Ребеке Кампос было не больше двадцати. Темное каре, крепкая шея, уже наметился второй подбородок. Симпатичная толстушка. Полный тревоги взгляд Элена объясняла ситуацией; скорее всего, в привычной обстановке Ребека девушка спокойная. Они назначили встречу в кафе «Руис» в Маласанье.
– Я пришла только потому, что вы написали, что это срочно и чья-то жизнь в опасности, – сказала Ребека. – Мне очень неприятно говорить о тех выходных.
– Спасибо, что пришла. Уверяю тебя, это очень важно. Женщина, которую ты видела в отеле Ла-Гранхи на тех выходных, – сотрудница полиции. И она пропала.
Ребека напряженно кивала. Она даже не сняла куртку, садясь за столик, и всем своим видом демонстрировала, что не хочет тут задерживаться.
– Расскажи мне, пожалуйста, что произошло.
– Ладно, – вздохнула девушка. – Наверное, надо начать с начала. Она приехала в пятницу и сразу заказала услуги массажиста.
Казалось, что этот разговор стоил девушке большого труда. Она выглядела утомленной. Элена кивнула.
– В те часы работали Роберто и я. Но она попросила, чтобы массаж сделала именно я. Я, понятное дело, обрадовалась. Я совсем недолго там работала, а получалось, что кто-то у нас побывал и посоветовал ей меня, назвал мое имя. Это очень важно, когда вызывают именно тебя, когда тебя ценят… В итоге у тебя становится больше работы.
– Ты делала ей массаж в номере?
– Да, и все было нормально. Она все время молчала. Сказала, что потянула спину, и спокойно лежала. Правда, растяжения мышц я не заметила, зато заметила, что спина у нее перегружена, мышцы шеи очень напряженные. Я еще подумала, что у нее сплошной стресс на работе. Обычно люди, приезжающие в такие дорогие отели, много работают.
– Она показалась тебе странной?
– Поначалу нет. Но вечерний массаж прошел по-другому, она говорила без умолку. Спрашивала, нравится ли мне моя работа, хорошо ли я училась, есть ли у меня парень.
– Обычно клиенты с тобой не разговаривают?
– Мне показалось, что она такая, знаете, болтушка, но не то чтобы неприятная. Меня смущало только то, что она постоянно на меня пялилась. Я даже подумала, что она собирается ко мне клеиться. Но нет, она ничего мне не сделала, не дотрагивалась, не говорила ничего неприличного…
– Хорошо. Продолжай, пожалуйста.
– В субботу утром мне снова позвонили и сказали, что эта женщина хочет, чтобы я к ней пришла. Вот тут мне уже стало не по себе. Я ответила, что занята, но она настаивала, и в конце концов мне все-таки пришлось пойти. А вечером, когда я вошла к ней в номер, стало ясно, что массаж ей не нужен. Она ждала меня одетая, а не в халате. На столе стояла открытая бутылка виски, и, похоже, она слишком много выпила. И тут-то…
Ребека осеклась. По ее щеке покатилась слеза. Элена ласково сжала руку девушки:
– Что она сделала, Ребека?
– Сказала, что она – моя мать.
Боль в затекших мышцах стала невыносимой. К тому же Ческа проголодалась. Последнее, что она съела, – пакет чипсов, который они с Хулио купили у китайца неподалеку от бара Пако. Они собирались уморить ее голодом?
От усталости и боли она плохо соображала, хотя понимала, что спасти ее может только работа мысли. Надо сосредоточиться и придумать способ сбежать. Малютка. Нужно во что бы то ни стало завоевать ее доверие. Девочка в курсе происходящего в подвале, что, конечно, чудовищно… Но для Чески это единственный шанс выбраться. Она это чувствовала. Знала. Она в этом не сомневалась. Ее жизнь – в руках этой странной девочки. Но в подвал малышка больше не спускалась. Ческа попыталась мысленно позвать ее – абсурдная затея, которая, впрочем, принесла результат: дверь стала медленно открываться. Малютка?
Нет. Шаги мужские. Это Хулио. Мужчина, который ее соблазнил. Вернее, мужчина, которого она выбрала сама, чтобы разок развлечься.
Она знала, что это был Хулио, но он ничего не сказал, просто сел на ступеньку и закурил сигарету. Так прошло около минуты; Ческа тоже молчала.
– Ты же не куришь, нет? – наконец нарушил он тишину.
– Нет.
– Правильно делаешь, курить вредно. Мне тоже надо бросить.
– Ты не дашь мне поесть?
– Когда-нибудь дам.
– Чего ты от меня хочешь?
Хулио не ответил.
– Почему ты просто не убьешь меня?
– Имей терпение, в жизни пригодится.
– Сукин сын, убей меня! Или трахни! Не сиди тут молча, как придурок. Спускайся! Хочу тебя видеть.
Хулио молчал, явно наслаждаясь ее отчаянием. Он зажег еще одну сигарету и выкурил ее до конца.
– Смотри-ка, к тебе гости.
Ческа не услышала тихого скрипа двери и шагов на лестнице. Кто-то крался почти беззвучно. Малютка? Нет, это не она. Это был мужчина чуть старше пятидесяти, с темным загаром от работы в полях.
