На минуту в воздухе повисло молчание. Расул с любопытством, граничащим с полным недоумением, смотрел на Аццо, который про себя уже начал радоваться победе, принесенной неоспоримым аргументом. Что и говорить, выигрывать в спорах он любил больше всего не свете. Ни одно удовольствие мира не было для Шульца настолько желанным и сладким, как осознание непревзойденности своего ума, способного рождать точные и неопровержимые доказательства своей правоты, так изящно и убедительно выстроенные. Но триумфу юного ученого не суждено было длиться недолго, Расул вмиг развеял все его самодовольство:

– Нет, вы определенно самые безмозглые глупцы, каких я только встречал за свою жизнь. Еще ученые! Сам по себе Ибэ не так страшен, конечно. А то, что случилось в самом начале с вашим другом – вы уже и забыли? Не было ли это первым знаком? Но нет, вам же море по колено, такими мелочами вас несуеверных не остановить. Я еще тогда предупреждал – Духи против! Но вы не послушались. И тут, словно в подтверждение моих слов, еще один знак – приближающийся Ибэ. Даже последнему неверующему дураку станет ясно – дело дрянь. Но только не вам. Вы же у нас – другой сорт. Люди науки!

– Позвольте заметить. – неожиданно раздался тихий старческий голос Джона, и все с нескрываемым любопытством и широко раскрытыми глазами тотчас же обернулись в его сторону, – Мы не то чтобы не видим эти знаки, посылаемые, как Вы изволили предположить, некими Духами. Мы скорее не хотим их видеть. Нами движет сила более неудержимая, более властная – сила любопытства, которая не ведает преград и не останавливается ни перед чем в своем стремлении возобладать объектом, на который она направлена.

Расул молчал. Впрочем, как и остальные члены группы, все так же удивленно таращившиеся на Джона, который абсолютно никак не отреагировал на вызванное его словами общее оцепенение. Но как бы опомнившись, он невинно спросил:

– Я взял на себя смелость выразиться за всех нас. Вы же не возражаете?

Что и говорить, это тихий старичок со странностями попал в самую точку, и возразить было абсолютно нечего. Даже Расул, который пытался найти все новые и новые аргументы в пользу того, чтобы свернуть обратно, потерялся.

И неизбежность встречи с Ибэ неуклонно надвигалась.

***

Два солнца как обычно безмятежно светили над Палениусом, одной из четырех главных планет Высших Миров. Первое солнце, что звалось Великой Звездой, сейчас находилось в зените и своим ярко желтым светом озаряло мир. Другое, Синяя звезда, расположилось чуть поодаль, и от нее исходило лишь слабое голубоватое сиянье. Синяя звезда находилась в десятке световых лет от их системы, оттого виделась совсем небольшой.

Клеонор сидел в саду около своего дворца. При нем цветки Найры опустились в воды Великого Ничто, поэтому сейчас шел светящийся дождь. Его струны мягко ниспадали прямо из космоса, причудливо извиваясь, и окутывали мир своим ажурным покрывалом. Клеонор чувствовал их нежное прикосновение и ту благодать, которая вливается в его сердце. И терзающие прежде его душу сомнения постепенно отступали, а решимость набирала силу. Что ж, раз боги вмешаться пока не могут, он будет действовать сам. Так тому и быть.

Клеонор не раз допускал подобный исход событий, но прежде ему казалось, что он в состоянии решить проблему другим способом. Да что и говорить – надежда всегда умирает последней, и вера в исправление брата вот уже добрых шесть столетий соседствовала в его сердце вместе с безусловной любовью к нему. Клеонор знал не понаслышке о силе упрямства брата, который уже с раннего детства проявлял свою несгибаемость при достижении поставленных целей. Компромисс – не для Гарнара. Он всегда знает, чего хочет, и не готов уступить не то, чтобы брату, даже Творцу он посмеется в лицо, если тот вознамерится препятствовать ему. Это с одной стороны, крайне необходимое качество для правителя. Но все хорошо в меру. Бескомпромиссность Гарнара же переходила все границы и порой была совершенно лишена здравого смысла.

К Клеонору подошел высокий статный человек в черном костюме с абсолютно непроницаемым и лишенным любых эмоций лицом:

– Господин Клеонор, к Вам прибыл с визитом Роррес.

Его голос вывел Клеонора из задумчивости:

– Хм… Интересно, чем обязан его визиту, – сказал правитель вслух, но даже этого не заметил, – Ладно, Обрам, пусть подойдет сюда.

