Глава 7

Когда Элена вернулась в «Казино», прием уже закончился. В телефоне был десяток пропущенных звонков от матери и несколько голосовых сообщений, прослушивать которые не хотелось: лучше прийти к матери домой и поговорить лично. Элена поступала так всегда, когда мать (начальство, как называл ее отец) была права. Главное – не прятаться. Естественно, мать злится, что Элена сбежала с благотворительного мероприятия, которое сама же организовала.

Исабель Майорга, вдова Бланко и мать Элены, ужасалась при виде загородных вилл, в которых теперь селились миллионеры. Если жить в Мадриде, то уж лучше в квартире – в Саламанке, Чамбери либо около парка Ретиро. А если тебе нужны сады, бассейн и чистый воздух, то поезжай в свое поместье; ведь ты его для этого и купил. Сама она проводила время в квартире в Чамбери, на вилле в Толедо и в своем любимом доме на озере Комо. Ее итальянские связи крепли с каждым днем, а испанские слабели. Если, конечно, не включать в число последних отношения с дочерью Эленой.

Роскошная квартира на улице Сурбано площадью пятьсот с лишним квадратных метров занимала целый этаж дворянского особняка, счастливо избежавшего расчленения на офисы. Здесь Элена выросла, с этим местом были связаны ее счастливые детские воспоминания, хотя теперь семейное гнездышко больше напоминало музей.

С тех пор как Элена съехала, она стала здесь гостьей и вести себя должна была соответственно. Только культивируемое в семье уважение к традициям позволяло предположить, что ее комната выглядит сейчас точно так же, как десятилетия назад, и что в кабинете отца, том самом, где он скончался от инфаркта, не сдвинута с места ни одна авторучка из его обширной коллекции.

Мать – «зови меня Исабель, дочка, а то “мама” звучит ужасно» – пригласила ее в зеленую гостиную. Не в главную, где принимали гостей, но и не в малую, семейную. Компромисс, указывавший ее место в семействе Бланко-Майорга, – не посторонняя, но и не своя. Как бы странно это ни звучало, Элена не сомневалась, что мать не один час обдумывала это решение, взвешивая все «за» и «против».

– Я не намерена говорить экивоками, Элена. Твой поступок безобразен.

– Знаю, мама, прости, пожалуйста. Я очень разволновалась из-за исчезновения этой полицейской. Понимаешь, мы работали вместе, она моя подруга.

– Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Знаю, в этом нет смысла, ты все равно поступишь по-своему. Я только прошу тебя выполнять свои обязательства. Мне пришлось развлекать беседой этого господина Веймара, пока не стало очевидным, что ты уже не вернешься. Какой стыд…

Йенс Веймар – наследник богатой немецкой семьи – обладал внушительным количеством титулов и денег, а также бывших жен. Его предки еще в девятнадцатом веке сколотили состояние на черной металлургии. С тех пор в швейцарских банках у них скопилось столько миллионов евро, долларов и франков, что не потратить и за несколько поколений. К тому же в молодости Йенс активно инвестировал в передовые технологии, так что теперь имел доли во многих успешных компаниях. Исабель Майорге удалось убедить его сделать солидное пожертвование на школы в Мьянме. И она не собиралась выпускать добычу из рук.

– Йенс еще два дня пробудет в Мадриде. Я обещала ему, что ты позвонишь и пообедаешь с ним или поужинаешь. Не подведи меня.

– Не волнуйся, мама.

– Я тысячу раз просила называть меня Исабель.

На самом деле эта встреча вовсе не была неприятной обязанностью или жертвой. Йенс – мужчина привлекательный и, как показалось Элене, довольно занятный. Если Ческа скоро найдется, можно послушаться матери и позвонить ему. У Элены давно не было близости с мужчиной: с тех пор, как она спускалась на парковку Диди на Пласа-Майор с владельцами внедорожников, прошло немало времени. И она была не против вспомнить, как ведут себя на свидании.

