Ремесленники: средневековая корпоративная система

Революционер моды 1960-х гг., французский кутюрье баскского происхождения Пако Рабан как-то сказал: «Бесспорно, я кутюрье, так как шью и создаю уникальную одежду, но, в сущности, я считаю себя ремесленником. Я просто ремесленник, который старается делать свою работу как можно лучше». И таков не только этот выдающийся модельер. Вся основа структурно-функциональной системы французской, а затем и мировой системы моды – профессиональные корпорации, такие как французская Федерация Высокой моды¹⁴³, – корнями уходит в ремесленные цеха и купеческие гильдии средневековых городов.

На протяжении столетий мода, особенно Высокая мода, несла в себе этот цеховой средневековый дух элитарности, закрытости, уважения к профессиональному мастерству, сохранения традиций и корпоративной солидарности. И, возможно, смерть истинной Высокой моды, о приближении которой всё чаще говорят в начале XXI в., связана во многом с утратой этого духа абсолютной эксклюзивности, подменой его идеологией больших денег и принципом финансовой эффективности глобального бизнеса.

О происхождении и природе средневековых цехов, корпораций или гильдий мы и поговорим далее.

Итак, в XI—XII вв. на Западе прокатилась коммунальная революция, принесшая освобождение от множества феодальных ограничений для города как единого целого. А между тем во внутренней жизни города не было ни настоящей свободы, ни спокойствия. Свобода и равенство господствуют в таком городе-коммуне только с виду, в реальности же община следит за индивидом и ограничивает его деятельность. Гражданин также прикреплен к своему городу, как крестьянин-колон – к своему участку. Он – часть одной из групп, составляющих коммуну, а не самостоятельный независимый гражданин. Он всю жизнь принадлежит одному сословию, цеху, корпорации, приходу или городскому кварталу. Многочисленные муниципальные декреты регулируют практически всю жизнь горожанина от рождения, профессии, которую он унаследует от родителей, до того, сколько свечей должно сопровождать его гроб на похоронах.

Главной приметой экономики средневекового города являются торгово-промышленные ассоциации: корпорации¹⁴⁴, гильдии¹⁴⁵, цехи¹⁴⁶. Мы будем использовать эти термины более-менее взаимозаменяемым образом, хотя понятие «гильдия» преимущественно принято употреблять в отношении объединения купцов. Объединяясь в ассоциации, на основе которых позже возникнет городская коммунальная администрация, купцы и ремесленники отвоевывают себе коллективную свободу, льготы и привилегии. Однако личная свобода их членов этими же ассоциациями и ограничивается.

В Средние века корпорация или цех – это тесно, прочно организованная ассоциация всех ремесленников определенной профессии одного города. Например, всякий золотых дел мастер, оседло живущий в Париже, был членом ювелирного цеха. И никто не мог продать даже ржавого гвоздя, не будучи членом цеха кузнецов, или старого тряпья, не принадлежа к цеху старьевщиков. Цех часто был одновременно и городской военной единицей, и каждый его член должен был иметь оружие для защиты города.

Происхождение института средневекового цеха (корпорации, гильдии) иногда пытаются отнести к древнеримским коллегиям, которые неизвестным образом восстали из пепла после нескольких веков забвения. С точки зрения историков Лависса и Рамбо¹⁴⁷, разумнее было бы предположить, что такая форма объединения была естественной в ту эпоху, когда обособленное, независимое существование было опасно, право и суд были привилегией и плохо защищали от произвола. Форму корпорации в Средневековье принимали тогда любые профессии, даже свободные, – университетские преподаватели, менестрели и нищие – все объединялись в ассоциации, цехи и гильдии, способные защитить их коллективные интересы.

Сведения об основании первых гильдий довольно скудны и отрывочны. Текстильное производство в Средние века было самым мощным, если не сказать единственным, помимо строительства, поэтому текстильные корпорации обладали больши́м влиянием и значением для экономик всех стран Запада. Известно, что в 925 г. основываются гильдии красильщиков шерсти в Германии. В 979 г. была основана Тевтонская текстильная гильдия в Лондоне, получив на это королевскую грамоту в обмен на уплату двадцати унтов перца ежегодно. Она просуществовала без малого шесть веков, пока в 1578 г. королева Елизавета I не ликвидировала ее. Массовое же образование цехов относится к XI—XII вв.

