– Заплатите мне столько, сколько должен Реджинальд, и аббатство ваше. Четыреста двадцать четыре фунта.

– Четыреста двадцать четыре фунта?! – недоверчиво переспросил Джулиус. Голос у епископа был таким, словно в этих цифрах вдруг обнаружилось нечто странное.

– Верно.

Аббатство стоит гораздо больше, подумалось Неду. Если у Джулиуса есть хоть капля здравого смысла, он ухватится за предложение обеими руками. Хотя, возможно, епископ не располагает такой суммой.

– Ерунда! – спесиво бросил епископ. – Реджинальд обещал продать аббатство ровно за столько, за сколько его купил – за восемьдесят фунтов!

– Это будет благочестивый дар, а не сделка.

– Задумайся о благочестии, дочь моя.

– Думаю, привычка Реджинальда продавать вещи дешевле их стоимости виной тому, что ныне он стеснен в средствах.

Епископ, похоже, решил зайти с другого бока.

– Как ты намерена поступить с этими развалинами?

– Размышляю, – ответила Элис. – Давайте сделаем так: я подумаю, потом приду к вам, и мы вместе обсудим.

Нед сообразил, что матушка не хочет давать епископу повод возмутиться ее планами, которые еще не обрели окончательный вид.

– Что бы ты ни надумала, я остановлю тебя!

Нет уж, ваша милость, этого не будет, подумал Нед. Все олдермены в городском совете хорошо знали, насколько насущна потребность в месте, где горожане могли бы продавать свои изделия. Многие из них и сами зарились на аббатство, а потому наверняка первыми поспешат выкупить участки на новом рынке.

– Я надеюсь, что мы сумеем договориться, – примирительно сказала Элис.

Джулиус гневно топнул ногой.

– Я отлучу тебя за непослушание!

Элис нисколько не устрашилась этой угрозы.

– Что ж, церковь пыталась вернуть себе монастырское имущество, но парламент этого не допустил.

– Богохульница!

– Монахи раздобрели, сделались ленивыми и развратными, люди перестали их уважать. Вот почему король Генрих не встретил сопротивления, когда разорял монастыри.

– Генрих был дурным человеком!

– Епископ, я хочу быть вашим другом и союзником, поверьте. Но не стану обделять ради этого себя и свою семью. Аббатство отныне мое.

– Чушь! – воскликнул Джулиус. – Оно принадлежит Господу!

2

Ролло купил выпить всем солдатам Барта Ширинга, прежде чем те поднялись на борт судна, которое отправлялось в гавань Кума. Для него это было весьма накладно, однако он стремился наладить хорошие отношения с женихом сестры. Он не хотел, чтобы бракосочетание сорвалось. Эта свадьба изменит к лучшему судьбу семейства Фицджеральдов. Марджери станет графиней, а если родит сына, тот со временем вырастет и сделается графом. И Фицджеральды сделаются наконец знатным родом.

Впрочем, до этого мгновения было еще далеко, ведь помолвка – не венчание. Непокорная Марджери вполне способна отчебучить что-нибудь этакое, особенно если ее будет науськивать паршивец Нед Уиллард. Или же ее плохо скрываемое нежелание отвратит, отпугнет Барта Ширинга, заставит того разорвать помолвку в приступе уязвленной гордости. Потому Ролло щедро тратил деньги, которые были отнюдь не лишними, пользуясь возможностью закрепить дружбу с Бартом.

Да, приходилось непросто. Как говорится, братство через брак нужно подкармливать лестью и подпаивать похвалой. Но Ролло был уверен, что справится.

– Мой благородный брат! – воскликнул он, поднимая кружку. – Да укрепит Господь в Своей милости твою могучую длань и поможет тебе дать отпор гнусным французишкам!

Эти слова всем пришлись по нраву. Солдаты одобрительно загомонили и припали к кружкам.

Прозвонил колокольчик, давая сигнал к сбору. Солдаты поспешно допили вино и отправились грузиться на судно. Фицджеральды махали им с набережной. Когда судно скрылось из виду, Марджери с родителями двинулась домой, но Ролло предпочел вернуться в таверну.

Там он приметил одинокого мужчину, который не веселился вместе со всеми, а тихонько сидел в углу и пребывал, похоже, в унынии. По копне черных волос и пухлым губам Ролло узнал Донала Глостера. Ему стало любопытно: Донал был слабаком, а слабаки порой оказываются полезными.

