В превосходном трактате о сновидениях и их особенностях^[20] за авторством Бенедикта Перерия говорится: «…Господь же никоим образом не подвластен законам времени и не нуждается в благоприятствовании времен для действия; где хочет, когда хочет и кому хочет внушает Он сновидения…» (Deus nempe, istiusmodi temporum legibus non est alligatus nec opportunitate temporum eget ad operandum, ubicunque enim vult, quandocunque, et quibuscunque vult, sua inspirat somnia, с. 147). Следующий отрывок проливает свет на отношения церкви к сновидениям как таковым: «Ибо читаем мы в собеседованиях Кассиана (22), что древние управители и наставители монашества прилежно занимались изучением и установлением причин различных сновидений» (Legimus enim apud Cassianum in collatione 22 veteres illos monachorum magistros et rectores, in perquirendis, et excutiendis quorundam somniorum causis, diligenter esse versatos, с. 142). Перерий классифицировал сновидения следующим образом: «Многие [из них] суть естеством данные, иные – человеческие, а иные же – божественные» (…multa sunt naturalia quaedam humana, nonnulla etiam divina, с. 145). Имеются четыре причины сновидений: 1) телесные воздействия; 2) неистовое смятение ума вследствие любви, надежды, страха или ненависти (с. 126); 3) власть и хитроумие демона, то есть языческого божества или христианского дьявола: «Ибо способен демон владеть естественными событиями, коим надлежит воспоследовать по определенным причинам; ведомо ему, в былом и в настоящем, все, что сокрыто для людей, и он внушает людям это знание посредством снов» (Potest enim daemon naturales effectus ex certis causis aliquando necessario proventuros, potest quaecunque ipsemet postea facturus est, potest tam praesentia, quam praeteria, quae hominibus occulta sunt, cognoscere, et hominibus per somnium indicare, с. 129). По поводу диагностики демонических сновидений автор замечал: «Можно выявить, каковые сны посылаются демоном, и первее всего это частые сновидения, в коих сообщается о грядущем или тайном, постижение чего не сулит выгоды ни себе, ни прочим, лишь тешит суетную гордыню мелочным знанием или вовсе побуждает к причинению кому-либо зла» (Coniectari potest, quae somnia missa sint a daemone: primo quidem, si frequenter accidant somnia significantia res futuras, aut occultas, quarum cognitio non ad utilitatem, vel ipsius, vel aliorum, sed ad inanem curiose scientiae ostentationem, vel etiam ad aliquid mali faciendum conferat, с. 130); 4) сновидения, ниспосланные Богом. О признаках божественной природы сновидений говорится так: «…из значения явленного во сне, и особенно во сне, становится ведомым человеку то, что позволено ему знать лишь с Божьей помощью и по милости Господней. Таковы эти познания, что среди богословов оные зовутся предвосхитимыми событиями грядущего, а также тайны сердец, сокровенно укрытые от всякого человеческого понимания; затем еще те наивысшие для нашей веры таинства, каковые заповеданы лишь тому, кто приходит к ним Божьим попущением… Все божественное раскрывается первее всего обретением некоего просветления и устремлением души, коими Бог озаряет наш разум, наставляет нашу волю и внушает сновидцу уверенность в истинности и неоспоримости такого сна; человек, узревший подобный сон, ясно осознает и не колеблясь сомнений признает за Господом честь творения, в каковое он жаждет верить и каковому надлежит верить без малейшего сомнения» (ex praestantia rerum, qua per somnium significatur: nimirum, si ea per somnium innotescant homini, quorum certa cognitio, solius Dei concessu ac munere potest homini contingere, huiusmudi [sic] sunt, quae vocantur in scolis Theologorum, futura contingentia, arcana item cordium, quaeque intimis animorum inclusa recessibus, ab omni penitus mortalium intelligentia oblitescunt, denique praecipua fidei nostrae mysteria, nulli, nisi Deo docente manifesta… Deinde, hoc ipsum ‹divinum esse› maxime declarator interiori quadam animorum illuminatione atque commotione, qua Deus sic mentem illustrat, sic voluntatem afficit, sic hominem de fide et autoritate eius somnii certiorem facit, ut Deum esse ipsius auctorem, ita perspicue agnoscat, et liquido iudicet, ut id sine dubitatione ulla credere, et velit, et debeat, с. 131). Поскольку демон, как было сказано выше, тоже способен посылать сновидения, точно предсказывающие будущие события, автор в подкрепление своих рассуждений добавляет цитату из Григория Великого^[21] (Dialog. Lib. IV. Cap. 48): «Святые мужи различают мнимости и откровения, голоса и отголоски видений посредством внутреннего чутья, ибо надлежит им знать, что воспринимается от доброго духа, а что претерпевают от обманщика. Ведь не проявляй разум человеческий такой осмотрительности, то погряз бы он в обилии суетности из-за духа-обманщика, который норовит порою предречь многие события правдиво, дабы восторжествовать потом и пленить душу человеческую той или иной ложью» (Sancti viri… inter illusiones, atque revelationes, ipsas visionum voces et imagines, quondam intimo sapore discernunt, ut sciant quid a bono Spiritus percipiant, et quid ab illusore patiantur. Nam si erga haec mens hominis cauta non esset, per deceptorem spiritum, multis se vanitatibus immergeret, qui nonnunquam solet multa vera praedicere, ut ad extremum valeat animam ex una aliqua falsitate laceare, с. 