Часто цехи имели общие и взаимные интересы с властями. В Англии король Генрих I (1100—1135), известный своей ученостью, активно поощрял развитие городов и городского самоуправления. Король поддерживал развитие торговли, ремесла и путей сообщения в стране, даруя различные привилегии городам и купеческим гильдиям и утверждая уставы первых английских ремесленных цехов. При нём начался выкуп крупнейшими городами страны прав самостоятельного сбора налогов и уплаты их непосредственно в королевское казначейство – первый шаг на пути завоевания английскими городами автономии. Особенно большое значение имела хартия Генриха I Лондону, которая, помимо освобождения горожан от уплаты «датских денег», торговых и таможенных пошлин, предоставила право избрания собственного шерифа и верховного судьи. Около 1120 г. он расселил фламандских¹⁴⁸ текстильщиков в английских городах и деревнях для повышения уровня мастерства местных производителей текстиля. Они основали там первые текстильные гильдии шерстянщиков. Генрих II Плантагенет (1154—1189) даровал гильдии английских производителей шерсти хартию¹⁴⁹ на исключительные права поставки суровой шерсти в Лондон. Это право поддержало английских овцеводов, боровшихся с ввозом испанской шерсти, превосходившей английскую по качеству. В 1164 г. было организовано шесть гильдий ткачей и валяльщиков в разных городах Англии. К 1188 г. относится первое упоминание о корпорации английских красильщиков текстиля. Борьба английских и испанских текстильщиков, порой весьма жесткая, в которой корпорации были важной силой лоббирования, шла не один век. В 1221 г. Генрих III (1216—1272) приказал мэру Лондона сжечь все шерстяные ткани, завезенные из Испании, и только в 1240 г. импорт был восстановлен. В 1248 г. торговцы шерстью также организовали корпорацию, чтобы защищать свои интересы в английской экономике, однако это не помешало Генриху III в 1261 г. запретить весь экспорт шерсти в континентальную Европу. А в 1271 г. он издал декрет, в котором говорилось: «Все рабочие, мужчины и женщины из Фландрии и других стран могут прибыть в наше королевство и производить ткани». В ответ на действия короля Англии король Кастилии и Леона Альфонсо X Мудрый (1252—1284) выпустил в 1273 г. декрет, согласно которому «все пастухи Кастильи объединяются в почетную ассамблею пастухов» – знаменитую Месту¹⁵⁰ (о ней будет отдельная история в главе об Испании), которая получила привилегии на 500 лет по выращиванию мериносовых овец в Испании.

Своим величием и процветанием Флоренция также обязана цехам. Во Флоренции корпорации ткачей и торговцев тканей образуются в 1193 г. Об истории флорентийских цехов мы поговорим ниже особым образом.

Один из самых своеобразных королей Франции, Филипп IV Красивый (1285—1314), помимо расправы над тамплиерами, был известен тем, что запретил своим подданным носить одежду из фламандской шерсти, т.к. был очень озабочен ее чрезмерной популярностью.

Жизнь цехов регулировалась статутами¹⁵¹ или уставами. Древнейший цеховой статут – устав парижского свечного цеха – Лависс и Рамбо относят к 1061 г. Степень регламентированности и суровости цеховых уставов снижалась с севера на юг Европы. Самыми обстоятельными, расписанными буквально до мелочей они были в Германии¹⁵², а в Монреале и Лиможе корпорации носили характер, скорее, благотворительных и религиозных обществ, не имели монополии, не ограничивали число членов и принимали иностранцев. Отмечу, что эта традиция гостеприимства весьма плодотворно скажется на росте мастерства лиможских ткачей, когда через несколько веков они примут у себя бежавших из Италии, Испании и Португалии евреев-профессионалов.

Цехи ремесленников и торговцев представляли собой форму самоорганизации, не допускавшую никакой конкуренции и имевшую крайнюю степень специализации¹⁵³, странную и даже комичную на современный взгляд. Так, парижские торговцы четками делились на три ассоциации: один цех делал четки из кости и рогов, второй – из амбры и черного янтаря, третий – из раковин и кораллов. Парижские башмачники делились на три цеха, в зависимости от материалов изготовления, а шляпники – на пять. Было два различных цеха прядильщиц шелка на веретёнах: отдельно – больших и отдельно – малых. И если в Новое время нормой стало право выбрать любую профессию, то распространенным средневековым принципом, считавшимся глубоко справедливым, было убеждение, что ремесло принадлежит тем, кто им занимается.