– Как она? – раздался его голос.
– Проголодалась.
– Еще никто не умирал от того, что поголодал пару дней.
Гость наконец сел рядом с Ческой.
– Не помнишь меня?
Ческа взглянула ему в лицо и, узнав, лишилась дара речи.
Валентина и представить себе не могла, что будет тосковать по Рамоне. Однако же тосковала, и не только потому, что на нее теперь свалилась вся работа по хозяйству, но и потому, что при всей своей черствости свекровь в некотором смысле была единственным человеческим существом на ферме, кроме самой Валентины и ребенка. Каждый вечер после ужина, когда мужчины занимались свиньями, а малыш спал, они с Рамоной сидели в гостиной. Свекровь любила смотреть телевизор; она постоянно критиковала все, что видела, но все-таки продолжала смотреть. Особенно ей нравились южноамериканские сериалы: «Ураган», «Леонела», «Лус Мария»…
– Глянь, они из тех краев, что и ты, только не такие дурнушки.
– Любите вы любовные истории, особенно с трогательным финалом, – отвечала Валентина, пропуская колкости мимо ушей: Рамона просто не умела общаться иначе.
– Конечно, люблю. Потому что это все не по-настоящему.
К тому времени, как Валентине удалось поладить со свекровью и даже ощутить к ней некоторую привязанность, самочувствие Рамоны начало ухудшаться. Врачи к ней не приходили, да она и не просила об этом. Просто легла в постель и стала тихо угасать – ни муж, ни сын в течение трех недель, пока она умирала, не проявили к ней ни малейшего внимания. Валентина сидела рядом со свекровью, пыталась расспрашивать о ее жизни, но говорить старухе было тяжело. Только однажды она попыталась объяснить, зачем Валентина им понадобилась, почему Дамасо отправился в ночной клуб, чтобы предложить ей брак с Антоном. Объяснение показалось Валентине настолько ужасным, что она отказалась верить, предпочитая считать это бредом умирающей. И в ответ рассказала о своем детстве в Боливии, о надеждах, которые возлагала на переезд в Испанию, и о том, чем ей приходилось заниматься, чтобы заработать на жизнь…
– Если бы я знала, осталась бы дома, честное слово.
Когда Рамона умерла, Валентина бросилась за Антоном и Дамасо в свиной загон.
– Сейчас, сейчас придем, только корм свиньям дадим.
После похорон Рамоны Валентина пошла в комнату покормить сына. Подняв глаза, она обнаружила, что Антон смотрит на нее. За год с небольшим, что она провела в этом доме, он впервые смотрел на нее – точнее, на сосок, которым она кормила малыша. Валентина не могла определить, что было в этом взгляде, отвращение или желание. Антон до сих пор не прикасался к ней. Муж оставался для Валентины существом непостижимым.
В тот вечер, после того как она поймала на себе его взгляд, Антон вышел из комнаты. Валентина не знала, куда он направился, пока не услышала, как свинья визжит от боли. Такие страшные звуки обычно разносились по ферме в дни забоя. Она вышла из дома и увидела Антона: он держал свинью, которой только что вспорол живот. Кровь хлестала во все стороны, но Антона это не беспокоило. Похоже, он наслаждался убийством животного, ему нравилось, как кровь выплескивается на него, заливает ему руки, грудь, лицо. Дамасо тоже вышел, обеспокоенный визгом свиньи.
– Ты что делаешь?
Он дал сыну такую затрещину, что тот растянулся на земле. Потом Дамасо начал осыпать Антона оскорблениями, называл его «недоделанным мужиком», который не выполнял свой долг как положено.
– А как положено? Как ты выполнял? – заорал Антон на отца. – Произвести на свет двух слабоумных?
– Они получше тебя будут!
Валентина впервые услышала, как они ссорятся. И впервые они упомянули двух братьев Антона, которые жили в свинарнике, как животные. Она носила им еду, но не решалась даже заикнуться о них в присутствии мужа и свекра.
Свинья все еще визжала, истекая кровью. Держа в руках нож, Антон смотрел на отца отсутствующим взглядом. Все случилось мгновенно: одним прыжком очутившись около Дамасо, Антон воткнул нож ему в шею. Дамасо попытался дотянуться до рукоятки, но тщетно. Кровь уже била ключом. Он упал на землю рядом со свиньей, и потоки их крови смешались.
На лице Антона не дрогнул ни один мускул. Он стоял и смотрел, как отец корчится в предсмертных судорогах. Потом перевел взгляд на Валентину:
– Иди сюда, бери его за ноги.
Валентину переполнял ужас. Запах крови – свиньи и Дамасо – проникал повсюду. Она повиновалась приказу; вместе с мужем они перетащили Дамасо в разделочную. Там стоял станок для резки костей. Не колеблясь ни секунды, Антон засунул в него голову отца и разрубил шею там, куда воткнулся нож…
– Когда приедут его забирать, скажем, что это был несчастный случай. Он работал в разделочной, а когда мы сюда заглянули, то нашли его в таком виде. Возможно, покончил с собой от горя после похорон жены.
О проекте
О подписке