8

Для справки, моряк из меня не очень. Я считаю, это потому, что я инженер. Я живу в мире прямых линий, неподвижных точек, надежно зафиксированных объектов – прямая противоположность морю. Наверное, это потому, что я рожден в глубине суши, в двух неделях мучительного пути от моря через горные перевалы и речные броды. Нико снисходительно улыбается и замечает, что робуры – нация мореплавателей, и в этом источник их превосходства. В любом случае недолгое плавание из Бел-Семплана в Город я провел у борта, сожалея обо всем съеденном за последнюю неделю; и хорошо – я совсем не мог ни о чем думать. А если б мог – дрожал бы как лист на ветру перед перспективой того, что обнаружим мы, когда прибудем на место.

Едва корабль вошел в залив, волны стали ниже, и я кое-как очухался. На этот раз, лишь только миновав Иглу, мы как бы скользнули домой – плавно, как стрела по направляющей арбалета. Пустяковая милость. Я перестал стонать и начал паниковать – но кругом, на голубых водах, не наблюдалось ни единого вражеского судна.

Что хорошо в дерьмовых баржах – каждая уникальна, двух одинаковых не сыскать. Нас ни с кем не могли перепутать в Городе, но я все равно беспокоился о том, каков будет прием. Во-первых, мы не были похожи на имперских солдат. Во-вторых, кто бы ни был главным в Городе, он, вероятно, уже усёк: внешность может быть обманчивой. Кроме того, дерьмовый флот не являлся государственной тайной и наш таинственный гениальный враг легко мог выведать о нем, реквизировать его и забить его до планшира вооруженными людьми. Пока мы не подойдем близко – скажем, ярдов на семьдесят, – в Городе никто не поймет, что мы – это мы, хорошие ребята. А стрела спокойно пролетает ярдов сто пятьдесят. Но если бы я скомандовал всем пригнуться, комитет стражи бы не увидел темных лиц и имел все основания начать обстрел.

Неловко, но никакого комитета не оказалось. Причалы были на диво пустынны: ни пришвартованных кораблей, ни докеров, никто не слонялся без дела и не торговал всякой всячиной. Я почувствовал себя так, словно проглотил кусок льда.

Я плыл на головной барже. Мы ткнулись носом в причал, кто-то перепрыгнул через него с веревкой и привязался. Трап с грохотом ударился о камень. Храбрости я так и не нажил.

– Нико, – сказал я, – сходи разведай, есть ли там кто.

Он бросил на меня скептический взгляд, но приказа не ослушался. Никто не спешил следовать за ним. Пройдя по набережной около ста ярдов, он замер, огляделся; затем я увидел, как он помахал кому-то, кого мы не могли видеть. Ребята, обступив меня, чуть ли не звенели от напряжения – в любой момент готовые рвануться к веслам и налечь на них изо всех сил. Нико, переговорив с кем-то, кивнул – и потрусил обратно к нам.

– Там начальник порта, – известил он. – Забаррикадировался в своем кабинете. Но нас встретит.

Выдохнув, я отдал приказ высаживаться. Подошли и остальные баржи. Лесовоз пока стоял в сторонке – как толстушка, пришедшая на танцы. Начальник порта, в кольчуге и шлеме, коим с виду было сто лет в обед, подошел встречать нас; пока Нико не представил меня напрямую, он даже и не обратил на меня внимания.

– Где все? – угрюмо поинтересовался я.

– Ушли, – в тон мне отозвался портовый. Обрадованным его назвать было никак нельзя. – Как только услышали, что происходит, – ломанулись сюда, стали занимать все суда, что тут стояли. Тут настоящее побоище было – никогда не видел ничего подобного.

– И что, ни одной посудины не осталось?

Он хохотнул.

– Расхватали всё до последней лодки. Никто не стал морочиться с курсом – лишь бы подальше отсюда. Кому не хватило места на борту – вернулись на холм, к храмам. А что толку-то.

Портовый уставился на меня так, будто взглядом хотел достать до самой души.

– Куда бы вы ни направлялись – возьмите меня с собой. У меня есть деньги.

– Мы никуда не собираемся, – сухо отчеканил я.

Он так и вытаращил глаза; он явно лишился дара речи. Удалившись тем же путем, которым вышел, он оставил гавань в наше распоряжение. Справедливо.

Стоя на причале, я прикидывал дальнейший план – до тех пор, пока Нико о себе не напомнил:

– Ну, Город все еще стоит. Что теперь делать будем?

Это выдернуло меня из размышлений. – Кому-то надо взять на себя роль самого главного. Как думаешь, кто бы это мог быть?

На такие вопросы ответы у Нико отскакивают от зубов.

