– Детка, я испекла медовый пирог, твой любимый… – сказала напоследок Клара мягким голосом.

В ответ Арлет лишь выдавила из себя нечто наподобие улыбки, и больше не оборачивалась.

Переступив порог своей комнаты, она, наконец, смогла расслабиться. Все здесь, начиная от стен и заканчивая мебелью, было окрашено в багровые тона. Темно-красный был ее любимым цветом – то единственное, что могло успокоить даже в самой кризисной ситуации. Арлет затянула тюль, и комната тотчас погрузилась в легкий полумрак. Так даже лучше – теперь ничто не свидетельствовало о ее связи с миром, который находился за пределами этой комнаты.

Скинув с себя влажный плащ, Арлет направилась к старенькому креслу в углу комнаты. Сильно потертая обивка уже давно говорила о том, что его пора отправлять на свалку, но это была та самая вещь в жизни Арлет, которую она не променяла бы ни на что на свете. Именно поэтому, в отличии от большей части мебели, которая осталась в старом жилье, кресло отправилось в Эверелл вместе с ней. Она и не помнила толком, как и когда оно попало в ее комнату – казалось, эта старушка всегда стояла рядом с ее кроватью, сколько она себя помнила.

Даже не сменив одежду, Арлет поудобней устроилась на любимом месте, когда в дверь легонько постучали. В комнату вошла Клара, неся в руках тарелку. На ней красовался большой кусок медового пирога, из которого торчала одинокая, красная свеча. На ее кончике весело попрыгивал огонек.

Оставив тарелку на маленьком столике, стоявшим недалеко от кресла, Клара, так ничего и не сказав, покинула комнату. Арлет уставилась на пирог стеклянным взглядом. В некоем оцепенении прошла целая минута, пока она, наконец, поднялась, и задула свечу.

– С днем рождения, Арлет, – прошептала она самой себе, а затем вернулась на место, так и не притронувшись к пирогу.

Есть ей сейчас вовсе не хотелось, особенно учитывая факт, что пирог был праздничным. А праздновать было нечего.

Она перевела взгляд на антикварные часы, что висели над ее кроватью. Время ползло не многим быстрее, чем за школьной партой. Оно усердно напоминало, что впереди еще целый вечер, чтобы «отмечать» день рождения. Пятнадцать – знаменательная дата, которую с нетерпением ждут все подростки. Все, кроме Арлет.

И что дальше? – подумала она.

Дабы хоть как-то отвлечься от мрачных раздумий, она потянулась к пульту, что валялся на ручке кресла. Спустя миг с другой стороны комнаты на нее замигал старенький телевизор. На экране появился бледный диктор с квадратным лицом и холодным взглядом, невозмутимо вещавший о последних новостях. Кажется, выпуск подходил к концу, так как в сюжете говорилось о погоде.

– А тем временем метеорологи продолжают докладывать о странных погодных феноменах, которые наблюдаются в самых разных уголках земного шара, – говорил он, – Напомним, что за последний год населения более чем десяти разных стран, никак не связанных между собой географическим положением, стали свидетелями весьма необычных происшествий. Поступила информация, что последним таким местом стал один из самых засушливых районов Западной Африки – его жители пострадали от града необычайно большого размера, в результате чего погибло более пятнадцати человек…

Арлет выключила телевизор, поняв, что погода – совсем не то, о чем она способна думать в данный момент. Вздохнув, она повернула голову, и тупо уставилась в огонь, который Клара уже успела развести в старом, закопченном камине. Языки пламени исполняли замысловатый танец, проливая тепло по всей комнате. В голове зароились отрывки мучительных воспоминаний, и Арлет, не выдержав, подняла взгляд выше – на нее.

Над камином висела картина в толстой, позолоченной раме. На ней была изображена красивая женщина, неимоверно похожая на Арлет – во всем, кроме глаз. Такие же большие и необычные – вместо серебра, у нее они отливали угольным блеском. У женщины было задумчивое лицо, и немного грустный взгляд. Арлет всегда удивлялась, что заставило художника увидеть ее мать в подобном обличии, ведь на лице Лианны Ноктиар всегда играла улыбка, сколько она ее помнила.

К горлу подступил уже знакомый, тошнотворный комок. Этот старый друг навещал ее каждый год первого декабря, в день ее рождения, а также день, который когда-то отнял у нее мать. Было сложно представить, что есть в мире человек, который ненавидел бы эту дату больше, чем Арлет.

