С утра отправились в турне по магазинам: закупать провиант, снегоходы и недостающее снаряжение. Анкоридж представлял собой одно- и двухэтажный блин, широко размазанный по пойме (долине) реки Матануска, с несколькими торчащими «небоскрёбами» из стекла и бетона посерёдке. Город с трёх сторон подпирают пилообразные отроги гор, а с четвёртой (с запада) ограничивает залив Кука. Численность населения – 300 тысяч человек, но пешеходов на улицах почти нет – все на колёсах. Как правило, на грузопассажирских внедорожниках «форд», «шевроле», «тойота» немыслимых размеров и с полуметровым дорожным просветом. На некоторых установлены подвесные ножи для очистки пути от снега. Получается вездеход в квадрате! Легковых машин средней величины мало, а малогабаритные – вообще в диковинку. Не любят их американцы.

Почти все автомобили с GPS-навигаторами: водитель набирает адрес и рулит, следуя голосовым подсказкам – «две мили прямо, через 200 футов направо…». Некоторые настолько привыкли к ним, что без навигатора плутают даже в своём районе. Цена на бензин повыше нашей: 3,6–4 доллара за галлон (галлон – 3,8 литра).

Половина улиц с односторонним движением. В этом, помимо плюсов, немало и минусов – для того чтобы заехать, к примеру, в соседний двор, водитель вынужден делать приличный крюк. В итоге число машин на улицах как бы удваивается. Дороги и тротуары, несмотря на обилие снега, чисто выскоблены. Ходить и ездить по ним одно удовольствие. Удивило то, что для пешеходов зелёный свет горит всего 6–8 секунд. Но, надо отдать должное водителям, ни один из них не тронется, пока пешеход не освободит проезд.

Что ещё бросилось в глаза? Люди, невзирая на мороз, одеваются довольно легкомысленно: трикотажная курточка, непокрытая голова. Одна крупногабаритная тётя прошествовала мимо нас в тоненькой кофточке, в короткой юбке и в штиблетах на босу ногу. Нос посинел, а она улыбается – ей хорошо. Наша команда, облачённая в пуховики, рассчитанные на пятидесятиградусный мороз, вызывала у местных снисходительные улыбки.

Застройка улиц смешанная: стиль кантри соседствует с городской архитектурой. Старых зданий мало – в 1964 году город был до основания разрушен Великим Аляскинским землетрясением с магнитудой в 9,2 балла! Деревьев много, правда совсем молодых, – похоже, что озеленением занялись недавно. На улицах и в скверах – вырезанные из стволов деревьев фигуры индейцев, птиц, зверей. Глухие стены домов отданы под красочные картины профессиональных художников. Практически во всех холлах гостиниц, торговых центрах гостей встречают необычные швейцары – чучела гризли. Один из них (с острова Кадьяк) был высотой не менее трёх метров – на такого с рогатиной не пойдёшь! Виктор Семёнов утверждал, что на Аляске медведи весом в полтонны не редкость. (Наши камчатские не меньше.)

Фойе украшены рогами сохатых. Тоже, кстати, внушительных размеров. В толще иных «лопат» искусно вырезаны объёмные сюжеты из жизни аборигенов, горно-таёжные пейзажи. В магазинах изобилие экзотических сувениров из меха и клыков морских животных, сделанных руками алеутских и эскимосских мастеров.

Аптек почти нет. Видел всего одну. Ассортимент медикаментов скудный, а цены заоблачные – на порядок выше наших. Так что болеть в Америке накладно.

Пешеходы, как правило, здороваются. Даже когда идёшь мимо офиса, в окно обязательно помашут рукой. Большинство женщин курит. Бросается в глаза то, что все они широко и густо подводят глаза чёрной тушью.

Русских довольно много. Жизнь у них складывается по-разному. Кто-то вписался в американскую систему и счастлив. Кто-то только и думает, как бы поднакопить денег и вернуться на родину.

Порт в Анкоридже занимает громадную территорию. Разделённые проездами площадки заставлены тысячами ярко окрашенных контейнеров. Мимо них то и дело проползают длиннющие эшелоны с сырой нефтью. Тянут их от побережья Северного Ледовитого океана, сотрясая окрестности чудовищными гудками, сразу четыре жёлтых локомотива: иначе им не одолеть многочисленные горные перевалы.