– В отсутствие высокопоставленного военного офицера это будет префект города.

Фаустин. О господи. Нет молотка забить гвоздик – стучите по нему каблуком старого ненужного ботинка.

– Сходи за ним, – сказал я.

– А разве не мы должны…

– Ситуация чрезвычайная. Посылаю тебя, потому что ты – вежливее.

Нико стоял дуб дубом, и вид у него был абсолютно беспомощный.

– Пошевеливайся, Нико…

Он пожал плечами и убежал. Отвернувшись от Города, чтобы не смотреть на него, я стал раздавать приказы. Это меня успокаивает, а дел накопилось много.

Первым делом мы выволокли баржи из воды на причал и пробили дыры в их днищах – ничего такого, что мы бы не могли починить, но достаточно, чтобы какие-нибудь отчаявшиеся граждане не опередили нас. Наскоро разгрузив лесовоз, мы снова отправили его по волнам – подальше от гавани; отвечать за него я оставил на борту пяток моих лучших сержантов. Затем я разделил людей на восемь отрядов, по пятьсот душ в каждом. К тому времени как я закончил, Нико пришел, ведя под руку бедного старого Фаустина.

Тот был пьян. У него были с этим проблемы и в лучшие времена. Ничего страшного. Помахав мне рукой, префект одарил меня широкой сумасшедшей улыбкой. Чтобы в таком виде он не попался слишком многим на глаза, я оттащил его в какой-то сарай, где хранились остатки снастей, усадил на большой моток веревки и спросил:

– Что случилось?

Он только ухмылялся мне, так что я врезал ему. Потом помог ему подняться с пола и спросил еще раз.

– Паскуда, – пробормотал он, ощупывая челюсть. – Что с тобой не так?

– Рассказывай, что случилось.

Он рассказал. Все началось с сообщений о том, что банда из примерно пяти тысяч дикарей появилась из ниоткуда и стала жечь фермы на дальней стороне склона Спендона. Совет провел внеочередной сбор. Генерал Приск решил, что лучшая защита – нападение, мобилизовал всю стражу и ушел в карательный поход, сказав, что долго не задержится – задачка проще пареной репы.

Несколько дней спустя часовые на башнях узрели, что, похоже, армия возвращается. Фаустин велел открыть ворота, вывести людей на улицы, развесить гирлянды по всему Ипподрому, убедиться, что на вечеринках будет достаточно еды и питья. А потом, сказал он мне, удача, должно быть, повернулась к нам лицом, совсем чуть-чуть. У одного клерка из Военного министерства было какое-то срочное дело, и ему позарез нужна была печать Приска. Вместо того чтобы ждать, пока армия вернется домой (и тогда все будут заняты, крича «гип-гип-ура», и никакой работы не сделаешь дня три), он свистнул карету курьерской службы и выехал армии навстречу. Он подкатил довольно-таки близко – и тут осознал, что дела плохи: люди в солдатской форме были не того цвета.

Развернув карету, бедняга клерк погнал обратно во весь опор. Около сотни солдат врага отправились за ним, но лошади у курьеров – бестии быстрые. Фаустин гордо стоял у ворот, когда клерк вбежал, крича как сумасшедший – закрыть ворота, закрыть ворота! Фаустин этого человека хорошо знал – напрочь лишенный воображения посредственный тип, самый скучный робур на свете. Поэтому ворота закрыли – решетка опустилась за несколько ударов сердца до того, как вражеская кавалерия добралась до нее. К тому времени, конечно, люди на стене смогли увидеть молочно-белые лица под шлемами. Два вахтенных сержанта рванули вниз по крепостному валу к другим воротам. Защита Города висела на волоске, но все входы сумели-таки вовремя закрыть.

Даже в таком форс-мажоре Фаустин смог собрать двести человек стражи – само собой, они были рассредоточены по всему Городу. Совершенно случайно в радиусе слышимости его голоса оказалось аж сорок, или даже чуть больше. Префект отправил их всех на Стену – заранее зная, что он в полной заднице.

Голые статистические данные широко не известны, но они есть в книгах, где любой может их прочитать. Сухопутные стены достигают тридцати восьми футов в высоту и восемнадцати футов в толщину у основания. Ворота – это десять слоев дуба, уложенных крест-накрест, так что их нельзя взять на раскол; каждая из восьми петель весит четверть тонны. Если врагу никто не будет мешать, он сможет взломать и пробить их за полчаса (при наличии неограниченной рабочей силы и соответствующего инструментария) или сложить побольше хвороста и сжечь их к чертям за день. За первым Рубиконом его ждет полоса шириной в двадцать пять ярдов между Сухопутными стенами и Внутренней Чертой (высота – двадцать шесть футов, толщина – пятнадцать). Идея в том, что любой, кто дойдет до этой Черты, будет в считаные секунды расстрелян из осадных машин и луков где-то на крепостных валах – где негде укрыться и некуда бежать. Организация обороны – выше всяких похвал, пока у вас есть хотя бы горстка стрелков. Чего, конечно, у Фаустина не нашлось.