Лианна (Арлет всегда называла ее Лианной, а не мамой), ушла из ее жизни ровно семь лет тому назад, и, несмотря на то, что прошло уже немало времени, за все эти годы призрак тогдашних событий ни разу не покидал Арлет.

Когда-то давно, их с Лианной жизнь протекала в столице. Арлет была совсем еще ребенком, и помнила не так уж много, но знание того, насколько они с матерью были близки, заложилось в ее воспоминаниях твердым фундаментом. Родитель, наставник и лучший друг, все это для нее сочеталось в одном единственном человеке – в Лианне.

Отца своего Арлет никогда не знала. Знала только, что звали его Нориал. Нориал Оинн – так было написано на его могиле, которая находилась на городском кладбище, и которую Арлет с матерью время от времени посещали. Лианна и Нориал были женаты, об этом свидетельствовало золотое колечко на безымянном пальце Лианны, хотя та, по неизвестным причинам, оставила за собой девичью фамилию – Ноктиар. Эта же фамилия передалась и Арлет.

Сам Нориал, по словам матери, был выдающимся ученым, и погиб еще до рождения Арлет по причине смертельной болезни. Больше Лианна о нем ничего не рассказывала, хотя было вполне очевидно, что даже после стольких лет боль утраты все еще не утихла – каждый раз, вспоминая об умершем муже, на глазах ее выступали слезы. Сама Арлет же в такие моменты всегда рисовала перед собой высокого мужчину в белом халате, с острым, проницательным взглядом, работающим над своим очередным изобретением. Эдакая детская картинка, которая надежно укрепилась в ее сознании.

Мать Арлет была родом из состоятельной семьи, поэтому, когда ушли из жизни оба ее родителя (бабушка и дедушка Арлет), в руках Лианны, которая была старшим ребенком в семье, оказалось огромное наследство. Благодаря этому, они с Арлет никогда не знали нужды, хоть жизнь их и протекала в довольно необычной атмосфере. В своем доме, построенном в самом сердце большого города, они жили весьма отчужденно. Не то чтобы Арлет это хоть как-то волновало – проводить все свое время с матерью было ее любимым занятием. И все же, немного повзрослев, она все чаще могла слышать, как люди говорят о чудаковатой женщине, которая славилась своим отшельничеством, и которая ограждала от жизни не только себя, но и родную дочь.

Да, возможно в некотором роде так оно и было, но, по правде говоря, Арлет и самой не доставляло никакого удовольствия общаться со сверстниками. И уж если говорить совсем честно, то не только с ними, да и вообще с кем-либо. И причиной тому были те самые бесконечные взгляды, сопровождавшие ее везде, куда бы она ни пошла. Причем взгляды эти всегда носили одинокий характер – люди на нее лишь смотрели, молча, без каких-либо слов, без замечаний, без комментариев. А посмотрев, они просто проходили мимо. Мало того, никто, встречавшийся на жизненном пути Арлет, никогда не проявлял инициативы дальнейшего общения, а если ее проявляла сама Арлет, то эту инициативу не принимали, словно тот, от кого она исходила, был каким-то прокаженным.

Именно поэтому ни тогда, ни сейчас у Арлет не было друзей. Единственным, кому она открывала свои тайны, был Интро – так она прозвала своего внутреннего демоненка, сидевшего прямо у нее под сердцем, и время о времени шепчущего ей на ухо. Друг этот, хоть и невидимый, стал для нее прекрасным слушателем, а еще он часто помогал Арлет справляться с трудными решениями. Звучит, как сумасшествие, не правда ли? Клара именно так считала. Арлет могла прочитать это в ее жалостливом взгляде, когда той счастливилось застать свою воспитанницу за разговорами с самой собой. Вот именно, еще один неутешительный пунктик в добавку к вездесущим взглядам.

Что касается этих самых взглядов – даже после всех этих лет, заполненных сотнями устремлённых на нее глаз, Арлет ни на шаг не приблизилась к ответу на вопрос, в чем именно заключается причина столь особого к ней отношения. Смотря в свои серебряные глаза, отражающиеся в зеркале, порой она думала, может все дело в них? Ведь как ни крути, такие необычные, они не могут не привлекать внимания. И все же, какой бы неординарной внешностью человек не обладал, к этой внешности все равно, в конце концов, привыкаешь. А к Арлет никто и никогда так и не смог привыкнуть, кроме одного единственного человека – ее матери. Лишь Лианна смотрела на свою дочь, как на обычного ребенка. Именно поэтому чем дальше, тем с большей охотой Арлет оставалась в стенах своего – как она называла их старый дом – укрытия, и строила свои детские воспоминания именно там. И как раз поэтому, потеря самого близкого ей человека, единственного, кто воспринимал ее такой, какой она была, оказалась для нее невыносимым ударом.

