Читать книгу «Секрет» онлайн полностью📖 — Катерины Даймонд — MyBook.

Глава 6
Просто мальчик

В возрасте десяти лет

Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на проступающем в рисунке обоев лице. Когда смотрю достаточно долго, начинаю видеть лицо сердитого старика. Он тоже на меня смотрит и хмурится. Рисунок совсем девчачий, но почему-то вижу лицо старика. Иногда делаю вид, что это Бог, и молюсь ему. Говорю «молюсь», но на самом деле всего лишь перечисляю вопросы и жду, когда выражение лица изменится. Естественно, выражение так и не меняется, а вопросы остаются без ответов и продолжают крутиться в голове.

Это комната сестры, но она здесь больше не живет. Мама сохраняет обстановку в прежнем виде на тот случай, если сестра вдруг вернется, но она не вернется. Оттуда никто не возвращается. Не знаю, верю ли в существование рая или ада, но люблю притворяться, что рай действительно есть и она сидит там и уплетает мороженое и шоколад. Больше всего сестра любила фисташковое мороженое, и иногда мама покупала большую пачку специально для нее.

После смерти сестры мама много плачет. Думаю, ее можно понять. Но когда вхожу в комнату, вытирает глаза и улыбается, как будто улыбка может скрыть отчаянье. Она никогда не говорит о дочке, и я тоже не должен говорить, но нарушаю запрет. Прихожу сюда и беседую о сестре с Богом.

Мама готовит на обед молодую баранину. Наверное, чем-то расстроила папу, потому что обычно баранину мы едим по воскресеньям. Сегодня вторник. Через четыре дня мне исполнится одиннадцать лет, так что, возможно, это уже в честь дня рождения. Желудок громко урчит: там пусто, как в глубокой яме. Со вчерашнего завтрака ничего не ел. Надо вернуться в свою комнату, прежде чем меня здесь поймают. Сюда заходить запрещено. Если папа увидит, то, скорее всего, снова останусь без обеда. В обычный день можно было бы рискнуть, потому что эта комната нравится мне больше, чем еда, которую регулярно готовит мама. Вот только запах баранины… слюнки текут.

В моей комнате одиноко и запах еды ощущается не так явственно, как в комнате сестры, в нескольких шагах от кухни. Здесь я не чувствую ее присутствия. Беру книгу, которая лежит возле кровати. Это папина любимая книга, поэтому мне приказано ее прочитать. Наверное, она подготовит меня к взрослой жизни. Папе важно, чтобы я не вырос слабым. Каждый день он заставляет выучить наизусть отрывок и рассказать ему перед обедом. Только после этого можно начать есть. Вчера учить не хотелось, но сегодня баранина так вкусно пахнет, что лучше не упрямиться. Папа любит, когда я сопротивляюсь – конечно, до определенной степени. Когда думает, что я не вижу, даже слегка улыбается. Поэтому иногда, несмотря на голод, жертвую обедом, чтобы ему понравиться. Мне нравится, когда я ему нравлюсь.

За обедом читаю отрывок, который он велел выучить. Папа, кажется, разочарован, что я не продержался дольше. Что выучил текст. Что бы я ни делал, все равно его разочаровываю. Иногда кажется, что дело в словах, которые надо запомнить; иногда – что он хочет, чтобы я не послушался, а иногда – что хочет, чтобы я умер с голоду. Давным-давно перестал пытаться понять папу. Скоро вместо бесконечного заучивания наизусть придумает какое-нибудь новое мучение, потому что я стал запоминать гораздо легче и быстрее. Наверное, повзрослел. Больше ему не удается поймать меня таким способом. Интересно, что будет дальше?

За обедом мама молчит. Она часто молчит. После смерти сестры ее лицо изменилось – не знаю, может, оттого, что так много плачет. А еще она очень худая; иногда ей тоже запрещается есть.

Баранина необыкновенно вкусна; хочется еще. Когда вырасту, стану поваром и буду сам себе готовить. Вот только папа говорит, что денег в этой профессии нет; считает, что лучше стать бизнесменом. Никогда не понимал этого слова. Любая работа – бизнес, так что каждый, кто работает, – бизнесмен. Я много чего подобного не понимаю. Папа – бизнесмен. Носит костюм и делает деньги. Иногда открываю какой-нибудь ящик и обнаруживаю перетянутую резинкой пачку банкнот. Однажды в гардеробе родителей нашел двадцать тысяч фунтов. Папа никогда не рассказывает маме о своем бизнесе. Время от времени сообщает, хорошо или плохо прошел день, но без подробностей. Мне пообещал, что когда подрасту, возьмет с собой на работу, чтобы показать, как делаются хорошие деньги, потому что никто не хочет быть бедным.

После обеда папа обычно снова уходит, а когда возвращается, иногда от него чудно` пахнет. Не знаю, что означает этот запах, но в нем дым сигарет смешан с виски. Не понимаю, как люди могут пить виски. По-моему, ужасно невкусно. Однажды папа оставил бар незапертым. Там много разных бутылок со всего света. Он коллекционирует виски; сказал, что одна из бутылок стоит столько же, сколько весь наш дом. Правда, не показал, какая именно. Я внимательно осмотрел коллекцию и попытался ее найти, но все бутылки выглядели одинаково. А когда открывал и нюхал, ни одна не пахла приятно. И все-таки сделал несколько глотков. Вкус напомнил ужасное средство для мытья посуды; сразу захотелось выплюнуть. С трудом проглотил и обжег горло.