Ролло купил две кружки пива и присел рядом с Доналом. Их разделяло слишком многое, от рождения до воспитания, чтобы они могли стать близкими друзьями, зато они были ровесниками и вместе посещали грамматическую школу.

Подняв кружку, Ролло весомо произнес:

– Смерть французам!

– Они не будут вторгаться, – проворчал Донал, но от выпивки не отказался.

– С чего ты взял?

– Король Франции не в состоянии себе такого позволить. Они могут сколько угодно болтать о вторжении и даже устраивать набеги на побережье, но на полноценный флот, способный пересечь пролив, нужны деньги, которых у них нет.

Ролло подумалось, что Донал, должно быть, знает, о чем говорит. Его наниматель, Филберт Кобли, лучше всех прочих жителей Кингсбриджа был осведомлен о стоимости кораблей; а поскольку вел торговлю с чужестранцами, то разбирался, не исключено, в запасах французской казны.

– Значит, можно не тревожиться? – спросил Ролло.

Донал фыркнул.

– Приятель, ты смахиваешь на того, кто принес дурные вести, – сказал ему Ролло.

– Правда?

– Прости, если лезу не в свое дело, но…

– Ты все рано узнаешь. Все узнают. Я посватался к Рут Кобли, но она мне отказала.

Ролло изумился. Весь город думал, что Донал женится на Рут. Если уж на то пошло, было общим правилом, чтобы подмастерье женился на дочери своего хозяина.

– Разве ты не нравишься ее отцу?

– Я бы стал для него хорошим зятем, ведь дело мне по душе и я в нем разбираюсь. Но для Филберта во мне мало веры.

– А-а… – протянул Ролло. Ему вспомнилась пьеса в Новом замке. Донал тогда очевидно наслаждался представлением и совсем не хотел уходить вместе с Кобли, которые публично возмущались кощунством актеров. – Погоди, ты же сказал, что тебе отказала Рут.

Самому Ролло казалось, что девчонки должны быть без ума от Донала, с его-то волнистыми темными кудрями.

– Она сказала, что я для нее как брат.

Ролло пожал плечами. Глупость какая-то, честное слово.

Донал с вызовом поглядел на него.

– Я знаю, тебя не слишком интересуют девушки…

– И мальчики тоже, если ты к этому клонишь.

– Было дело, признаю.

– Забудь. – Ролло искренне не понимал, почему все буквально сходят с ума по плотским радостям. Самоудовлетворение доставляло ему некое удовольствие, схожее, ну, с поеданием меда, но сама мысль о соитии с женщиной – или с мужчиной – вызывала брезгливое отвращение. Он бы согласился на целибат, а существуй до сих пор монастыри, подался бы, пожалуй, в монахи.

– Повезло тебе, – продолжал плакаться Донал. – Как вспомню, сколько я пытался стать для нее подходящим мужем – притворялся, что мне не по душе ни выпивка, ни танцы, ни пьесы, ходил на их треклятые службы, беседовал с ее мамашей…

Ролло ощутил, как по спине пополз холодок. Значит, Донал посещал «треклятые службы» протестантов? Кобли относились к той чрезвычайно опасной публике, которая считала, что вправе иметь собственное мнение о вере, но прежде никому не удавалось найти доказательства того, что они творят свои святотатства прямо тут, в Кингсбридже.

Юноша постарался скрыть охватившее его возбуждение.

– Должно быть, на этих службах тебе было совсем тоскливо, – сказал он, как бы проявляя сочувствие.

Донал мгновенно спохватился.

– Какие службы? Я хотел сказать – собрания. Служб они не проводят, это ведь ересь.

– Понятно, понятно, – поспешил его успокоить Ролло. – Но закон не запрещает людям молиться вместе, читать Библию и распевать гимны.

Донал поднес было кружку к губам, но потом снова поставил на стол.

– Что-то я разболтался, – пробормотал он, и в его взгляде промелькнул страх. – Наверное, слишком много выпил. – Он с усилием поднялся. – Мне пора домой.

– Не уходи, – попросил Ролло, которому не терпелось вызнать подробности о собраниях Филберта Кобли. – Допей хотя бы.

Но Донал явно перепугался.

– Нет, мне надо поспать. Спасибо за угощение.

