Держу я огонь в ладони. Греет.Ластится к пальцам, смирнехонький……а отца я помню слабо.Матушку, ту хорошо. Запах ее сладкий. И голос. И смех, от которого окна в доме дребезжали… и деда вот помню тоже, как на плечи сажал и была я выше всех! Разве что конек с крыши поглядывал снисходительно, но и то… помню, как в лес водил, учил слушать землю и травы…А отца вот нет.Ведь было же… что было?Красный платок с ярмарки привезенный. И бусы крупные, круглые, из бусин расписных. Два дня носила, не сымая, а после нитка порвалась, и так неудачно, во дворе… там аккурат трава росла, а в ней не только слепота куриная, но и крапива пряталась, да такая жгучая, чуть тронь – и пойдут по коже волдыри.От обиды я разревелась.Хороши были бусы! Ни у кого из девок не было, а отец сказал, что горе это – не горе вовсе… и сам по траве ползал, бусины собирая. И крапивы не боялся…А потом сидел и нанизывал на нить другую, крепкую, вощеную.Улыбку его помню, чутка кривоватую. Нос острый, с горбинкой……еще помню, как меня Андрейка, старший старостин сынок, за косы оттаскал, на спор… а отец ему розгою да по заднице переехал, и не забоялся со старостою спорить.Как с дедом старую березу пилили… и сенокос тоже. Руки на рукояти косы, и ее тоже, блестящую, выглаженную этими руками до гладкости неимоверное. До сих пор в сарае висит, ждет руки умелой. К бабке не единожды мужики подходили, чтоб продала, уж больно справная она, да только бабка наотрез отказывалась.Она и косы пожалела… а я от этакого дара сама едва не отказалась.Подняла ладонь.Коснулась огонька в ней губами, подула легонько.Не надо.Не уходи… не бросай меня вновь… я буду бережно с тобою обращаться.Кто я?Зослава.Искра от искры.Лист от древа. Капля от ручья студеного. Ветра толика… силы, даренной предками, едва не потерянное по глупости девичьей. И ныне не пугает больше сила.Совладать с нею?Разве ж можно? Она не конь норовистый, который без узды понесет. Она – это я… а с собою совладать просто.И сложно. Я открыла глаза.