В тот роковой вечер, семь лет тому назад, случился страшный пожар. По словам дознавателей, причиной возгорания стали праздничные свечи, которые были зажжены в честь дня рождения Арлет. Лианна с дочерью праздновали вдвоем, как и всегда, поэтому, когда огонь стал расползаться по дому, в его оковах оказались лишь они одни.

Прежде чем на место происшествия прибыли пожарные, пламя успело уничтожить практически все. Именно поэтому столь невероятным оказался тот факт, что Арлет осталась жива. Ее, из-под обугленных обломков – того, что осталось от ее прежней жизни, – вытащили спасатели, изумленно разглядывая ребенка, на чьем теле не оказалось ни единого ожога, в то время, как все остальное, включая тело ее матери, было сожжено дотла.

Восьмилетняя Арлет, вместе с маленькой клеткой, которую она судорожно сжимала в руках, была доставлена в местную больницу. После тщательного осмотра, врачи сделали заключение – она, а также ее птичка, запертая в той самой клетке, абсолютно здоровы, не считая эмоционального потрясения. А эмоциональное потрясение заключалось в том, что Арлет, не считая нескольких размытых обрывков, в которых присутствовали лишь бушевавшие языки пламени, ничего не помнила. А еще, на несколько долгих месяцев, девочка перестала разговаривать.

После смерти матери опекунство перешло к ближайшему родственнику – ее дядюшке Одвину, который решил не отказываться от него лишь потому, что вместе этим самым опекунством в его руки перешла и значительная часть наследства. И все же, учитывая тот факт, что он уже многие годы проживал за границей, перспектива впускать в свою итак занятую жизнь осиротевшего ребенка, да еще и с посттравматическим расстройством, особо его не радовала. Именно поэтому он отстроил сгоревший дом сестры, и решил вернуть Арлет в родное пристанище, оставив ту на попечение гувернантки Клары, которая стала заниматься ее воспитанием, и также Томаса, который, кроме своих обязанностей водителя, должен был также следить за безопасностью девочки.

Именно так, после смерти Лианны эти два человека стали единственными близкими людьми в жизни Арлет. Клара заботилась о ней, как могла, хоть Арлет и знала, что где-то за пределами своих обязанностей у этой добродушной женщины есть и собственная семья – уже совсем взрослые дети, которых она время от времени навещала. У Томаса семьи не было, но, вопреки тому, что формально он и правда проводил все свое время в жизненной среде Арлет, на глаза он ей попадался не так уж часто. В основном их общение проходило, когда девочка сидела на заднем сидении его черного автомобиля.

И все же, Арлет была благодарна. Благодарна за то, что у нее было хоть нечто наподобие семьи, даже несмотря на то, что иногда Клара с Томасом тоже поглядывали на нее этими странными взглядами. Происходило это не часто, и все же это случалось – именно в такие моменты Арлет чувствовала себя наиболее одиноко.

Да, последние семь лет Арлет прожила в одиночестве. Причем проводить все свое время в стенах, где произошло самое страшное событие твоей жизни, с каждым годом становилось для нее все тяжелее и тяжелее. Именно поэтому, за несколько недель до своего пятнадцатилетия в голову ей пришла безумная идея. В последнее время она часто вспоминала старинный особняк, который Лианна много лет тому назад приобрела в крохотном, малоизвестном городке под названием Эверелл, и который служил для них с Арлет местом обитания во время тех нечастых, но долгожданных поездок, ради которых они покидали большой город.

Как и опека над Арлет, Эвереллский дом теперь был в руках дядюшки Одвина, и конечно, для такого шага понадобилось его разрешение. Почему-то Арлет была уверена, что замысел ее будет встречен чем угодно, только не энтузиазмом. Разумеется, она не ошиблась. И все же, несмотря на первую неудачу, после нескольких телефонных разговоров ей удалось убедить опекуна отпустить ее в Эверелл.

И вот она здесь, а первый ее день в этом месте выпадает на злосчастную дату. И нет, получилось это вовсе не случайно – она очень сильно надеялась, что в своем старом доме она не проведет больше ни единого дня рождения.

После долгих раздумий Арлет, наконец, оторвала взгляд от картины. Учитывая то, как близки они были с матерью, можно было понять, почему даже спустя семь лет этот день давался ей с таким трудом. Но правда заключалась в том, что главной причиной ее бессонных ночей была вовсе не тоска по родному человеку, а нечто, о чем не знал никто, кроме самой Арлет. Дело было в том, что девочка никогда не верила, что ее мать погибла.