После обеда поднимаюсь к себе и начинаю учить следующий отрывок. Стараюсь уходить в свою комнату как можно быстрее – на тот случай, если родители опять начнут ссориться. Они всегда адресуют оскорбления мне, например: «Твоя мать кутает тебя в вату; разве когда-нибудь ты станешь мужчиной?» А если меня нет, конфликты заканчиваются намного быстрее. Если они не ссорятся из-за недостатков друг друга, то ругаются из-за сестры: выясняют, кто виноват в ее смерти. Как правило, приходят к выводу, что виноват я.

Прежде чем успеваю прочитать отрывок хотя бы один раз, дверь открывается, и в комнату заглядывает папа. Говорит, чтобы я надел уличную обувь и пошел с ним. Начинаю нервничать. Иногда отец возвращается из своих вечерних экспедиций со сбитыми в кровь суставами пальцев. Мне приходилось видеть, как он бил маму, причем довольно сильно, но даже тогда на его руках следов не оставалось. Так что кровь, очевидно, из-за чего-то другого.

В машине мы не разговариваем, так как он включает громко музыку. Останавливаемся возле какого-то ресторана, но, выйдя из машины, мы не заходим внутрь, а идем по переулку к другому дому. У папы есть ключ. Внутри накурено и как-то странно пахнет. Лица двух сидящих в комнате женщин мгновенно меняются: на них появляется страх. Обе замирают. Мне становится немного легче оттого, что папа притесняет людей не только дома. Кофейный столик заставлен непонятными вещами: здесь банки и коробки странной формы, белый порошок, пакеты с таблетками и зелеными листьями и даже бритвенные лезвия.

Блондинку зовут Минди. Под глазами у нее черные пятна, да и вообще она не выглядит очень чистой. От грязи волосы местами кажутся темными. На ногах синяки, хотя она их не замечает. Глаза останавливаются на руках отца: она видит, что у него ничего нет, и сразу успокаивается. Другую девушку зовут Марго. Это имя звучит шикарно. По крайней мере, оно показалось мне шикарным, потому что в старом фильме так зовут красивую леди в длинном развевающемся платье. Вот только эта Марго выглядит совсем по-другому: у нее голубые волосы и столько туши на глазах, что невозможно понять, какого они цвета. Голова Марго с одной стороны обрита, а на шее заметна татуировка. Это какое-то слово, но прочитать его я не могу.

Девушки обращаются к отцу «папочка», и мне это кажется странным, потому что они нам совсем не родственницы. Марго вскакивает, подбегает к отцу и целует в губы, однако он отстраняется и с силой ее толкает. Она ударяется о стол, и несколько банок с пивом падают на пол. Минди бросается их поднимать. Я вспоминаю, что ее имя тоже встречается в старом фильме, который отец иногда смотрит по телевизору. Интересно, как девушек зовут на самом деле?

Папа велит мне посидеть на диване, пока справится с делами, и поручает Минди за мной присмотреть. Хватает Марго за запястье. Вижу, что сжимает очень сильно, но она не вырывается, не сопротивляется и не кричит, а покорно выходит из комнаты вслед за ним. Минди включает телевизор, музыкальный канал. Там исполняют рэп, который я совсем не люблю. Достает из пакета листья и сворачивает сигарету. Смотрю, как она зажигает и затягивается так глубоко, что, прежде чем вынимает сигарету изо рта, почти половины уже нет. Выдыхает прямо мне в лицо. Дым пахнет терпко и горько – совсем не так, как то, что курит папа. Губы Минди потрескались и явно болят, но она все-таки нервно мне улыбается. И сразу становится намного симпатичнее. Рука лежит на моей ноге, и я притворяюсь, что это вовсе не моя нога, даже когда она водит пальцами по коленке. Просто смотрю телевизор.

К тому времени, как папа возвращается, моя голова тяжелеет. Но не болит, а как будто наполняется густым туманом. Марго не показывается, и на минуту Минди заметно пугается – до тех пор, пока сверху не раздается громкая музыка: очевидное свидетельство того, что у Марго все в порядке. Это чувство мне знакомо: иногда отец уходит с мамой в комнату и потом возвращается один. Раньше я часами ждал возле маминой комнаты, чтобы убедиться, что она выйдет. Она всегда выходит.

Папа шепотом разговаривает с Минди. Она кусает губу, пытаясь казаться хорошенькой, но на самом деле выглядит очень усталой и испуганной. Только сейчас замечаю, что всякий раз, когда папа протягивает к ней руку, она начинает дрожать, едва заметно трястись. Боится передернуться от отвращения, однако тело отчаянно этого хочет. Очевидно, наказание хорошо известно. Слышу, как Минди часто дышит и пытается тихо возразить. Говорит, что я всего лишь ребенок, и она не может это сделать. Не может сделать что? Очевидно, когда-нибудь я вырасту, и тогда она исполнит поручение. Я все еще чувствую себя странно и вдобавок испытываю вину оттого, что не помогаю Минди. Сейчас папа ее ударит. Мы все это знаем, а потому больше сказать нечего. Просто сижу и смотрю спектакль.

Как и предполагалось, папа хватает Минди за волосы и бьет лицом о стену. Из носа брызжет кровь, но она лишь тихо хнычет. К моему удивлению, папа зовет меня и сует лицо Минди в мое лицо. Она осторожно целует в губы, и я ощущаю металлический вкус ее крови. А еще рот немного пахнет алкоголем, и это мне совсем не нравится. Папа отпускает Минди, и она берет меня за руку. Папа говорит, что через некоторое время за мной придет. После этого Минди ведет меня наверх, в свою спальню.

Потом, по дороге домой, вспоминаю тот отрывок, который завтра придется читать наизусть. Слова приобретают новое значение.

«Сейчас я возвращаюсь издалека, причиняя боль многим мужчинам и женщинам на прекрасной зеленой земле, а потому пусть он зовется Одиссеем… Сыном Боли. Это имя он честно заработает».

1
...
...
8