История патроната над церковью в Аспейтии долгая и сложная. Как мы видели, король Фернандо (Фердинанд) IV пожаловал городу это право в 1311 г. Но случилось так, что когда вследствие смерти некоего Хуана Переса место ректора оказалось пустующим, епископ Памплоны назначил его преемником Пелегрина Гомеса, декана (officialforaneo) Сан-Себастьяна, представителя влиятельного рода Мансов или Энгомесов из того же города. Сначала люди противились этому назначению как нарушению своих прав. Дело дошло до Папы Климента VII в Авиньоне, которому были преданы Памплонский диоцез и все королевство Наварра. Папа, который считал епископа Памплоны, Мартина де Сальбу, одним из самых верных своих защитников, приказал расследовать дело и в конце концов одобрил назначение Пелегрина Гомеса. Это произошло в 1388 г.^[32]Но народ не подчинился этому решению. Плодом этих событий стал указ об отлучении непокорных горожан от Церкви, изданный в 1394 г., и интердикт, наложенный на церковь. Этот конфликт длился целых двадцать лет. Однако в конце концов жители Аспейтии уступили. Это не понравилось королю Энрике III, который считал эту церковь собственностью короны, и он решил передать право патроната над нею Бельтрану Ибаньесу де Лойоле и его преемникам, сеньорам Лойолы. Это случилось в апреле 1394 г.^[33]

Соглашение между Администратором Памплонского диоцеза Лансилото де Наваррой и сеньорами Лойолы было достигнуто в 1414 г. Санча Ибаньес де Лойола и ее муж Лопе Гарсия де Ласкано признали назначенного епископом ректора, Мартина де Эркисию, а диоцезальный Администратор признал за сеньорами Лойолы право патроната. Соглашение было утверждено папой Бенедиктом XIII (Луной) 20 сентября 1415 г.^[34]

Борьба тогда перенеслась в народные массы, которые не признавали передачу патроната сеньору Лойолы законной. В суде было заведено соответствующее дело, но сеньоры дома Лойола продолжали пользоваться своим правом еще долгое время.

Среди подтверждений упомянутых нами привилегий следовало бы выделить те, что были даны отцу св. Игнатия, Бельтрану Ибаньесу де Лойоле в 1484 г. королем Фердинандом и Изабеллой^[35].

Взаимоотношения между монархами и домом Лойола вовсе не ограничивались этими двумя милостями. Королева Хуана и ее сын император Карл V пожаловали старшему брату св. Игнатия, Мартину Гарсии де Оньясу, право установить майорат (mayorazgo) «в благодарность за то, что ты, Мартин Гарсия де Оньяс, и твой сын Бельтран де Оньяс, служили и, как мы надеемся, будете и впредь служить нам верой и правдой, и с намерением увековечить память о вас и вашей службе…»^[36] Эта милость была дарована им 18 марта 1518 г.

В письме, адресованном тому же Мартину Гарсии 16 марта 1537 г. Карл V извещает о том, что направил к ним своего гонца (contino) Хуана де Акунью, «дабы вы узнали от него, что необходимо для служения мне и для блага и защиты провинции, и исполнили это так скоро, как только возможно…»^[37] Мы не имеем ни малейшего представления, о чем здесь идет речь.

25 сентября 1542 г. Карл V снова лично обращается в письме к племяннику св. Игнатия, Бельтрану, прося его исполнить приказ, который он получит в письменной или устной форме от альгвасила Кастилии Педро Фернандеса де Веласко или от Санчо де Лейвы, главнокомандующего Гипускоа^[38]. И снова мы не знаем, о каком деле мог говорить император. Однако важная информация, которую несут в себе эти сообщения, заключается в том, что император полагался на брата и племянника св. Игнатия и доверял им некоторые важные дела.

Были ли Лойолы богатыми? Достоверный ответ на это дал в середине пятнадцатого века историк Лопе Гарсия де Саласар: «Этот сеньор Лойолы – самый могущественный из всех Оньясов, как в смысле доходов и богатства, так и в смысле связей, не считая только сеньора Ласкано»^[39].

О временах, менее далеких от эпохи св. Игнатия, у нас есть более определенные сведения, в основном из трех документальных источников: документа об установлении майората (mayorazgo) в 1536 г.; завещания старшего брата Игнатия, Мартина Гарсии де Оньяса, составленного в 1538 г., и описи имущества, составленной его душеприказчиками вскоре после его смерти. Из этих документов видно, что сеньор Лойолы имел довольно-таки большие владения, включавшие в себя дома и имения Оньяс и Лойола, четыре дома в Аспейтии, в том числе и дом, известный под названием “Insula”, находившийся на въезде в город, некоторое количество caserios, или хуторов, две кузницы, многочисленные seles, или луга, фруктовые сады и одну водяную мельницу. Франсиско Перес де Ярса в своем «Мемориале», составленном в 1569 г., говорит, что во времена племянницы Мартина Гарсии, Лоренсы, у них был двадцать один хутор (caserios)^[40]. Источники также относят к владениям Лойол церковь в Аспейтии и все ее имущество.