Арлет в который раз вспомнились слова адвоката, тихо беседовавшего с дядюшкой спустя несколько дней после пожара. Мужчины не знали, что их подслушивают.

– Одвин, – губы адвоката невольно сжались, – Признай, все это выглядит весьма странно. Ребенок, которого не тронул огонь, и ее мать, сгоревшая дотла. И мы говорим об одном и том же пожаре. Никаких останков так и не обнаружилось. Даже намека на обгоревшее тело…

Одвин Ноктиар не ответил.

– О документах я, конечно, позабочусь, – добавил адвокат, нервно оглядываясь по сторонам, – но если Лианна однажды появиться на пороге вашего дома, могут возникнуть проблемы. Я знаю, ты не был близок с сестрой, но в городе о ней много чего поговаривали. Возможно ли, что она просто сбежала?

– Я плачу тебе не за то, чтоб ты задавал вопросы, – отрезал Одвин, – Но если тебе уж так любопытно – из дома с момента возгорания никто не выходил. Это подтвердили несколько свидетелей. Моя сестра мертва и на этом точка.

– Но… – возразил было адвокат.

– Да, Францис, история весьма щепетильная, – с раздражением перебил его Одвин, – Но я не позволю, чтоб ее подробности всплыли наружу и разрушили то, чего я так долго добивался. Эти вонючие газетчики только и ждут, чтоб вцепиться мне в горло. Поэтому держи рот на замке, ясно?

Францис не осмелился ему возразить.

– Бумаги я жду сегодня вечером, – добавил Одвин, давая понять, что беседа окончена, – И прошу не задерживать, завтра утром у меня поезд.”

Этот разговор впечатался в разум Арлет с такой невероятной силой, что с тех пор она ни разу не усомнилась в том, что ее мать жива. И хотя этому и не было никаких доказательств, а свидетели, по словам дядюшки, утверждали, что из дома никто не выходил, сама она, как и тот адвокат, чувствовала, что во всей этой истории были нестыковки. Начиная с того, почему саму ее не тронул огонь, и, заканчивая тем, что от тела Лианны не осталось и следа.

Конечно, Арлет отказывалась думать, что мать по собственной воле оставила ее в горящем доме, а сама просто сбежала. Нет, Лианна, которую она знала, была на такое неспособна. Именно поэтому, Арлет все чаще замечала, как сочиняет всевозможные истории, способные оправдать случившееся. Возможно ли, что ее похитили? Или, может, угрозами заставили ее уйти?

Тем не менее, она никогда и никому не рассказывала о своих мыслях, да и кто бы ей поверил? В лучшем случае ее назовут безумной, такой же, как и ее мать. Поэтому все эти годы она лишь беспокойно ждала. Ждала, что произойдет хоть что-нибудь, способное подтвердить ее подозрения, ответить на ее вопросы. Время от времени она даже усаживалась у окна, всматриваясь в пустынные улицы, представляя, как Лианна появляется за углом, и направляется в сторону их дома. Как она возвращается домой. А затем раскрывает Арлет ужасную правду.

Возможно, именно это и натолкнуло ее на мысль об Эверелле. В этом отчужденном городке, оказываясь вдалеке от назойливых взглядов и шепчущих за спинами голосов, мать со своей дочерью могли дышать спокойно, как бы странно это не звучало. Поездки в Эверелл всегда казались Арлет чем-то волшебным – в этом месте, несомненно, витал особый дух. И возможно, именно за этим духом она и погналась. Погналась в надежде на то, что он откроет ей нечто, пока еще ей неведомое.

Вновь поднявшись из кресла, Арлет побрела в сторону окна. На широком подоконнике стояла маленькая, позолоченная клетка, а внутри сидела крохотная птичка с замысловатым окрасом – кораллово-красный клюв, оранжевые щеки, голова, спина и крылья серо-бурого цвета, и черно-белые полосы на груди, образующие “зебровый” рисунок. Это был амадин – та самая птица, что выжила в пожаре вместе с Арлет. А также подарок матери на ее восьмой день рождения. Тот самый день рождения. “Теперь он твой, малышка” – Арлет помнила, как Лианна сунула ей в руки нового питомца, а затем нежно поцеловала в щеку, – “Береги его, как я берегу тебя”. От воспоминания комок в горле стал немного туже. Да, она берегла его, берегла всеми силами, даже несмотря на то, что Лианна своего обещания так и сдержала.