С закупкой съестных припасов возникли неожиданные сложности – нужных натуральных продуктов (тушёнки, сухарей, круп и т. п.) в магазинах не было. Всё какие-то суррогаты в красивой упаковке. (Привезти с собой провиант мы не могли – на американской таможне всё съестное конфисковывают.) Неприятно удивил хлеб – он тут вообще никакой: ни запаха, ни вкуса. Жуёшь какую-то пресную, вязкую, по вкусу похожую на бумагу массу.

23 февраля перед утренней пробежкой Костя поздравил нас с Днём Советской армии и Военно-морского флота. По этому случаю распили четверть яблочного сока (кстати, это один из немногих американских продуктов, не вызвавший нареканий). Наш ежедневный тренировочный маршрут охватывал периметр порта с выходом на смотровую площадку возле устья реки Матануска. Поскольку уровень воды в заливе за зиму упал метра на два, припай вдоль берега обвалился, образовав непроходимые, смёрзшиеся торосы. Мимо них с шорохом ползли бесконечной лентой льдины. Стало понятно, отчего у причалов нет судов – залив плотно забит этим подвижным мессивом. Открытые окна воды просматривались лишь на выходе из залива Кука, километрах в пяти от порта. Проплывающий лёд довольно грязный. Видимо, из-за городских стоков.

На севере проступала нечёткая громада Аляскинского хребта. Перед ним тянулись кряжи пониже. Их заснеженные пики, тронутые первыми лучами солнца, на глазах разгорались нежным пурпуром…

Уже третий день рыщем вместе с опекающими нас соотечественниками по городу и его окрестностям в поисках снегоходов. Казалось бы, что может быть проще покупки снегохода в промороженной Аляске?! Нам все карты спутали международные ежегодные гонки «Айдитарод Трэйл» на снегоходах и упряжках, стартующие недели через две из окрестностей Анкориджа до городка Ном, что на берегу Берингова пролива (протяжённость трассы 1868 км). Из-за них вся техника забронирована, а если продаётся, то по космическим ценам.

Чем больше общаемся с местными русскими, тем откровенней они становятся в своих высказываниях об американском образе жизни. И к нам постепенно приходит понимание, что не всё тут так радужно, как показалось вначале. Из их слов следовало, что, да, здесь красиво, удобно, но вся система настроена на то, чтобы человек непрерывно вертелся, работал на пределе, лишь только расслабился – она выбрасывает его на обочину. В последние годы многие разорились, особенно те, кто набрал кредиты. А уж если заболел, то это катастрофа для семейного бюджета.

Сегодня Василий Данилюк (немногословный, добрейшей души крепыш лет сорока пяти) пригласил нас на рыбалку. Желание изъявили все, но Костя отпустил только двоих, менее занятых, – меня и нашего доктора Андрея. Через полчаса подъехали к озеру (а их тут не счесть). Сильный ветер с шипением гнал по голому льду вихрастую позёмку. Съехав на изъеденную трещинами стекловидную броню, встали под защитой лесистого островка. Он прекрасно защищал от ветра. Здесь, в тиши, на солнце, Василий, обутый в огромные надувные ботинки из двухслойной резины с войлочными вкладышами (в такой обуви никакой мороз не страшен), за пять минут надырявил механизированным буром в полуметровом льду с десяток лунок. Размотал леску до нужной длины, насадил на каждый крючок по кусочку креветки и опустил в таинственно чернеющий кружок воды. Не успела наживка достичь дна, как Василий подсёк и вытащил серебристую форель. Прикинул – маловата! Отпустил подрастать. И был вознаграждён: пошёл крупняк.

У меня же ни одной поклёвки. Я направился было к другой лунке, как из-за острова вырулил громадный полицейский джип. Из него вышел одетый в бронежилет, обвешанный наручниками, рацией, фонарями и оружием бритоголовый верзила. Просветив нас пронзительным взглядом, он решительно направился ко мне и потребовал паспорт. Изучив его, тоном, не терпящим возражений, объявил:

– Вам рыбачить нельзя!

И, пробубнив на ходу ещё что-то, уехал. (К стоявшему с фотоаппаратом Андрею он даже не подошёл.) Василий перевёл: «Рыбачить на Аляске имеет право только тот, кто прожил здесь не меньше года». Нельзя так нельзя. С полчаса мы с азартом наблюдали, как Василий таскал рыбу. Горка на льду быстро росла. Я не устоял, решил проверить, есть ли наживка на моей удочке. Вытянул леску – крючок голый. Насадив новый аппетитный кусочек креветки, бросил обратно. И в тот же миг окрестности сотряс рёв сирены. Обернулись – из леса прямо на нас спрыгнул на лёд, весь в клубах снега, знакомый джип. Он весь в переливистом сиянии красных и синих огней: не машина, а новогодняя ёлка. Подлетев ко мне, джип встал как вкопанный. Дверь распахнулась, и из кабины выскочил взбешённый блюститель порядка.