Из дальнего конца сада к Клеонору мерной поступью шагал Ангел. Метра три в высоту с исправной осанкой он чинно вышагивал, сминая траву и сухие ветви под ногами. Ветер раздувал его белоснежные волосы, играясь и резвясь с серебристыми локонами, солнце отражалось в начищенных до блеска доспехах, грозный меч мирно покоился у него за плечами вместе с огромными крыльями. Казалось, что само время замерло при его появлении, и, если прислушаться, можно было даже различить дыхание самого космоса— легкое, эфемерное, едва уловимое.

– Приветствую Тебя, повелитель. – низким, но мягким и мелодичным баритоном поздоровался ангел.

– Здравствуй, Роррес. Присаживайся пожалуйста. Что привело тебя ко мне, дружище?

– Повелитель, я пришел узнать, как прошел Ваш разговор с братом. – сказал Роррес.

Только сейчас Клеонор вспомнил, что обещал сразу же после визита к Гарнару осведомить ангелов о результате их беседы. Хотя никто особо и не верил в то, что Гарнар одумается, каждый не переставал надеяться.

– Эх, Роррес. Я совсем и забыл, дружище, прости… – сказал Клеонор.

– Я так понимаю – беседа прошла безрезультатно? – спросил Роррес.

– Да, ты прав. На иное изначально было глупо рассчитывать с нашей стороны… Я даже к богам ходил, Роррес! Все без толку. – сказал Клеонор и махнул рукой.

– Так и каковы тогда наши действия? – спросил Роррес.

– Каковы… Будем действовать теми же методами, что и мой брат. – ответил Клеонор.

На лице Ангела изобразилось неподдельное изумление.

– Как? Вы? – на секунду он замолчал. – Давно пора было принять это решение. Я Вам говорил.

– Да, дружище, да, Ты говорил…

Оба замолчали. Каждый задумался о своем под тихий шепот листьев, которые колыхались в такт с ниспадающими струями света.

***

За свою жизнь Расул встречался с Ибэ дважды. Первый раз это случилось, когда он был еще ребенком. Они забежали с друзьями в Джунгарское ущелье, вопреки запретам взрослых, которые были слишком заняты, чтобы постоянно следить за сорванцами. Ибэ застал их там к вечеру. Расул проявил тогда недетскую выдержку и здравомыслие, хоть его ужас и страх были ничуть не меньше, чем у товарищей.

Мальчишек нашли только к вечеру следующего дня, и детям пришлось пережить кошмарную ночь. Ветер завывал, неся с собой тонны песка, отовсюду слышался дикий грохот и рев. Расулу чудилось, будто несметное войско бесов вырвалось из преисподние и теперь неслось по земле, сметая все на своем пути, словно саранча, прихватывая заодно и души грешников в адское пекло. Еще чуть-чуть и, казалось, его самого подхватит эта дьявольская процессия и он сгинет с лица земли навек.

Сил Расулу тогда придавала только мысль о том, что он должен позаботиться о младшем брате, который находился сейчас рядом. Он должен быть мужественным и стоять до конца, ради него. За свою жизнь Расул в те часы боялся меньше всего, намного важнее была жизнь маленького братишки, ведь это он, старший брат, затащил его сюда, и теперь он просто обязан все справить. Расул прикрывал собой брата на протяжении всего времени, пока их не нашли. Чувство отеческой заботы и ответственности за эту хрупкую жизнь сделали в тот день из двенадцатилетнего мальчишки взрослого мужчину.

Брата Расула убили в восемнадцатилетнем возрасте. Его тело принесли трое парней в три часа по полудню. Сказали, что он оступился и сорвался со скалы. То было вранье, Расул прочитал это в глазах убийц. Через пару дней той же смертью погибло еще трое ребят. Расулу было наплевать, в сущности, на причину, по которой эти ребята убили его брата, которого он любил больше всего на свете. Вся община прекрасно понимала суть происходящего, и никто не вмешивался.

После этого случая за полгода Расул не обронил ни слова, редко попадался на глаза, бродил, словно призрак по пустыне, похудел так, что кости проступали. Затем в один из осенних дней, как раз, когда ожидался приход Ибэ, Расул появился в деревне. Глаза его сверкали, походка была твердой, спина выпрямилась, он словно ожил, хоть и выглядел как скелет. Что с ним произошло, Расул никому никогда не рассказывал. Один лишь дряхлый старик, который после ста двадцати лет перестал вести счет годам, улыбнулся свой беззубой улыбкой и пробормотал: «Это Ибэ его вернул к жизни»! Никто, конечно, не предал значения словам старика, который одной ногой был на том свете. Потом вся эта история благополучно забылась, и мир тихо окутал эту маленькую деревушку, все вернулось на свои круги.