От дома матери до своей квартиры на Пласа-Майор она решила прогуляться пешком. В голову упорно лезли мысли о Ческе. Вспомнилось первое дело, над которым они работали вместе, – дело мошенника, скрывавшегося под чужим именем. Когда его арестовали, они пошли праздновать в караоке. Все, кроме Элены и Чески, напились, а они развлекались пением. Ческа терпеть не могла итальянские песни. Она предпочитала бразильскую эстраду и не понимала страсти начальницы к творчеству Мины. В тот вечер они подружились; они смеялись и пели песню Каэтану Велозу «Одинокий»: «Иногда в ночи я представляю себе нас двоих, лежу и мечтаю, соединяя прошлое, настоящее и будущее». Ее удивило, что Ческа выбрала такую сентиментальную композицию.

Мобильный Чески сейчас лежал у Элены в сумочке. Хотелось просто подержать его в руках, не копаясь в содержимом. У каждого свои секреты, которые следует уважать; если отнять их у человека, у него ничего не останется.

Дома Элена подумала, что большая часть ее собственных секретов и воспоминаний относится к другой жизни и, пожалуй, даже принадлежит другому человеку. Они из тех давних времен, когда еще не пропал ее сын, когда она еще не познакомилась с Сарате. Она ощутила мимолетный укол ревности при мысли о связи Сарате с Ческой. Ей и раньше казалось, что между ними что-то есть. Но… какое право она имеет судить об их отношениях, да и просто переживать по этому поводу? Ей пришлось отвернуться от друзей из ОКА, чтобы выстоять. Она правильно поступила, попросив помощи у матери и занявшись фондом: она ведь делает доброе дело, а это самое главное, верно? Быть хорошим человеком.

Тогда почему она смотрит на часы, как будто прикидывает, когда можно поехать в отдел? Это уже не ее жизнь. В полиции она больше не работает.

Глава 8

Глаза жгло, во рту пересохло, все тело болело. Отчаянно хотелось пить. Ей казалось, будто от каждого прикосновения языком к деснам во рту образуются раны. Она снова подергала руками и ногами, но поняла, что освободиться не получится, только повредишь себе запястья или щиколотки. К тому же лучше поберечь силы до тех пор, пока появится шанс использовать их, чтобы вырваться. В любой момент кто-то может прийти, вряд ли они просто оставят ее умирать. Интересно, это будет Хулио или кто-то из тех троих?

Если абстрагироваться от боли, можно обдумать свое положение – есть в нем кое-что непонятное. Что было бы, если бы она привела Хулио к себе домой? Может, и ничего, потрахались и разошлись. Это означало бы, что ни к чему такому он не готовился. Либо готовился, и тогда все равно должен был бы привезти ее в квартиру на улице Аманиэль, рядом с площадью Комендадорес. Она просто облегчила ему задачу.

Дверь над лестницей открылась, и свет ослепил ее. Она не сразу поняла, кто спускался по ступенькам. Хулио.

– Привет, – сказал он.

Она сдержала желание наорать на него – разумеется, лучше вести себя хорошо.

– Развяжешь меня?

Ческа хотела говорить небрежно, не выказывать страха, но получилось жалобно, голос сорвался, и в нем вместо холодности послышались слезливые ноты.

Хулио не ответил, только сел рядом.

– Пить хочешь? – спросил он.

– Да.

Он направился к чему-то вне поля зрения Чески, вернулся со стаканом воды и снова сел возле нее. Осторожно стал лить воду ей в рот, по чуть-чуть, как пришедшему в себя больному.

– Зачем ты так со мной? – Немного утолив жажду, она снова попыталась казаться невозмутимой.

– Потому что хочу тебя, а вчера мы не смогли завершить начатое. А теперь, пожалуйста, помолчи, у меня нет желания тебя слушать.

Ческа попыталась возразить, но он заклеил ей рот скотчем.

