– Как бы то ни было, это не имеет значения, потому что мой брат обращается с моими поклонниками как с преступниками! – гневно воскликнула Калли.

Герцог недобро рассмеялся:

– Бромвель никогда не будет твоим поклонником.

– Уж точно нет, – ответила девушка, – ты же унизил меня на его глазах.

– Бромвель? – удивленно переспросила герцогиня. – Граф Бромвель?

– Он самый.

В глазах пожилой дамы зажглась искорка интереса, но не успела она ничего добавить, как Калли продолжила:

– Что плохого в лорде Бромвеле? Что такого ужасного в том, что я была с ним?

– Ты не должна оставаться на террасе наедине с каким бы то ни было мужчиной, – отрезал Рошфор.

– А почему ты заявляешь, что он никогда не будет моим поклонником? – не сдавалась девушка. – Почему ты вскричал «Ты!», когда заметил его со мной? Почему его кандидатура кажется тебе особенно неподходящей?

Долгое время герцог хранил молчание, потом, пожав плечами, заявил:

– Этот человек мне не друг.

– Что? – Калли удивленно вскинула брови. – Он тебе не друг? Значит, я не могу выйти замуж за кого-то, кто не имеет счастья быть твоим другом? Так за кого бы ты хотел выдать меня? За одного из твоих напыщенных старых приятелей-ученых? За мистера Стретвика, может быть? Или за сэра Оливера?

– Проклятье! Калли, тебе отлично известно, что я не это имел в виду, – вымученно ответил Рошфор. – Тебе вовсе не обязательно выходить замуж за одного из моих друзей, и тебе об этом отлично известно.

– Нет, не известно! – запротестовала она. – Я вообще чувствую, что совсем тебя не знаю. Никогда бы не подумала, что ты можешь повести себя столь деспотично и неуважительно к моим чувствам.

– Неуважительно? – в изумлении повторил он. – Как раз наоборот! Я очень о тебе беспокоюсь.

– Тогда почему ты называешь этого мужчину неподходящим? – настаивала девушка. – Он из неблагополучной семьи? Или его титул недостаточно высок?

– Нет, конечно нет. Он же граф.

– Может, ты считаешь, что он всего лишь охотится за моими деньгами?

– Нет. Он довольно состоятелен, насколько я могу судить. – Губы Рошфора сжались в тонкую линию.

– Граф Бромвель считается завидным женихом, – вмешалась герцогиня. – Он, разумеется, не герцог, но их так мало осталось в наши дни. Никто же не заставляет тебя выходить замуж непременно за члена королевской семьи. Граф вполне подходит на роль твоего мужа, к тому же он из древнего уважаемого рода. – Пожилая дама повернулась к внуку: – Разве он не приходится родственником леди Оделии?

– Да, дальним, – вынужден был согласиться Рошфор. – Проблема не в его генеалогическом древе.

– А в чем же тогда? – воскликнула Калли.

Герцог переводил взгляд с бабушки на сестру и обратно. Наконец он пояснил:

– Это старая история. И совсем не имеющая значения. – Он сжал челюсти. – Я действовал исключительно в твоих интересах, Калли, когда приказал ему держаться от тебя подальше.

– Ты в самом деле так поступил? – в ужасе вскричала девушка.

Он кивнул.

– Да как ты мог? – Она чувствовала, что задыхается, словно получила удар под дых. – Поверить не могу, что ты посмел так меня унизить! Сказать графу, чтобы он не смел приближаться ко мне, будто я неразумный ребенок! Или… или страдаю умственным расстройством. Словно мне недостает здравого смысла, чтобы делать собственные суждения.

– Я этого не говорил! – вскричал герцог.

– Тебе и не надо было, – язвительно заметила Калли. – Это умозаключение неизбежно вытекает из твоего приказа, с кем мне можно, а с кем нельзя общаться. – На глаза ее снова навернулись слезы, но она смахнула их нетерпеливым движением.