Конкретная деталь, помогающая вычислить стоимость владений дома Лойола, содержится в письме, адресованном отцом

Антонио де Араосом св. Игнатию 25 ноября 1552 г. Араос, желая рассеять слухи, которые распространялись в связи со свадьбой Лоренсы де Оньяс, внучатой племянницы Игнатия, и Хуана де Борджи, сына святого герцога Гандии, говорит, что этот брачный союз был выгоден жениху, так как последний имел лишь звание рыцаря (encomienda) Ордена св. Иакова, в то время как невеста к тому времени уже стала сеньорой Лойолы вследствие смерти ее отца Бельтрана де Оньяса. В связи с этим Араос упоминает, что стоимость дома Лойола составляет более 80000 дукатов:

«Ибо, даже если не брать в расчет древность и достоинство дома Лойола и значение вечного патроната [над церковью в Аспейтии], владения дома оцениваются более чем в 80000 дукатов; герцог же [Гандии, дон Карлос, брат Хуана] и его посредники были так заинтересованы [в браке], что, на сколько я знаю, он заплатил 300 дукатов задатка [de albricias], чтобы заключить [брачный] контракт»^[41].

Герцог Нахеры, Хуан Эстебан Манрике де Лара, пожелал, чтобы Лоренса вышла замуж за одного из его родственников, и обратился за этим к св. Игнатию. Как известно, Игнатий отказался вмешиваться в дело «подобного рода, столь чуждое моей скоромной профессии»^[42].

Что касается доходов, вышеупомянутый Перес де Ярса сообщает, что церковь в Аспейтии приносила своему патрону годовой доход в 1000 дукатов. Остальные владения приносили ему 700 дукатов; а приобретенная им половина нотариальной конторы давала еще 200 дукатов. На основании этих данных мы можем предположить, что всего сеньор Лойола ежегодно получал сумму примерно в 1900 дукатов. К этим доходам следует прибавить и другие суммы, в частности переходящие по наследству 2000 maravedis, пожалованные королями.

На основании этих сведений мы можем заключить, что, хотя доходы сеньора Лойолы и не были столь велики, как доходы некоторых других господ, которые порой насчитывали десять и даже двадцать тысяч дукатов, их можно считать вполне отвечающими положению феодального сеньора середины шестнадцатого века. Вероятно, они не уступали доходам других глав кланов Гипускоа. Больше подробностей можно извлечь из сведений о приданном, которым эти сеньоры наделяли своих дочерей, об их свадебных нарядах и украшениях, а также об обстановке их домов. Все эти сведения содержатся в вышеупомянутых документах, в частности, в описи имущества Мартина Гарсии. Можно сделать еще одно наблюдение. В письме к своему брату 1532 г. Иньиго говорит, что, поскольку ему «Бог в изобилии даровал блага временные», он должен постараться с их помощью заслужить себе блага вечные^[43].

Что касается религиозной жизни Лойол, можно сказать, что она в принципе не отличалось от религиозной жизни других испанцев того времени. Глубокая и искренняя вера и верное исполнение религиозных обрядов сопровождалось у них порой безнравственными поступками, что они и сами без труда признавали. Конкретные доказательства этого мы находим в их завещаниях, которые неизменно начинаются пылким исповеданием веры, просьбами много молиться о прощении «чудовищных грехов», которые они совершили, и завещанием средств на различные благочестивые дела. Имеются некоторые указания на то, что в роде Лойол не было недостатка и в людях истинно добродетельных, таких как невестка Игнатия Магдалена де Араос и его племянник Бельтран, которых превозносил сам Игнатий.

Религиозные дела играли важную роль в жизни сеньоров Лойолы, прежде всего потому, что их положение патронов церкви давало им право и налагало на них обязанность вмешиваться в церковные дела Аспейтии. Говоря об отце и брате Игнатия, мы уже упомянули некоторые такие вмешательства. Вообще говоря, можно сказать, что религиозная жизнь семьи была тесно связана с жизнью прихода.

Одно неприятное обстоятельство годами досаждало патрону и приходскому духовенству. Это был их конфликт с beatas, т. е. благочестивыми женщинами, обители Непорочного зачатия. Эта борьба, чей отголосок звучит во множестве документов, была вызвана причинами, которые сегодня могут показаться довольно пустяковыми, но не казались таковыми в ту эпоху. Близость обители, тогда расположенной на улице Эмпаран, всего в нескольких метрах от приходской церкви, порождала конкуренцию в том, что касалось расписания богослужений, священников, служащих мессы, погребений и т. д. Дело дошло до Рима, откуда поступили распоряжения, которые в целом отвечали позиции патрона и духовенства. Но проблема так и не решилась, пока в 1535 г. не было подписано соглашение^[44]. Первым поставил свою подпись Иньиго, который, несомненно, сыграл главную роль в достижении соглашения между обеими сторонами. Это было одно из тех дел, которые он постарался устроить, когда был в Аспейтии, потому что ему невыносимо было знать, что его брат как-то замешан в конфликте, нарушающем религиозный мир города. Текст соглашения (acordio) содержит очень много познавательной информации о некоторых наиболее характерных аспектах религиозной жизни Аспейтии в шестнадцатом веке. Здесь лишний раз проявилось умение Игнатия вести переговоры.

Что вполне естественно, Игнатий, который не проявлял никакого интереса к земным делам своих родственников и земляков, делал все, что было в его силах, стремясь достичь их духовного блага. Он не раз доказывал это на деле, в особенности во время своего трехмесячного пребывания в Аспейтии в 1535 г. Но даже в Риме он не оставлял этих дел первостепенной важности.