Кропотливый узкоспециализированный труд способствовал достижению очень высокого уровня мастерства. Требования к качеству продукции жестко регулировались цеховыми статутами. Вот пример статута «О ткачихах шелка» из документа под названием «Регистры ремесел и торговли города Парижа»¹⁵⁴. Этот документ, составленный прево¹⁵⁵ города Этьеном Буало в XIII в., гласил:

«Никакая мастерица цеха не может и не должна набирать основу из ниток с шелком или из шелковых оческов с шелком, так как такое изделие поддельное и плохое и должно быть уничтожено, если его найдут. Никакая мастерица или подмастерица этого цеха не может делать поддельную (entaveleure) основу или ткань из ниток и из шелковых оческов или делать рельефную (enlevee) ткань, где имеются нитки или шелковые очески; а если такое изделие находят, оно должно быть уничтожено, так как оно поддельное и плохое».

Эту фантастическую «средневековую» требовательность к качеству исполнения мы всё еще можем увидеть в работах швей и вышивальщиц парижских Домов Haute Couture, или у классных итальянских обувщиков, или у производителей премиальных изделий из кашемира и сверхтонкой шерсти. Два революционера в моде – Браммель¹⁵⁶ и Шанель, – молодежная революция 60-х гг. и наступление эпохи массового общества повлияли на общий стиль в моде в пользу его упрощения и сократили число покупателей и ценителей этого уникального ручного мастерства, к тому же оно конкурирует с современными машинными технологиями даже в костюмах высокого класса. Всё менее это мастерство и внимание к деталям востребовано и миром крупных корпораций нашего века, требующим не элитарной скрупулезности многочасовой работы, а максимального упрощения, диктуемого бешеными скоростями обезличенного fast-fashion. И тем не менее вся великая мода выросла из средневекового ремесла, и вплоть до середины XX в. уникальный, Ремесленный с большой буквы, ручной труд был важнейшим мерилом ценности платья.

Цехи были подчинены очень подробным и обстоятельным статутам не только в области производства, им была подчинена вся жизнь членов корпорации. Нельзя было стать ремесленником, не пройдя все этапы многолетнего ученичества. Вступление на путь профессии было, как и вся жизнь в Средневековье, актом не личным, а общественным, публичным, окруженным обрядами и символами. Это был торжественный «общественный контракт», содержание которого было определено статутами. Он налагал определенные обязательства на каждую из сторон – ученика и мастера, принимающего публичную ответственность за подготовку профессионала, соответствующего уровню и требованиям корпорации. Этот контракт, как брак, заключался при свидетелях – мастерах или экспертах цеха. Своей разнообразной, богатой символикой и обрядами цехи оказали влияние на всю европейскую эстетику и культуру. Загадочные и знаменитые масоны, само название которых происходит от старофранцузского masson, т.е. каменщик, или англ. freemason – вольный каменщик, заимствовали свои регламенты, статуты, обряды и ранги у средневековых строительных цехов.

Количество учеников у одного мастера также было ограничено, что защищало интересы корпорации от излишней конкуренции и перепроизводства, хотя статуты утверждали, что такое ограничение есть благо для учеников. Срок обучения был продолжительным – от трёх до двенадцати лет. И все эти годы ученик обеспечивал мастеру даровую рабочую силу. Более того, поступая на обучение, ученик сам должен был уплатить своему патрону определенную сумму или отработать ее, т.к. считалось, что хозяин первое время лишь тратился на него, ничего не получая взамен. В указанном статуте «О ткачихах шелка» в Париже мы находим:

«Никакая ткачиха шелка не может быть мастерицей в цехе, прежде чем она не проработает в нём один год и один день после того, как она прошла срок обучения, чтобы она приобрела больше умения в деле своего ремесла. Никакая мастерица этого цеха не может и не должна брать учениц меньше чем на шесть лет за 4 ливра, или на восемь лет за 40 су, или на десять лет без денег. Не может она притом иметь одновременно более двух [учениц] и нельзя брать другой, пока время обучения не закончится»¹⁵⁷.