– Я действовал из соображения того, что лучше для тебя!

– И поэтому счел возможным решить мою судьбу за меня! – Калли кипела от негодования, сжимая руки в кулаки. Она была взбешена настолько, что едва могла говорить.

Стремительно развернувшись, она стала быстро подниматься по лестнице.

– Калли! – закричал Рошфор, устремляясь было за ней, но остановился на первой ступеньке и с досадой посмотрел ей вслед. Потом он обратился к бабушке, словно ожидая объяснений.

Герцогиня воззрилась на него непроницаемым взглядом, скрестив руки на груди.

– Ты виноват в том, что она ведет себя подобным образом. Потому что ты во всем ей потакал и позволял делать что заблагорассудится. Ты ужасно избаловал сестру, и теперь пожинаешь плоды.

Герцог раздосадованно вздохнул и, отвернувшись от лестницы, направился в свой кабинет.

– Я быстро разберусь с делами в Лондоне, – сообщил он бабушке. – Пожалуйста, распорядись упаковать вещи, чтобы уже послезавтра мы могли вернуться в деревню.

Калли, все еще пребывающая в бешенстве, ураганом ворвалась в свою комнату. Ее горничная Белинда ожидала хозяйку, чтобы помочь раздеться, но была отослана прочь. Каландра слишком сердилась и поэтому не смогла бы стоять, терпеливо ожидая, пока Белинда расстегнет пуговицы ее платья. В любом случае, она не чувствовала себя способной лечь в постель и заснуть.

Горничная озадаченно посмотрела на свою госпожу и выскользнула за дверь, не сказав ни слова. Каландра же принялась расхаживать по комнате, будучи не в силах успокоиться. Через какое-то время за дверью раздались медленные шаги бабушки, а вот более тяжелой поступи брата она так и не услышала. Без сомнения, он укрылся в своей любимой комнате – в кабинете. Возможно, сейчас он спокойно читает книгу или письмо или просматривает отчет, готовясь к завтрашней встрече со своим торговым агентом. Рошфор уж точно не будет стискивать зубы от бессильной злобы или кипеть от праведного гнева. Он-то считал вопрос решенным.

Калли состроила гримасу и бросилась в кресло, стоящее подле кровати. Она не позволит распоряжаться собственной жизнью. Она привыкла считать себя молодой дамой, живущей по своему усмотрению, придерживаясь, разумеется, установленных обществом рамок. Спроси ее кто-нибудь прежде, она без колебаний ответила бы, что вольна делать что заблагорассудится и что она сама хозяйка своей судьбы. Конечно, во многом Калли уступала бабушке, потому что хотела жить с нею в мире и согласии, но при этом чувствовала, что сама принимает такое решение, а не подчиняется чьим-то приказам.

Она шла туда, куда хотела, принимала гостей, которых хотела видеть, и отклоняла неугодные ей приглашения в театр или на светский прием. В ее доме слуги ждали ее распоряжений. Калли покупала то, что ей нравилось, расплачиваясь собственными деньгами, и, хотя счета ее оплачивал агент, она понимала, что просто таков был заведенный порядок. Счета Сенклера погашались таким же образом. Несмотря на то что вложением ее денег заведовал брат, он всегда объяснял ей, что хочет сделать, и спрашивал ее мнения. Калли всегда соглашалась с его предложениями только потому, что считала их разумными. В конце концов, Сенклер занимался делами уже много лет и прекрасно со всем справлялся.

Теперь девушка осознала, что ее видение свободы обернулось иллюзией. Просто прежде ей никогда не доводилось злить брата. Он никогда не перечил ей касательно гостей, покупок или визитов, но то, что она полагала свободой, таковой не являлось. Каландра просто жила в очень большой клетке и никогда не касалась прутьев.

До сегодняшнего дня.