– Вы нарушили! Паспорт! – прокричал он с таким торжествующим видом, что можно было подумать, будто в этот момент им предотвращено самое страшное в истории Америки преступление.

Получив паспорт, он сел в машину и надолго склонился над ноутбуком. Стою, терпеливо жду. Наконец стекло слегка опускается, «голова» спрашивает мой рост, вес и начинает заполнять бумаги. Я хотел подойти и попытаться разжалобить его покаянным видом, но, как только сделал шаг, бритоголовый рявкнул: «Стоять!» В итоге – штраф 200 долларов! Я ужасно расстроился – это же приличные, особенно когда в дороге (да ещё за границей), деньги, и про себя сразу решил: платить не буду. Василий, зная привычный ход мыслей среднестатистического россиянина, предупредил:

– Камиль, служака, похоже, вредный. Обязательно проконтролирует оплату – они получают процент от штрафа. Если увидит, что деньги не поступили, объявит в розыск. Тогда на границе могут надеть наручники и отправить в тюрьму за неподчинение властям.

Никогда не хотел в Штаты, а теперь и подавно – отбили охоту на всю жизнь! И дело не в штрафе (факт нарушения налицо), а в неадекватной агрессивности упивающегося безграничной властью полицейского. Надо же! Полчаса высматривал в бинокль: рыбачит, не рыбачит. Неужели ему больше нечем заняться? Да уж! Что-то неуютно русскому в Америке! Даже на Аляске нет воли.

В один из дней после обеда нас пригласили на богослужение в местную церковь. Отец Сергий встретил необычайно крепким для его тщедушного сложения рукопожатием. Неприятный, я бы даже сказал, отталкивающий облик священника (плешивая голова, острый нос, маленькие глазки) не располагал, но во время проповеди он до такой степени восхитил меня, что я перестал обращать внимание на его внешность. Всего в церкви собралось человек сорок. Простые, понятные слова отца Сергия глубоко проникали в их сердца. Вселяли в них благодать и счастье. Приятно было наблюдать, как прямо на глазах светлели, преображались лица прихожан.

В песнопении небольшого хора звучала такая любовь к Богу, что я и сам невольно воспарил душой. По завершении службы отец Сергий представил нашу команду и попросил Костю рассказать прихожанам о маршруте экспедиции, её целях.

От услышанного люди пришли в изумление. «Как вы решились на такое?!» – восклицали одни. «На вулканах столько опасностей!» – предупреждали другие. После чего, все принялись дружно молиться за успех нашей небывалой затеи. Затем спустились в нижний зал – трапезную, где угостились приготовленной самим батюшкой картошкой, тушённой с мясом карибу.

Мне, как россиянину, очень хотелось понять, кто в Америке успешнее в бизнесе: русские или американцы? И я спросил об этом у отца Сергия.

– Бесспорно, русские. Мы ведь привыкли к трудностям и чураемся кредитов. Заработанное стараемся в дело вкладывать, а не проматывать на Гавайях. Разные, конечно, есть люди, но в основном – наши молодцы.

Тут нужно добавить, что на Аляске большинство русских верующие и практически никто не пьёт. Интересно, что и алеуты, и эскимосы в большинстве православные. Этому в немалой степени способствовало то, что пришедшие сюда с промышленниками русские монахи уже в конце 18 века перевели Библию и Евангелие на их языки, разработав для этого и соответствующую азбуку (до прихода русских у аборигенов не было письменности). И до сих пор в обиходе коренного населения немало русских слов (собака, платок, зелье, срам…). Индейцы же по-прежнему крепко держатся своих обычаев и верований.

Встали, как всегда, в 6 часов. Перед завтраком вместо традиционной пробежки Костя дал команду испытать в реальных условиях купленные вчера две трёхместные палатки. Одевшись потеплее, вышли во двор отеля. Расчистили при свете налобных фонариков от снега площадку и развернули ярко-оранжевые полусферы. Потом набились в одну из них и, рассевшись по периметру, стали оживлённо обсуждать достоинства и недостатки наших будущих жилищ, вспоминая смешные случаи из походной жизни. Особенно много их хранилось в памяти командора. При этом он так артистично всё изображал, что мы то и дело покатывались от хохота. В самый разгар очередного представления снаружи на нас посыпались гневные тирады. Несмотря на скудость познаний в английском, мы поняли: требуют освободить принадлежащую отелю территорию от палаток. В случае неподчинения обещают вызвать полицию. Чтобы не испытывать судьбу, стали поочерёдно выползать наружу. Сотрудники отеля, увидев знакомые пуховики, залепленные красочными эмблемами Русского географического общества и экспедиции «Огненный пояс Земли», о которой в Анкоридже уже знал каждый второй, сначала смутились, а потом рассмеялись и… стали просить разрешения сфотографироваться с нами на фоне палаток.