132). Кажется, что это желанная защита от той неопределенности, что возникает при сновидениях, связанных с «наивысшими для нашей веры таинствами». Афанасий в жизнеописании святого Антония показывает, насколько умело бесы предсказывают грядущие события^[22]. Согласно тому же автору, бесы иногда предстают даже монахами, распевающими псалмы, читают вслух Библию, отпускают едкие замечания о моральном облике братии, которую хотят ввести в соблазн^[23]. Впрочем, Перерий как будто доверял собственным выводам и продолжал так: «Природный светоч нашего разума позволяет нам ясно опознавать истинность основных первоначал, каковые тем самым постигаются нами непосредственно, без всяких доказательств, а в сновидениях, ниспосланных Господом, божественный свет проливается в наши души и приносит понимание, в силу коего мы верим, что сны сии истинны и исходят от Всевышнего» (Quemadmodum igitur naturale mentis nostrae lumen facit non evidenter cernere veritatem primorum principiorum, eamque statim citra ullam argumentationem, assensu nostro complecti: sic enim somniis a Deo datis, lumen divinum animis nostris affulgens, perficit, ut ea somnia, et vera et divina esse intelligamus, certoque credamus). Перерий избегал спорного вопроса о том, почему всякое несокрушимое убеждение, полученное во сне, обязательно является доказательством божественного происхождения сновидения, и просто принимал как данность, что сновидения такого рода естественным образом соотносятся с «высшими таинствами». Гуманист Каспар Пейцер в своем «Толковании к основным видам гаданий» высказывался по данному поводу значительно четче и сдержаннее: «Те сны исходят от Всевышнего, каковые согласно Святому Писанию ниспосылаются с горних высот людям, но не всем и каждому, не всем, кто домогается откровений и ожидает приобщения к оным исключительно в силу своего упования, а святым отцам и пророкам по Божьему выбору и Его милости. Эти сновидения повествуют вовсе не о легких свершениях, не о мелочных сиюминутных делах, но о Христе, о главенстве церкви, о царствах и благоустройстве оных, также о прочих дивных событиях, и к таким снам Господь непременно присовокупляет точные свидетельства, вроде дара понимания, из чего становится очевидным, что противиться этим снам грешно, что снятся они не случайно, порождаясь в природе, но вызревают Божьим попущением» (Divina somnia sunt, quae divinitus immissa sacrae literae affirmant, non quibusvis promiscue, nec captantibus aut expectantibus peculiares αποκάλυψηισ sua opinione: sed sanctis Patribus et Prophetis Dei arbitrio et voluntate nec de levibus negociis, aut rebus nugacibus et momentaneis, sed de Christo, de gubernatione Ecclesiae, de imperiis, et eorundem ordine, de aliis mirandis eventibus: et certa his semper adidit Deus testimonia, ut donum interpretations et alia, quo constare non fernere ea objici neque ex natura nasci, sed inseri divinitus, Commentarius de praecipuis generibus divinationum, с. 270). Крипто-кальвинизм^[24] Пейцера наглядно проявляется в этих словах, особенно если сравнить их с «естественным богословием» его католических современников. Возможно, замечание Пейцера по поводу «откровений» являлось каким-то еретическим новшеством. Во всяком случае, в следующем абзаце, где речь идет о somnia diabolici generis (снах дьяволических), он писал, что есть сновидения, которые «дьявол ныне посылает анабаптистам, а во все времена эти сны снились исступленным и прочим фанатикам…» (quaeque nunc Anabaptistis et omni tempore Enthusiastis et similibus fanaticis… ‹diabolus exhibet›, с. 270). Перерий же с большей проницательностью и пониманием человеческой природы посвятил отдельную главу вопросу, какому именно человеку подобает верно истолковывать сновидения (с. 145 и далее). Исходно он делал вывод, что рассмотрению подлежат важные сны. Процитирую его слова: «Наконец остановимся на том, способны ли сновидения, зачастую нас беспокоящие и побуждающие к злым деяниям, приходить к нам от дьявола, а также на том, верно ли, что сны, каковые нас воодушевляют и направляют к добру, будь то безбрачие, щедрость в подаяниях или приобщение жизни в вере, внушаются нам Господом; признавать сие есть удел не того, кто склонен к суевериям, а мужа верующего, разумного, ревностного, озабоченного своим спасением» (Denique somnia quae nos saepe commovent, et incitant ad flagitia, considerare num a daemone nobis subjiciantur, sicut contra, quibus ad bona provocamur et instigamur, veluti ad caelibatum, largitionem eleemosinarum, et ingressum in religionem, ea ponderari num a Deo nobis missa sint, non est superstitiosi animi, sed religiosi, prudentis, ac salutis suae satagentis, atque solliciti, с. 143). Только глупцы станут обращать внимание на прочие – пустопорожние – сны. Во второй главе Перерий давал ответ – никто не должен и не может истолковывать сны «без вдохновения свыше и без Господнего промысла», ибо «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем. Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия». Это утверждение, само по себе в высшей степени истинное, передает искусство толкования сновидений в руки лиц, кто ex officio (по обязанностям) наделен donum spiritus sancti (даром Святого Духа). Очевидно, впрочем, что автор-иезуит не мог вообразить descensus spiritus sancti extra ccclesiam (сошествия Святого Духа вне церкви).