Калли вскочила на ноги. Она уже взрослая; многие женщины ее возраста замужем и даже имеют детей. Ей сейчас на пять лет больше, чем было Сенклеру, когда он унаследовал титул. Она не станет покорно следовать его приказам, ведь это будет означать лишь одно – что она признает главенство брата над собой. Калли решила, что ни за что не станет ложиться в постель, чтобы на следующее утро проснуться и сделать вид, будто ничего не произошло.

Некоторое время она стояла, размышляя, затем устремилась к маленькому бюро, стоящему у стены. Поспешно черкнула записку, подписала ее, затем сложила и скрепила своей печатью. Надписав имя брата, она оставила конверт у себя на подушке.

Схватив плащ со стула, куда она небрежно сбросила его раньше, Каландра накинула его на плечи и завязала завязки. Осторожно приоткрыв дверь, выглянула в коридор и осмотрелась. Бесшумно ступая, девушка направилась к лестнице для слуг и, спустившись по ней, оказалась на кухне. Здесь тоже все было спокойно, мальчик-судомойщик спал, свернувшись калачиком, на одеяле у очага. Он даже не пошевелился, когда Каландра на цыпочках прошла мимо него, открыла дверь черного хода и вышла из дома.

Девушка осторожно прикрыла за собой дверь и стала пробираться по узкой дорожке, тянущейся от торца дома на улицу. Бросив взгляд по сторонам, она укрыла голову капюшоном и бесстрашно зашагала вниз по темной улице.

Через дорогу от дома герцога стоял экипаж. Он находился здесь уже несколько минут, и кучер, закутанный в теплое пальто, начал клевать носом. В экипаже сидели двое мужчин. Один из них, мистер Арчибальд Тилфорд, откинувшись на спинку сиденья, со скучающим видом крутил между пальцами свою трость с золотым набалдашником. Напротив него сидел его кузен, граф Бромвель, изучающий через окно темный фасад Лилльского особняка.

– В самом деле, Бром, сколько еще нам тут торчать? – сварливо протянул Тилфорд. – У Ситона меня ожидает бутылочка портвейна и счастливые карты. Да и кирпич, который кучер нам сюда положил для поддержания тепла, остывает. Через десять минут у меня ноги будут как ледышки.

Граф одарил его непроницаемым взглядом.

– Арчи, в самом деле, постарайся взбодриться. Мы стоим здесь едва ли четверть часа.

– Не понимаю, какую цель ты преследуешь, глядя на этот дом, – не унимался его кузен. – Какого черта ты надеешься увидеть в столь поздний час?

– Пока не знаю, – ответил Бромвель, не сводя глаз с особняка.

– Ясно же, что прямо сейчас никто не придет и не уйдет, – продолжал Арчи. – Не понимаю, с чего тебе вздумалось ехать к дому Рошфора. Боже всемогущий, ведь прошло уже пятнадцать лет, разве нет? Я-то думал, ты наконец забыл о герцоге.

Бромвель задумчиво посмотрел на кузена:

– Я никогда не забуду.

Тилфорд лишь пожал плечами, за долгое время общения с Бромвелем научившись игнорировать его взгляд, который большинство людей находили подавляющим.

– Все в прошлом, да и Дафна вышла замуж. – Его кузен промолчал, и тогда Арчи поинтересовался: – Что ты задумал?

– Что тебе известно о сестре Рошфора? – вопросом на вопрос ответил Бромвель.

Арчи резко вдохнул от неожиданности.

– О леди Каландре? – Немного поколебавшись, он произнес, тщательно подбирая слова: – Ты же не планируешь… затеять какую-то игру с сестрой герцога, не так ли? Все знают, что он оберегает ее как дьявол – и ты тоже бы это знал, не похорони себя на десять долгих лет в своем поместье, столь целеустремленно делая деньги.

Бромвель скорчил гримасу:

– Вот уж не думал, что ты станешь возражать против денег, что я сколотил для семьи.