Теоретически префект имеет в своем распоряжении все десять тысяч или около того трудоспособных граждан, которые получают жалованье от правительства – стража, Управление строительством, пожарная бригада, Инспекторат мер и весов и т. д. Вот только на местах никого из вышеперечисленных не было – все они сгрудились в гавани и дрались со своими же за места на лодках. Если кто-то и был готов защищать и защищаться, то только сотня чернорабочих из Парков и Садов, да и те – лишь тогда, когда префект пообещал им заплатить тройное жалованье.

(Их я мог понять. Когда я не в форме в Городе, меня часто принимают за садовника. Сенатор объяснил эту причуду несколько лет назад – так как млеколицые ниже робуров и, как следствие, ближе к земле, они естественным образом подходят для «сутулого труда», такого как посадка и прополка.)

Итак, сотня чернорабочих взошла на крепостной вал, держа мотыги и метлы на манер копий. «Вам не нужно ничего делать, – сказал им Фаустин, – просто стойте и создавайте впечатление, что дома кто-то есть». Удивительно, но это сработало. Враг остановился в трехстах ярдах от стены, выслав разведчиков, чтоб те побродили там и сям в окрестностях и хорошенько осмотрелись. Что они и делали до сих пор.

Согласно книгам (существует обширная литература по вопросу), существует пятнадцать способов защиты при осаде города. Испробуйте любой, и если вдруг не поможет, то…

Действительно. Эти книги пишутся для генералов, королей, императоров. Не повезло – значит, не повезло, в следующий раз повезет больше; у вас-то этих городов много, правда же? Справедливости ради, каждый из пятнадцати способов практичен и разумен – при условии, что у вас есть приличный гарнизон, достаточно припасов и материальных средств, компетентный штат обученных офицеров и должным образом организованная линия командования.

В книгах не говорится, что есть шестнадцатый способ. Вы можете использовать его, когда у вас ничего нет: ни вещей, ни людей, ни командиров. Способ из разряда «даже не пытайтесь повторить это в реальных осадных условиях».

Отлично, подумал я. Давайте попробуем.

– Ладно, – сказал я, – вот что вам нужно делать.

Из всех сумасшедших идей, которые у меня когда-либо были, эта, пожалуй, была вообще за гранью добра и зла. Но Фаустин сказал – три сотни лет, и это могло означать только одно.

Торсионная машина шестнадцатой модели (катапульта, проще говоря) имеет максимальную дальность полета снаряда в двести семьдесят пять ярдов. Понятное дело, шестнадцатой модели у нас сейчас не было – не было никакой модели. Все они находились на складе в Классисе, разобранные и упакованные – готовые к развертыванию в том очень маловероятном случае, если где-то понадобятся. Похоже было, что наш враг этого не знал…

К счастью, я нашел способ достать то, что мне нужно. Я послал две из моих восьми рот вниз по причалу к Западному доку, где разгружают корабли с зерном. Они реквизировали все большие краны, протащили их к самому крутому холму у стены, затем разобрали на четыре основные части и подняли на башни, где снова собрали и накрыли брезентом. Издалека, если вы действительно не знаете, на что смотрите, грузовой кран, покрытый брезентом, немного похож на катапульту. Во всяком случае, это похоже на большую мощную машину – и вражеские разведчики посчитали так же, потому-то я все еще жив и вы до сих пор читаете это. Как я уже сказал – чистое безумие.

Тем временем еще три роты рыскали по заводскому кварталу в поисках всего, что могли найти: отбойных молотков, винных прессов, ткацких станков, часовых механизмов из Синего храма – словом, всего, что могло бы выглядеть пугающе или хотя бы пустить пыль в глаза. К тому времени разнесся слух, что префект раздает легкие деньги всем, кто готов слегка попотеть; так мы собрали около четырехсот человек из толпы на рыночной площади, которые считали, что если им и суждено умереть, то лучше помирать богатыми. Благослови их Господь, они чертовски неплохо поработали, и мы всего за час заполнили две трети артиллерийских ниш. Разведчики перестали шмыгать по округе, наш противник успокоился и начал ставить палатки. И именно так, дети мои, полковник Орхан спас Город.

По крайней мере, сейчас. Проблема с «сейчас» в том, что оно быстро заканчивается и тогда придется выдумывать на ходу новый план.