнела, настолько уязвила его грубость.

– Почему вы разговариваете со мной как с продажной женщиной? – дрожащим голосом спросила она. – Чем я это заслужила?

– А как мне с вами разговаривать? Я никогда не понимал, почему отец женился на девушке без приданого и положения в обществе. Я вообще не понимаю таких браков.

– Я тоже не понимаю. Мне этот брак был так же противен, как и вам. И вы это прекрасно знаете. Я надеялась, что после смерти мужа избавилась от тирании вашего семейства. А теперь вы не хотите оставить меня в покое. – Женевьева так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони.

Уильям посмотрел на нее с притворной жалостью:

– Да, вам не позавидуешь. Вы прожили в аду целых шесть лет. Скажите спасибо своему брату.

Женевьева сделала два шага вперед. Взгляд ее стал угрожающим. Казалось, она с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на него.

– Мой брат погиб шесть лет назад. Так что советую выбирать выражения, сэр.

– Он сам виноват. Он был трусом. Я всегда это знал.

– Меня не интересует ваше мнение по этому поводу, сэр. Кстати, в смерти моего брата виноват ваш отец. Он не сдержал обещания и жестоко обманул его.

Женевьева вспомнила события многолетней давности. Ей было тогда восемнадцать лет. Она практически не знала Джошуа, когда Колин предложил ей выйти за него замуж. Сначала она категорически отказалась. Но ее брат, заядлый игрок, задолжал кому-то огромную сумму денег. Джошуа обещал оплатить этот долг в обмен на Женевьеву. Ей не хотелось выходить замуж за человека намного старше ее, к тому же практически незнакомого и совсем не любимого. Но, пожалев брата, она ответила на предложение Джошуа согласием.

Женевьева вздрогнула от отвращения. Эта отвратительная ночь, с которой и начался этот кошмарный брак. Воспоминания о ней до сих пор вызывали у Женевьевы содрогание и отвращение, а шесть лет заточения – душевную боль и обиду. С каждым днем жестокость Джошуа по отношению к ней росла.

Самое ужасное, что он не сдержал обещания, данного Колину. После того как Женевьева стала его женой, он не погасил долгов брата. Его положение становилось все более отчаянным.

Однажды он приехал в усадьбу Джошуа и попросил помощи. Но муж Женевьевы наотрез отказал ему. Колин пришел в отчаяние. Он успел заметить, насколько Женевьева несчастлива в браке. К тому же его страшила собственная участь. И вне себя от горя, он повесился на дереве в лесу рядом с имением Вуллертонов.

Женевьева вернулась к реальности. Уильям Фостер смотрел на нее так же безжалостно, как когда-то ее муж.

– Ваш брат был слабым человеком. К тому же настоящим глупцом. Почему он не взял с моего отца расписку, что тот обязуется выплатить долг после того, как вы выйдете за него замуж?

– Ваш отец поступил не по-джентльменски, не выполнив обещания, – парировала Женевьева. – Нечестно по отношению к бедному Колину.

– Нечестно? – язвительно улыбнулся Уильям. – Зачем отцу было выполнять обещание, данное какому-то проходимцу, если он уже женился на вас и удовлетворил свои потребности? Другое дело, если бы ваш брат взял с него расписку. Тогда бы отцу было не отвертеться, волей-неволей пришлось бы платить. Кто виноват, что Колин оказался таким глупцом?

Женевьева еще сильнее сжала кулаки и почувствовала резкую боль, когда ногти впились в ладони.

– Вон из моего дома! – задыхаясь от гнева, выкрикнула она.

– Я никуда не уйду, пока мы не поговорим, – невозмутимо произнес Уильям. – Цель моего визита к вам…

– Я не желаю ничего слушать. Вон из дома, – холодно проговорила Женевьева. Ее душил гнев.

– Интересно, кто сможет меня выгнать? Ваш престарелый дворецкий? – вызывающе глядя на нее, поинтересовался Уильям. – Или ваш любовник Бенедикт Лукас? Насколько я знаю, он никогда не ввязывается в драки ради любовниц.

Взгляд Уильяма был безжалостным и презрительным. Так когда-то смотрел на нее Джошуа. Женевьева поежилась, дрожь пробежала по всему телу.