И вот сегодня, по воле случая, Расулу предстояло в третий раз столкнуться с Ибэ. Он смотрел на горы Тянь-Шаня, где багряные облака сливались с заснеженными вершинами, и память рождала давно ушедшие картины. Ему не хотелось признаваться себе в том, что его нежелание сталкиваться с Ибэ связано вовсе не со страхом перед стихией. Отнюдь. И пусть с тех пор, как погиб его брат, прошло уже с десяток лет, ране в сердце безразличен ход времени. Расул прекрасно понимал, что нельзя оборачиваться назад, надо жить здесь и сейчас, отпустить ушедшее и смотреть в будущее, что он и пытался делать изо всех сил. Но эта чертова рана ныла каждый раз при воспоминании о брате, и он не мог ничего с этим поделать.

И теперь рок снова сталкивает его с Ибэ. Что на сей раз принесет этот ранее благосклонный к нему ветер? Тот ветер, что не знает пощады, не терпит малодушия, изгоняет слабости или забирает с собой. Расул не знал. Одно только ему было известно наверняка: Ибэ принесет с собой воспоминания. Он столкнется лоб в лоб с тем, что годами зарывал в себе, что так глубоко пытался запрятать, и он либо избавится от этого раз и навсегда, либо… Либо Ибэ заберет его с собой.

То ли лицо степного вояки выдало его тяжелые мысли, то ли простое совпадение, но Уоллес вдруг с таким сочувствием и состраданием посмотрел на Расула, что, казалось, видел насквозь уйгура, даже то, что Расул никому и никогда не рассказывал. Расулу стало не по себе от этого проникновения в его душу, и прежнее впечатление об этом старике со странного сменилось на пугающее, ибо нет такого человека, которому было бы приятно, когда в нем, в его мыслях и душе, копаются без разрешения. Джон тут же перевел взгляд в прежнюю точку на горизонте, приняв привычное безмятежное выражение лица, что еще больше вызвало подозрение у Расула.

«А что, если этот безумный старикашка и правда умеет читать мысли и копаться в чужих головах? Сказки сказками, но… старик и правда странный какой-то. Вот Шульц к примеру – другое дело. Придурковатый малость, но, глядя на него, никогда бы не подумал, что в нем есть что-то сверхъестественное. А Уоллес… с самого начала как-то ненормально себя ведет. Сидит себе в стороне, улыбается все время, и вид у него… как будто только тело его здесь, а сам он – не пойми где витает. Тьфу ты черт, пора прекращать думать всякую ересь! А то тут уже и в собственной голове может быть не безопасно». И Расул, словно партизан, для проверки из-за плеча посмотрел на Уоллеса, но тот не подавал никаких признаков своей осведомленности происходящим во внутренней жизни уйгура. «Специально виду не подает», – только и подумал Расул, привыкший ждать удара в спину.

Но время двигалось к ночи, а Ибэ неуклонно приближался. Это обстоятельство вернуло Расула к действительности, и тот, спохватившись, стал раздавать указания. В первую очередь, необходимо было найти надежное укрытие на ночь. Так что все занялись поиском грота или выступа в скалах. К счастью, в Джаире в каменистых склонах много небольших пещерок и ниш, которые создает в твердом граните механическое и химическое выветривание. Как раз группа таких странных впадин находилась рядом, и в них легко могли расположиться на ночлег люди и даже их животные.

***

Роррес своим обычным размеренным шагом продвигался по улицам Мерноса. Дороги были пусты, ведь все сейчас находились в главном храме на празднестве в честь вхождения Великой Звезды в новый цикл. Ангелы, как правило, не участвовали в общественной жизни Верхних миров. Они представляли собой обособленную структуру, где царили свои порядки и устои. Да и вообще, ангелы редко попадались на глаза обычным существам, и предпочитали скрываться ото всех, входя в непроявленное состояние.

Этим умением были наделены лишь ангелы. Они могли на какое-то время становиться совершенно невидимыми и неосязаемыми ни для кого, пребывая в состоянии чистого сознания. Действие этого умения длилось ровно столько, сколько энергии было у ангела. Но без надобности ангелы редко им пользовались.

Вот и сейчас Роррес в открытую прогуливался по опустевшим улицам города, чего он давненько не делал, и под ногами этого трехметрового гиганта земля содрогалась, точно также, как и его душа от мыслей о предстоящем сражении. Роррес прекрасно понимал нежелание Клеонора вмешивать в их междоусобную битву за власть земных людей. Он разделял принципы своего правителя. И будь иной выход, хоть какой-то альтернативный способ – Роррес никогда бы не согласился на то, чтобы прибегнуть к таким мерам. Да и сам Клеонор вряд ли пошел бы на это при малейшей возможности избежать подобного хода событий. Их правитель, как никто другой, следовал голосу своей чести, за что его и любили, и уважали.