С этими словами он побрел к выходу.

Ролло задумчиво пригубил свое пиво. Этих Кобли и их дружков давно подозревали в том, что они тайно устраивают протестантские моления, но они вели себя крайне осторожно и до сегодняшнего дня не давали повода для обвинений в неподобающем поведении. Покуда держали свои греховные мысли при себе, они не совершали никакого преступления. Однако собираться для протестантских молитв – совсем другое дело. Это и грех, и преступление, наказание за которое – сожжение заживо.

Что ж, пьяный и оскорбленный в лучших чувствах Донал и вправду выболтал то, о чем бы следовало молчать.

Жаль, что не удалось узнать побольше. Завтра Донал, конечно, будет все отрицать и жаловаться на чрезмерное количество выпитого. Так или иначе, эти сведения могут пригодиться.

Надо, пожалуй, поделиться с отцом. Ролло допил пиво и покинул таверну.

Домой он пришел одновременно с епископом Джулиусом, который, похоже, явился к отцу.

– Мы хорошо проводили наших солдат! – весело сообщил юноша епископу.

– Вот и славно, – пробурчал Джулиус, поглощенный своими мыслями. – Мне нужно поговорить с сэром Реджинальдом.

Епископ как будто злился, но его раздражение, судя по всему, вызвали не Фицджеральды, а кто-то другой.

Ролло провел Джулиуса в большую залу.

– Сейчас позову отца. А вы пока присядьте к огню.

Джулиус отмахнулся и принялся в нетерпении расхаживать взад и вперед по зале.

Сэр Реджинальд наслаждался сном. Ролло разбудил отца и поведал, что епископ ожидает внизу.

Реджинальд со стоном поднялся с кровати.

– Налей ему вина, пока я одеваюсь, – попросил он сына.

Несколько минут спустя все трое расселись на стульях в зале, и Джулиус не стал ходить вокруг да около.

– Элис Уиллард получила новости из Кале. «Святая Маргарита» досталась французам, ее груз продали с торгов.

Ролло охватило отчаяние.

– Так и знал, – тихо сказал он. Для отца это была последняя попытка поправить семейные дела. Он поставил на кон все – и проиграл. Что теперь прикажете делать?

– Какого дьявола этот корабль вообще занесло в Кале?! – воскликнул сэр Реджинальд, пытаясь скрыть растерянность за гневом.

– Джонас Бэкон говорил, что шкипер собирался зайти в порт на какой-то мелкий ремонт, – объяснил Ролло. – Отсюда и задержка.

– Но Бэкон не говорил, что этим портом будет Кале.

– Нет.

Веснушчатое лицо Реджинальда исказила ярость.

– Он знал, подлец, знал! И Филберт, паскуда, тоже знал, когда продавал нам этот груз!

– Ты прав, отец! – согласился Ролло, которого тоже переполняла ярость. – Этот лживый протестантский выродок все знал! Нас ограбили!

– Как вы намерены вернуть свои деньги, уплаченные Филберту? – спросил епископ.

– Никак, – горько откликнулся Реджинальд. – В городишках вроде нашего никому не разрешают разрывать договоры, даже если случается что-то из ряда вон. Договор священен.

Ролло, изучавший законоведение, знал, что отец не преувеличивает.

– Четвертной суд подтвердит, что деньги были уплачены правомерно.

– Вы потеряли деньги, – сказал епископ. – Сможете ли вы вернуть долг Элис Уиллард?

– Нет.

– А в залог сделки вы внесли аббатство, верно?

– Да.

– Этим утром Элис Уиллард заявила мне, что аббатство теперь принадлежит ей.

– Чтоб ее! – буркнул Реджинальд.

– То есть она права?

– Да.

– Реджинальд, ты намеревался возвратить аббатство церкви.

– Не ждите от меня сочувствия, святой отец. Я только что лишился четырех сотен фунтов.

– Уиллард сказала, что речь о сумме в четыреста двадцать четыре фунта.

– Совершенно верно.

Джулиус, похоже, думал, что точная цифра принципиально важна. Интересно, подумал Ролло, почему? Возможности спросить ему не представилось, поскольку его отец вскочил, раздраженно прошелся по зале и произнес:

– Клянусь, я заставлю Филберта расплатиться! Он у меня узнает, что никто не может обмануть Реджинальда Фицджеральда и поживать себе дальше! Я заставлю его страдать! Не знаю, как, но…

На Ролло вдруг снизошло нечто вроде озарения, и он перебил отца:

– Зато я знаю!