– Я не его любовница! – Ее глаза сверкали от гнева.

– Я так и думал. – Уильям скривил рот в презрительной усмешке. – Он никогда не стал бы заводить отношений с подобной женщиной.

– С подобной женщиной? Что вы имеете в виду? И какое вам до этого дело, сэр? – гневно спросила Женевьева.

– Не знаю, хорошо это или плохо, но вы – вдова моего отца. – В его холодных серых глазах мелькнуло отвращение. – Завтра утром у меня помолвка с дочерью графа Рамси. Эта свадьба выгодна не только мне, но и ему. Мы собираемся пожениться через месяц.

– Зачем вы говорите мне об этом? Чтобы я предупредила вашу бедную невесту о том, каков подлец ее будущий муж? Не трогайте меня! – Женевьева вскрикнула от боли, когда Уильям что есть силы сжал ей запястье.

Ее трясло от отвращения. Было противно даже малейшее прикосновение этого человека.

– Я не позволю вам так со мной разговаривать. Мне нужно серьезно поговорить с вами. Не перебивайте меня. – Уильям приблизился к ней настолько, что его жаркое дыхание обожгло ей лицо.

– Что вам от меня нужно? – Женевьева старалась, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.

– Для Рамси очень важно общественное мнение. Вряд ли ему понравится, если мачеха жениха его единственной дочери будет заниматься распутством с человеком вроде Люцифера. Поэтому я настоятельно рекомендую прекратить с ним отношения и вообще забыть о его существовании.

– Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь, – резко ответила Женевьева.

– Я так и знал, что вы это скажете, – нагло глядя на нее, произнес Уильям. – Но если вы меня не послушаетесь и ваше поведение помешает моей свадьбе, я сделаю все, чтобы ваши отношения с Люцифером прекратились. Я не шучу, Женевьева. Вы меня поняли?

В эту минуту он как никогда походил на своего отца. Такой же резкий голос, безжалостный взгляд.

– Боже мой, как же я вас ненавижу! – задыхаясь, воскликнула Женевьева.

Больше всего на свете ей хотелось, чтобы этот разговор наконец прекратился и этот ненавистный человек ушел и унес с собой страшные воспоминания, вызывающие почти физическую боль. Женевьеве хотелось забыть о своей первой брачной ночи, о жизни в глуши с жестоким мужем, контролировавшим каждый ее шаг. Ей вдруг вспомнилось, как несколько раз она сбегала от него, но ее каждый раз возвращали и Уильям по просьбе Джошуа жестоко избивал ее. Даже в этом Уильям был похож на своего отца. Он тоже грубо обращался с женщинами. Он так сильно сжал ей руку, что она до сих пор болела.

– Я вас тоже ненавижу, – сказал Уильям. – Но это не имеет никакого значения! Вы должны разорвать эту скандальную связь с Люцифером.

С этими словами он опять больно сжал ее руку и выкрутил так, что Женевьева вскрикнула от боли. Уильям невозмутимо разглаживал свои перчатки для верховой езды, пока Женевьева терла руку, которая нестерпимо болела.

Господи! Как же она ненавидела Уильяма и его отца. Джошуа умер, но Уильям до сих пор не желает оставить ее в покое.

Но больше всего она ненавидела пасынка за то, что ей придется послушаться его. Она знала, что не сможет противостоять ему. Так же, как когда-то она беспрекословно слушалась Джошуа, ей придется выполнить требования его сына.

– Уходите! – холодно сказал она.

– Я уйду только тогда, когда приведу себя в порядок, – спокойно сказал Уильям, продолжая разглаживать перчатку.

– Нет, уходите сейчас же, – сказала Женевьева. Голова ее кружилась. Она едва стояла на ногах. Словно в тумане она видела, как Уильям, насмешливо улыбнувшись, идет по направлению к входной двери.

Когда он ушел, Женевьева без сил упала на ковер и заплакала. Боль в руке была просто нестерпимой. Но плакала она не только от боли, но и от собственного бессилия. Целый год Женевьева прожила в полной уверенности, что после смерти Джошуа стала свободной и независимой. Но жестокий и бессердечный Форстер-младший разрушил эту иллюзию и разбил ее хрупкое счастье.