– Боже упаси, – тихо отозвался Арчибальд. – Ты преуспел и теперь, несомненно, можешь с чистой совестью потратить некоторое их количество. Поживи нормальной жизнью ради разнообразия. Разве не для того ты прибыл в Лондон – чтобы хорошо провести время?

Бромвель пожал плечами:

– Полагаю, ты прав.

– Так вот, нормальная жизнь не подразумевает сидение в холодной карете и наблюдение за спящим домом.

– Ты собирался рассказать мне о леди Каландре.

Арчи вздохнул:

– Хорошо. Леди молода, красива и очень богата.

– Поклонники?

– Разумеется. Но она всех их отвергла – по крайней мере, тех, кто набрался храбрости спросить у герцога позволения ухаживать за ней. Говорят, что в семье Лилльс все холодны как рыбы.

Уголки рта Бромвеля изогнулись в усмешке, когда он пробормотал:

– За леди я этой холодности не заметил.

Арчибальд неловко поерзал на сиденье.

– Скажи мне, Бром, о чем ты думаешь?

На его губах появилась легкая улыбка.

– Я думал о том, как занервничал герцог, застав меня сегодня в обществе леди Каландры. Меня это позабавило.

Эти слова, казалось, совсем не убедили его кузена, наоборот, встревожили его еще больше.

– Да герцог из тебя печенку и легкие вытащит, если ты причинишь вред его сестре.

Бромвель искоса поглядел на собеседника:

– Неужели ты и правда считаешь, что я боюсь того, что Рошфор может со мной сделать?

– Нет, черт подери. Уверен, что нет. Но, честно говоря, я боюсь его так, что этого страха с лихвой хватит на двоих.

Граф улыбнулся:

– Не волнуйся понапрасну, Арчи, я не собираюсь вредить девушке. Совсем наоборот… – губы его растянулись в хитрой улыбке, – я намереваюсь вести себя с нею очень галантно.

Тилфорд чуть слышно застонал:

– Так я и знал. Ты все же что-то замышляешь. И это плохо кончится, помяни мои слова! Пожалуйста, Бром, давай просто уедем отсюда и обо всем забудем, а?

– Очень хорошо, – рассеянно отозвался граф, – я все равно уже увидел все, что хотел.

Он протянул руку к шторке, закрывающей окно, но вдруг резко подался вперед, высматривая что-то в темноте и одновременно делая предупреждающий жест рукой кузену.

– Нет, подожди-ка. Кто-то выходит из дома. Это женщина.

– Служанка? В такой час? – Заинтересовавшийся Арчибальд прильнул к окну со своей стороны. – Думаешь, у нее тайное свидание с каким-нибудь лакеем или…

– Черт подери! – тихо, но выразительно воскликнул Бромвель. – Это сама леди.

Он наблюдал за тем, как женщина накинула на голову капюшон плаща, чтобы скрыть лицо, и направилась вниз по улице. Выхватив из руки Арчибальда трость, граф открыл с ее помощью окошко над головой кучера и дал ему строгие указания.

Затем он откинулся на спинку сиденья и задвинул шторку на окне. Экипаж поехал вперед, следуя прямо за женской фигурой.

– Думаешь, это леди Каландра? – недоверчиво протянул Арчи. – Что бы ей здесь делать? Да еще одной? В такое-то время?

– Действительно, что? – повторил его кузен, задумчиво барабаня указательным пальцем по нижней губе.

Тилфорд отодвинул шторку и выглянул наружу:

– Мы ее обогнали.

– Знаю.

На следующей улице экипаж повернул направо и медленно остановился. Бромвель распахнул дверь и выбрался наружу.

– Бром! Что, по-твоему, ты сейчас делаешь? – спросил Арчи.

– Ну, я же не могу позволить леди одной ходить по городу в столь поздний час, – весело отозвался граф.

Коснувшись на прощание полей шляпы и улыбнувшись кузену, Бромвель закрыл дверцу и зашагал прочь.