Признавая, что некоторые сновидения и вправду ниспосланы Божеством, церковь, тем не менее, отнюдь не склонна сколько-нибудь серьезно относиться к сновидениям (более того, отвращается от них), но все же заявляет, что отдельные сны могут непосредственно содержать откровение. Иными словами, изменения психической установки за последние столетия – по крайней мере, с этой точки зрения – отчасти приемлемы для церкви, которая в целом одобряет упадок прежней интроспективной установки, подразумевавшей пристальное внимание к сновидениям и внутреннему опыту.

33 Протестантизм, обрушивший столько стен, ранее тщательно воздвигнутых церковью, мгновенно испытал на себе разрушительные и схизматические воздействия индивидуального откровения. Едва догматическая ограда пала, едва ритуалы утратили свою силу и власть, как человеку пришлось столкнуться с внутренним опытом один на один – без защиты и наставничества догматов и ритуалов, то есть без самой квинтэссенции как христианского, так и языческого религиозного опыта. Протестантизм, по сути, лишился и всех тонкостей традиционного христианства, от мессы и исповеди до большей части литургии и пастырского рвения служителей культа.

34 Следует подчеркнуть, что это суждение не является оценочным и не должно считаться таковым. Я лишь перечисляю факты. Протестантизм при этом придал дополнительный авторитет Библии как заместителю утраченного церковного авторитета. Но, как показала история, некоторые библейские тексты возможно истолковывать множеством способов, а научная критика Нового Завета не слишком-то способствовала распространению веры в божественность Священного Писания. Под влиянием так называемого научного просвещения огромная масса образованных людей либо покинула церковь, либо сделалась глубоко к ней равнодушной. Будь они все скучными рационалистами или невротичными интеллектуалами, от этой потери можно было бы отмахнуться. Но многие из них вполне религиозны по своим убеждениям, хотя и отвергают существующие ныне формы вероучения. Иначе трудно объяснить удивительное воздействие движения Бухмана^[25] на более или менее образованные протестантские слои населения. Католик, повернувшийся спиной к церкви, обычно склоняется к атеизму, тайно или совершенно открыто, тогда как протестант, по возможности, присоединяется к какому-либо сектантскому порыву. Абсолютизм католической церкви как будто требует столь же абсолютного отрицания, в то время как протестантский релятивизм допускает различные вариации.

35 Может показаться, что я чрезмерно углубился в историю христианства исключительно ради того, чтобы объяснить предрассудки по поводу сновидений и индивидуального внутреннего опыта. Но сказанное выше могло бы стать частью моей беседы с упомянутым пациентом, страдающим от рака. Я бы сказал ему, что лучше принять навязчивые мысли всерьез, нежели считать их патологической бессмыслицей. Это означало бы признать за теми мыслями свойство диагностического суждения, усмотреть в них тот факт, что в психике, которая реально существует, возникли некие затруднения, обретшие материальную форму растущей раковой опухоли. Пациент наверняка спросил бы: «А почему она растет?» Я бы ответил, что не знаю, поскольку у меня действительно нет содержательного ответа. Хотя, как уже отмечалось ранее, это безусловно компенсаторное или дополняющее бессознательное развитие, о его специфической природе и содержании пока ничего не известно. Это спонтанное проявление бессознательного, основанное на содержании, которого мы не сможем обнаружить в сознании.