Хулио начал раздеваться; тело у него, как Ческа заметила еще накануне, было красивым и мускулистым. Эрегированный член он намазал лубрикантом.

– Видишь, как я с тобой нежен. Со вчерашнего дня об этом думаю; не хочу причинять тебе сильную боль.

Хулио вошел в нее. Несмотря на пронзительную боль, которую нисколько не смягчала смазка, Ческа старалась изобразить удовольствие. Хулио уже не контролировал себя, от возбуждения его била дрожь. Ческа дождалась удачного момента, когда он кончил и в изнеможении упал на нее, и, резко дернув шеей, нанесла ему удар головой.

Удар оказался мощным: на лбу Хулио появилась ссадина, на мгновение он отпрянул. Но он совсем не злился, он улыбался. Кровь текла у него по щеке, и он слизывал ее языком. Рана не охладила его пыл, а только разожгла.

– Ага, так мне еще больше нравится.

Его член опять встал, и он принялся снова насиловать Ческу. Она пыталась сопротивляться, но безуспешно: связанная, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Истязание все длилось и длилось, казалось, оно не закончится никогда. Хулио вел себя как животное, по лицу его текла кровь, но ему было все равно. Наконец он застонал, кончил и сорвал клейкую ленту. Ческа в отчаянии закричала.

– Кричи-кричи, тебя никто не услышит. А если услышат, тебе же хуже, они перевозбудятся и придут сюда. И не будут с тобой так нежны, как я.

Макая палец в собственную кровь, Хулио написал что-то на теле Чески. Она не видела, что именно.

– Знаешь, что это значит? Чжуньян цзисян. Желаю удачи в год Свиньи.

Глава 9

Ордуньо посмотрел на Рейес с удивлением. Вчерашний строгий костюм она сменила на платье в цветочек со скромным вырезом. И макияж был другим: вместо агрессивного, контрастного – едва заметный, смягчающий черты. Еще вчера, увидев ее впервые, Ордуньо отметил, что она очень красива, а сегодня еще раз убедился в этом.

– Я попросил транспортную полицию составить список всех белых пикапов с буквами МНР на номерных знаках, – сообщил он. – Как только пришлют, можем приступать к поискам. Вряд ли их очень много, буквы НР были на знаках много лет назад, наверняка большая часть этих машин уже на свалке.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросила Рейес.

– Подумай обо всем, что мы видели вчера на пустыре. Бывает, какая-то деталь кажется несущественной, но кого-то из коллег она наталкивает на интересное предположение, и в итоге ситуация проясняется.

Через несколько минут началось совещание отдела, на котором всем предстояло поделиться своими соображениями и сведениями, которые удалось получить. Это дело было глубоко личным для каждого сотрудника, но ОКА работал с ним по той же схеме, что и с любым другим.

– Расскажу, что мне известно, – начал Сарате. – Я был с Ческой до половины девятого вечера. Мы договорились посмотреть, как в их районе празднуют китайский Новый год, но обстоятельства изменились, и я ушел ужинать с друзьями. Если кому-то нужно подтверждение, могу дать их имена, телефоны и список мест, куда мы заходили.

Но обвинять Сарате в исчезновении Чески и проверять его алиби никто не собирался.

– Ты с ней потом не разговаривал? – спросила Марьяхо.

– Нет. Если хочешь, возьми мой телефон, проверь. Мы договорились встретиться утром в суде на Пласа-де-Кастилья, чтобы дать показания против рабовладельческой сети. Когда она не явилась, я начал беспокоиться.

Вдруг в переговорную вошла Элена, и комнату заполнил радостный гул. Буэндиа, Марьяхо и Ордуньо не видели ее больше года. Но сейчас им было не до приветствий и расспросов: в опасности жизнь Чески. Жестом попросив коллег не отвлекаться, Элена присела к столу.