АЛЯСКА – НЕ АМЕРИКА

Гип-гип-ура! Наконец нашли два подходящих, способных выдержать многокилометровую гонку через горы и заваленную снегом тайгу, снегохода мощностью по 150 л. с. Они хоть и бывшие в употреблении, но заводятся и тянут как новые. Завтра установим на санях дышла, полозья, прикрепим к снегоходам фаркопы, погрузимся, и после обеда в путь! Настроение сразу изменилось. Охваченные предстартовым возбуждением, все повеселели. Так происходит всякий раз, когда собираешься в незнакомые места, а сейчас особенно, потому как край этот – волнующая воображение россиянина Аляска. Да, чуть не забыл: утром Анкоридж очередной раз тряхануло. Да так, что стёкла задребезжали. Огненный пояс не дремлет!

Ужинали у Виктора. Он живёт почти в центре Василлы, городка, расположенного в 75 километрах от Анкориджа. Это имя он получил в память о благочинном попе Василии, служившем в этих местах в 19 веке.

Василла – необычное поселение. Прежде ничего подобного я не видел. Представьте обширную (километров двадцать в диаметре) котловину, покрытую девственной тайгой. Среди деревьев и бродящих тут и там сохатых выглядывают дома, стоящие друг от друга на расстоянии 100–200 метров. Фасадами все они смотрят на лесные дороги, которые именуются улицами. Лишь в центре здания стоят достаточно плотно, и Василла становится похожа на город в привычном понимании этого слова. При численности населения 20 тысяч в городке двадцать футбольных полей, три открытые хоккейные площадки, два закрытых и два открытых бассейна.

Оказывается, Аляска – единственный штат, где во время кризиса 2008 года экономика не только не снизила обороты, а, напротив, стала расти. Показательно, что во Флориде стоимость домов упала в пять раз, на Гавайских островах в три, а на Аляске, наоборот, даже чуть поднялась. Одна из причин этого явления: каждый, кто живёт здесь (включая детей), ежегодно получает северную надбавку (они её называют – «дивиденды») в размере от 1300 до 3300 долларов (в зависимости от экономических показателей штата). Так, например, семья Виктора в прошлом году получила 26400 долларов. А коренные жители получают ещё и солидную ренту от нефтяников. (Под твёрдой, как камень, вечной мерзлотой сосредоточены главные богатства Аляски – огромные запасы нефти.)

Оля, жена Виктора, щедрая, открытая женщина из многодетной, в 18 человек (!), семьи, весь вечер потчевала нас русскими блюдами: наваристыми щами, пельменями, картошкой, солёными помидорами, селёдкой, а также пирогами и – вместо привычной для нас водки – напитком из брусники с добавлением клюквы, калины. Хозяева интересовались обстановкой в России, последними новостями. Услышать их из уст краснодарцев им было приятно вдвойне – Виктор сам родом из этого края. Нас же интересовало, чем живут люди на Аляске, почему из тёплого штата Вашингтон он со всей семьёй, а у него шестеро детей (у Василия Данилюка ещё больше – семеро), переехал на край света.

Каждый, кто прожил на Аляске более года, может приобрести лицензию на отстрел одного лося и двух карибу. В ней указано, где и в какие сроки можно охотиться. Кроме того, даётся разрешение (пермит) на ловлю красной рыбы (здесь её называют сэлман, кинг-сэлман, сэлман-рэд, сэлман-сильвер) – 15 голов на главу семейства и по 10 на каждого члена семьи. Ловить разрешается только в определённых реках. Эта норма действует для одной речки. Столько же можно добыть ещё на двух других, открытых для промысла. Стоит этот годовой пермит 200 долларов. Мойву же разрешается ловить без ограничения. Так создаются условия для притока населения в этот богатый, но по-прежнему малолюдный край.

Нарушения правил охоты редки – штрафы и сроки за незаконный отстрел или отлов таковы, что на всю жизнь отбивают желание браконьерить. К примеру, за лося год тюрьмы гарантирован.