– Что?

– Я знаю, как мы отомстим Филберту!

Реджинальд прекратил расхаживать по зале и сузившимися глазами уставился на Ролло.

– Давай, выкладывай, что у тебя на уме.

– Сегодня днем Донал Глостер, помощник Филберта, перебрал спиртного в таверне. Дочка Филберта ему отказала. Ну вот, от выпивки у него развязался язык, а от обиды он забыл об осторожности. Он сказал, что Кобли и их дружки устраивают тайные службы.

Епископ Джулиус немедля воспылал праведным гневом:

– Службы? Без священника? Это же ересь!

– Когда я стал его расспрашивать, Донал тут же спохватился, промямлил, что имел в виду собрания. Но вид у него был виноватый, и он быстро сбежал.

– Я давно подозревал, что эти крысы проводят тайные протестантские службы, – сказал епископ. – Но вот где? И когда? И кто туда приходит?

– Не знаю, – признался Ролло. – Но Донал знает.

– Он нам расскажет?

– Может быть. Рут его отвергла, так что ему незачем больше хранить верность Кобли.

– Надо выяснить наверняка.

– Позвольте мне потолковать с ним. Я возьму с собой Осмунда. – Осмунд Картер, глава стражи, был детиной немалого роста и славился своей жестокостью.

– Что ты скажешь Доналу?

– Объясню, что его подозревают в ереси и предадут суду, если он не расскажет нам все как на духу.

– Он испугается?

– Не то слово.

– Сейчас удачное время, чтобы напасть на протестантов, – задумчиво произнес епископ Джулиус. – Католическая церковь, увы, вынуждена защищаться. Королеву Марию Тюдор повсеместно бранят за утрату Кале. Ее законная наследница Мария Стюарт, королева Шотландии, вот-вот выйдет замуж в Париже, а муж-француз заставит англичан выступить против нее. Сэр Уильям Сесил и его подельники разъезжают по стране, пытаясь добиться поддержки для незаконнорожденной Елизаветы Тюдор, которую они хотят возвести на трон. Потому удар по еретикам в Кингсбридже окажется весьма кстати для всех католиков Англии.

Значит, подумалось Ролло, мы не просто отомстим, а выполним Божью волю. Юноша ощутил, как сердце заполняет свирепая радость.

Его отец, по-видимому, чувствовал то же самое.

– Ступай, Ролло, – сказал Реджинальд. – Ступай и сделай все как надо.

Ролло накинул плащ и вышел из дома.

Здание гильдейского собрания стояло на другой стороне улицы. Шериф Мэтьюсон располагался на нижнем этаже, в одном помещении с приставом Полом Петтитом, который вел переписку и следил, чтобы все документы хранились в должном порядке. Конечно, на Мэтьюсона не всегда можно было положиться, если речь заходила об интересах Фицджеральдов: порою он прямо отказывал в помощи сэру Реджинальду, отговариваясь тем, что служит королеве, а не мэру. По счастью, сегодня шериф отсутствовал, и Ролло не имел ни малейшего желания его разыскивать.

Вместо того юноша спустился в подвал, где готовились к исполнению своих обязанностей воскресным вечером Осмунд Картер и его подручные. Осмунд зачем-то напялил на голову плотно сидевший кожаный шлем, отчего приобрел еще более задиристый вид, чем обычно. Когда Ролло вошел, он зашнуровывал высокий сапог.

– Пойдем, поможешь мне кое-кого допросить, – сказал ему Ролло. – Тебе не придется ничего говорить.

Он хотел было добавить «Просто смотри посуровее», но счел, что это будет лишним – Осмунд и без того всегда так смотрел.

Они вышли из здания и двинулись по главной улице, залитой лучами послеполуденного солнца. Ролло размышлял, не поторопился ли он уверить отца и епископа Джулиуса в том, что Донал сломается и все расскажет. Если Донал успел протрезветь, он может оказаться крепким орешком. Начнет юлить, будет твердить, что нес спьяну не пойми что, и наотрез откажется от всяких слов, которые он якобы поизносил насчет протестантских служб. Тогда придется его вразумить.