Эта традиция длительной и низкооплачиваемой работы ученика, где главным мерилом успеха является выдающееся мастерство, а не доходы, сохранилась по сей день в сфере ручного труда в парижских ателье, где за честь почитается сама возможность работать на великий Дом¹⁵⁸ или великого кутюрье¹⁵⁹. Если приглядеться к стилю работы даже современных Домов моды, то возникает ощущение некой «капсулы средневекового времени», встроенной в современный механизм глобального капиталистического производства. Один мастер – кутюрье, арт-директор – определяет и контролирует стиль и качество каждой детали всей коллекции каждого сезона. Ему беспрекословно подчиняется работа современных «подмастерий» всего Дома даже в том случае, если он уже не является его владельцем. Такого не увидишь на предприятиях fast-fashion, где создание моделей и производство практически конвейерное и подчинено задачам исключительно рыночным¹⁶⁰.

Лишь в немногих корпорациях, таких как парижский цех ткачей, ученик мог жаловаться магистру цеха на дурное обращение своего мастера. Если ученик сбегал, его могли ловить и возвращать насильно. В общем, это была очень жесткая, но характерная для всей культуры Средневековья, с ее жестокостью, личной несвободой и телесными наказаниями, зависимость. Мастера обладали практически неограниченной властью над учениками, но сами должны были вести определенную статутами и правилами жизнь и быть безупречными в своем ремесле. В статуте ковалей проволоки говорилось: «Никто не должен брать ученика, если он не настолько мудр и богат, чтобы мог учить и воспитывать их»¹⁶¹.

Отчасти такой странно длинный срок обучения средневекового мастера, – например, «никто из этого цеха [цех изготовителей шнурков из ниток и шелка] не может брать учеников менее чем на шесть лет обучения и за 40 пар. су деньгами или на восемь лет обучения без денег»¹⁶², – объясняется не только заинтересованностью мастера в рабочей силе, но и тем, что средневековое ремесло не знало разделения труда. Мастер сам изготавливал все свои инструменты, обрабатывал сырьё, делал заготовки. Эта традиция во многом коррелирует с т.н. феноменом «человека Возрождения», чья гениальность возникала на фоне традиции освоения множества смежных профессий и наук. В текстильном производстве она сказывалась и позже: прославленный лионский ткач-промышленник первой половины XVIII в. Жан Ревель был также художником и рисовальщиком узоров для тканей, изобретателем нового станка. Такое полное и глубокое знание профессии – от материалов до средств производства – происходит из средневековой ремесленной культуры труда.

Пройдя обучение, ученик становился рабочим и мог быть причислен к цеху в полной мере. К XIII в. окончательно установился обычай доказывать свое мастерство, демонстрируя цеху образец своего ремесла. Экзамен проводился присяжными экспертами, выдававшими успешным кандидатам удостоверения. Посвящение в мастера было обставлено торжественными обрядами, будущему члену сообщества зачитывали статуты и правила цеха, а вновь вступающий клялся на мощах святого-покровителя цеха соблюдать правила и честно заниматься ремеслом. Вся жизнь, статус, возможности и перспективы жизни средневекового ремесленника зависели от уровня его профессионализма и признания этого уровня коллегами по цеху. В каком-то смысле эти традиции нашли продолжение в современности в требовании к Домам Высокой моды дважды в год демонстрировать на подиуме по 35 моделей (еще в начале 1990-х гг. коллекция должна была включать не менее 75 моделей в сезон). Причем все платья Haute Couture должны выполняться только в одном экземпляре, количество машинных швов не должно превышать 30%, отделка и декор должны производиться по старинным традициям, в тех самых специализированных парижских ателье – аналогах средневековых цехов.

Бывший ученик не всегда мог сразу завести свое дело. Часто он становился наемным рабочим, находящимся постоянно под давлением безработицы. В Париже целые их отряды собирались на Гревской площади, официальном месте найма, где их находили работодатели и приказчики.

Женщины, составлявшие бо́льшую часть рабочей силы в текстильном производстве, подвергались сильному угнетению. У Кретьена де Труа в романе «Ивейн, или рыцарь со львом» встречается жалоба ткачих:

 
Ткём целый день такие ткани,
Что любо-дорого глядеть,
А что прикажешь нам надеть?
Работа наша всё труднее,
А мы, ткачихи, всё беднее,
В отрепьях нищенских сиди,
Мы хлеба вдоволь не едим,
Нам хлеб отвешивают скупо.
Надеждам придаваться глупо,
Нам платят жалкие гроши:
И так, мол, все вы хороши.
И понедельной нашей платы
Едва хватает на заплаты.