36 Тогда мой пациент, конечно, пожелает узнать, каким образом я рассчитываю добраться до этого содержания, порождающего навязчивые мысли. Я сообщу ему, рискуя изрядно шокировать, что необходимые сведения нам предоставят его сновидения. Мы станем рассматривать их так, словно они поступают из источника, наделенного умом, целесообразностью и даже как бы личностным началом. Это, без сомнения, смелая гипотеза, своего рода авантюра, поскольку мы предполагаем всецело довериться давно дискредитированной сущности – психике, – само существование которой по-прежнему отвергается многими современными психологами и философами. Знаменитый антрополог, которому я изложил свой метод рассуждения, сделал типичное замечание: «Все это, конечно, очень интересно, но опасно». Да, я признаю, что это опасно – ничуть не менее, чем сам невроз. Желание избавиться от невроза вообще подразумевает готовность идти на риск. Без известного риска любая попытка что-либо совершить обречена на провал, уж это слишком хорошо нам известно. Хирургическая операция по удалению раковой опухоли тоже рискованна, но такие операции все-таки выполняют. Я частенько испытываю искушение подсказать пациентам, чтобы они, ради лучшего понимания, воображали психическое как некое «тонкое» тело (subtle body), в котором могут произрастать столь же «тонкие» опухоли. Суеверная убежденность в том, что психика невообразима и потому ничтожнее дуновения ветра – равно как и уверенность в том, что она есть некая более или менее интеллектуальная система логических понятий – настолько велика, что люди попросту не осознают определенных содержаний и мнят их несуществующими. Они не доверяют и сомневаются в достоверности функционирования психики за пределами сознания, а сновидения считают всего-навсего смехотворными измышлениями. В этих условиях моя теория вызывает наихудшие подозрения. Мне и вправду приходилось выслушивать немало всевозможных доводов против смутных призраков сновидений.

37 Однако в сновидениях мы обнаруживаем, даже без глубокого анализа, те самые конфликты и комплексы, существование которых устанавливается с помощью ассоциативных тестов. Более того, эти комплексы образуют неотъемлемую часть существующих неврозов. Следовательно, мы располагаем вескими основаниями считать, что сновидения способны, по крайней мере, снабдить нас таким же запасом сведений о содержании невроза, что и ассоциативный тест. (Вообще-то сведений от них гораздо больше, чем от тестов.) Симптом подобен ростку над землей, но основная часть растения – это широко раскинутая сеть подземных корней. Эта корневая сеть отражает содержание невроза, объединяет в нечто целое комплексы, симптомы и сновидения. Мы с полным основанием можем утверждать, что сновидения отображают именно эти, так сказать, подземные психические процессы. Если получится к ним подобраться, мы доберемся буквально до «корней» болезни.

38 Так как в мои намерения не входит подробное рассмотрение психопатологии неврозов, далее я хочу остановиться на другом случае как примере воздействия сновидений, которые открывают неизвестные внутренние факты психики и содержание этих фактов. Теперь сновидцем будет еще один интеллектуал, человек поразительных умственных способностей и блестяще образованный. Будучи невротиком, он обратился ко мне за помощью, поскольку чувствовал, что невроз становится непреодолимым и медленно, но верно разъедает его душу. К счастью, интеллектуальная целостность его ума еще не пострадала, и он мог свободно пользоваться своим острым интеллектом. По этой причине я поручил ему самому наблюдать и записывать свои сновидения. Его сны не анализировались и не объяснялись, лишь много позже мы приступили к анализу, а потому сновидения, о которых я сейчас поведаю, не содержат ни малейших внешних влияний. Они отражают совершенно естественную последовательность событий, лишенную чужого вмешательства. Пациент не брал в руки ни единой книги по психологии как таковой, не говоря уж об аналитической психологии.

39 Поскольку последовательность состоит из четырехсот с лишним сновидений, я вряд ли смогу передать общее впечатление об этом материале; зато опубликовал в другом месте подборку из семидесяти четырех снов этого пациента, содержавшую мотивы, вызывающие значительный религиозный интерес^[26]. Следует заранее отметить, что сновидец был по воспитанию католиком, но уже отошел от веры и нисколько не интересовался религиозными вопросами. Он принадлежал к тем интеллектуалам, приверженным научной точке зрения, которые приходят в изумление, когда кто-либо пытается их озадачить богословскими рассуждениями. Если предполагать, что бессознательное обладает психическим бытием, независимым от сознания, то случай нашего сновидца может вызывать особый интерес – разумеется, при том условии, что мы не ошибаемся, усматривая религиозность в характере отдельных сновидений. Если же превозносить исключительно сознание и не наделять бессознательное способностью к независимому бытию, будет крайне любопытно выяснить, выводимы ли материалы сновидений из содержаний сознания. Допуская, что факты могут благоприятствовать гипотезе о бессознательном, мы сможем использовать сновидения в качестве источника сведений о возможных религиозных устремлениях бессознательного.