– Надеюсь, вы не против моего вторжения. В отсутствие Чески отделом руководят Сарате и Ордуньо. Я только послушаю и скажу, если в голову придет что-то важное и интересное.

– Ты же знаешь, мы всегда тебе рады, – радостно ответил Ордуньо. – Кто-нибудь еще разговаривал вчера с Ческой?

– Мы с ней болтали перед уходом. Единственное, что ее волновало, – это выступление на суде, но она отлично подготовилась, – сказала Марьяхо.

Буэндиа, как обычно, откашлялся, перед тем как взять слово:

– Я тоже ее видел. Она зашла ко мне, пожаловалась, что чешутся глаза, конъюнктивит. Я посоветовал капли. И обратил ее внимание на то, что сейчас не сезон аллергии, это может быть из-за стресса. Но она только посмеялась, сказала, что стресс – это для менеджеров, а она всего лишь полицейский, ежедневно рискующий жизнью.

Все засмеялись, а Рейес отметила про себя, что у Чески своеобразное чувство юмора. Ордуньо махнул рукой, прося коллег не отвлекаться.

– Тогда разберем то немногое, что у нас есть. Мотоцикл Чески обнаружен на пустыре в районе Медиа-Лега. Его бросил там мужчина в синем комбинезоне, приехавший на старом пикапе, номерной знак МНР. Я уже попросил транспортников составить список автомобилей, в номерах которых есть эти буквы.

– Отлично. А я снял отпечатки пальцев с мотоцикла, – вставил Буэндиа.

Элена что-то черкнула в блокноте. Рейес не сводила с нее глаз. Она уговорила дядю устроить ее в ОКА только ради того, чтобы учиться у этой женщины.

– А что мы знаем о фальшивом удостоверении, найденном у нее дома? – Элена быстро нарушила обещание только слушать.

– Я с ним разбираюсь, оно на имя Леонор Гутьеррес Мены, а такого человека, похоже, не существует, – ответила Марьяхо. – Оно не фальшивое. То есть фальшивое в том смысле, что там фотография Чески, но другое имя, однако это не подделка, а официальный документ.

– Мы и сами не раз делали себе документы для прикрытия, – сказал Ордуньо. – Возможно, Ческа тоже. Надо будет выяснить.

– Я уже выяснила, так оно и было, – подтвердила Марьяхо. – И еще поискала, когда этот документ использовался. Пока нашла только одну бронь в отеле Ла-Гранхи на выходные 11–13 января.

– Ты что-нибудь знаешь про эти выходные, Сарате? – спросил Буэндиа.

Элена мысленно поблагодарила судмедэксперта. Она сама собиралась задать этот вопрос, но из ее уст он прозвучал бы несколько бестактно.

– Нет… То есть знаю, но меня там не было.

Все взгляды обратились к Сарате, и он понял: теперь его личная жизнь постоянно будет в центре внимания.

– Зачем Ческа ездила в отель Ла-Гранхи с фальшивым удостоверением личности? – спросил Ордуньо.

– Не знаю.

– Она тебе не рассказывала?

– Это что, допрос? – Сарате был очень недоволен.

– Это важно, Сарате. Важно для дела. Никто не пытается вмешиваться в твои частные дела, – попыталась смягчить ситуацию Элена. Было видно, что Анхелю неприятно вспоминать об этом эпизоде.

Он сделал глубокий вдох и произнес:

– Я не знаю, зачем Ческа ездила в тот отель. Мне она сказала, что едет участвовать в мотогонках в Уэске. Не помню, из-за чего именно, но мне понадобилось позвонить ей по работе и посоветоваться. На мобильный я не дозвонился, поэтому связался с организаторами гонок. Они сказали, что Чески в списках нет.

– Она тебе соврала, – констатировала Элена.

– Похоже на то. И врала она превосходно. Вернувшись поздно вечером в воскресенье, она в подробностях пересказала мне всю гонку и описала трассу. Я сделал вид, что верю.