Пять земных столетий назад пространственные врата переместили из Низших миров одного человека, как раз во время Великой битвы за Власть в Высших мирах. Вояки Гарнара привели этого чужака к правителю Тэзреала. Тот, недолго думая, и нисколько не заботясь о жизни человека, решил посмотреть, окажет ли силовое поле Священного Артефакта на него то же воздействие, что и на существ из Высших миров. Результат оказался впечатляющим. У человека обнаружился иммунитет к воздействию этого поля, что в общем-то, неудивительно, поскольку оно не было рассчитано на то, что землянин будет принимать участие в битве. Гарнар приказал человеку достать из силового поля Священный артефакт. Однако человек потребовал кое-что взамен. Для Гарнара исполнить просьбу человека при условии получения власти не составляло никакого труда. Однако вмешиваться в жизнь Низших миров без особой надобности правителям Верхних миров не разрешалось по Негласному договору Мирной Тишины. Но Гарнар, получив Священный Артефакт, и как следствие – власть и в Высших и Низших мирах, нарушил сразу два правила: привлек в междоусобную битву человека, и дал ему нечто, что нарушило баланс сил на самой Земле. Хоть нарушение Негласных правил было налицо, Боги никак не вмешались, ведь Гарнар действовал умно, и Чаша Великих Весов Равновесия никогда не смещалась до критического уровня.

Не сказать, что Роррес плохо относился к Гарнару. Он по-своему уважал его. Однако не разделял подобного отношения к Мировому порядку. Да и вообще, кодекс чести Клеонора всегда ему был ближе, впрочем, как и всем ангелам, оттого они и стояли на стороне правителя Аэлеоргеса.

Два брата до последних событий ладили достаточно хорошо, пока рок не преподнес в период последней битвы такой сюрприз. Надо сказать, что никто до тех пор даже и не догадывался о существовании подобных Пространственных Врат, даже Великим Умам не было о них известно. При дальнейшем изучении этого феномена было выяснено, что врата открываются каждые пять земных столетий, как раз в тот период, когда начинается Великая битва за Власть в Высших мирах. Люди, оказавшись в нужный момент в определенном месте – моментально переносятся в Высшие миры.

Почему же раньше подобного не случалось, Великие Умы объясняли лишь тем, что в период открытия Врат на земле поднимается страшная буря, которая или отпугивает, или уничтожает людей. Человек сам старается даже не приближаться к тому сакральному месту, а если волей случая его туда и заносит, то инстинкт самосохранения велит укрываться подальше от страшной стихии. Посему землянин не попадает в нужную точку для того, чтобы стало возможным перемещение, ведь место это располагается в самом эпицентре бури.

Вообще, Роррес часто наблюдал за людьми. Помимо ангелов это могли делать только Создатель и правители Верхних миров. Но ангелы могли слышать музыку сердца людей, в отличии от правителей, оттого они глядели намного глубже и знали о душе человеческой намного больше самих правителей. Клеонор часто беседовал с Рорресом на эту тему, проявляя нескрываемый интерес к тому, что происходит в душе людей. Ангел охотно рассказывал своему правителю о том, что довелось ему наблюдать: о противоречиях, что терзают людей, разъедая их изнутри, о внутреннем одиночестве, о страданиях, которые человек сам себе создает, о сомнениях, разрывающих на части.

Ангел видел огромный потенциал людей, гигантскую силу, заточенную в их сердцах, которую они совсем не использовали, и всегда искренне сопереживал им. Ангел чувствовал, что должен и может им помогать, и посему порой он посещал людей, приходя к ним или во сне, или в сумраке ночи и принося с собой безмолвную благодать. И он был такой не один. Все ангелы не могли оставаться безразличными и являлись к человеку испокон веков, в результате чего люди верили в ангелов как в святых существ, проявление любви и добра, помощи и сострадания. И с течением времени все чаще в своих молитвах стали взывать к ангелам, прося покровительства, или хотя бы – простого прикосновения крыла, которое наполняло сердце благоговением.

Ангелы всегда слышали зов людей, их мольбы и плачь. Люди искренне страдали в своем несчастье, придуманном ими самими. «Прошу Тебя, ангел-хранитель, помоги мне, пусть я выздоровею!» – взывала к ангелам не так давно одна девушка. Она была совершенно несчастна. Роррес знал, что болезнь в человеческом теле очень беспокоит людей. Он видел, что причиной этого беспокойства является скорее их суетливый ум, чем сама болезнь.

В Верхних мирах все с рождения знали: то, что воплощается в материальной форме – всего лишь мысль, которая становится реальностью, только если на неё обратить свое внимание, и становится важной, только если ей придать значение. Как только существо дает мыслям волю, лишая их своего осознанного контроля, они уводят его в темный лес своих иллюзий, ввергают в состояние обреченности и запирают его сознание в темнице отчаянья. И ангел решительно не понимал, отчего люди не замечают столь очевидного пагубного воздействия неконтролируемых мыслей.