Читать книгу «Шестнадцать способов защиты при осаде» онлайн полностью📖 — К. Паркера — MyBook.

7

Почти наверняка вы умнее меня самого, и все уже всё поняли сами. А я на тот момент ни хрена не понимал, равно как и Нико с его тремя приятелями; даже если кто-то и понял, мне не доложил. Имей в виду, читатель, мы были уставшие как собаки – да еще и напуганы до усрачки. Не лучшее состояние, так ведь? Отдай мне должное – ибо я проснулся примерно через час и все осознал от начала и до конца.

Тринадцать тысяч голых мертвецов. Допустим, часовой на городской стене заметит вдали блики на шлемах и наконечниках копий. Что он подумает? Спорить готов – что-то вроде: «Ага, а вот и генерал Приск возвращается, наверняка задал жару этим варварам». И после такой мысли, само собой, будет дана команда – ворота открыть.

Как близко они подойдут, прежде чем кто-нибудь увидит, что их лица и руки не того цвета? Лично я бы для верности велел своим солдатам в захваченном обмундировании все открытые участки кожи натереть грязью. Интересно, наш хитрый враг – настолько хитер? И кто он, черт подери, такой?

Наступил тот особый час ночи, когда просыпаешься, начинаешь волноваться, и сна тебе уже не видать как своих ушей. Я зажег лампу и просмотрел свои записи на утро.

Прежде чем мы отправились в путь, я сделал то, что делаю редко, – приказал им построиться.

Приказ, полагаю, напугал их – заставил осознать, что они теперь солдаты. Парни выстроились в идеальную линию, тихие и неподвижные как сама cмерть. Я оглядел их сверху вниз. Помоги нам бог.

В зеленом углу – минимум тринадцать тысяч великолепно экипированных воинов, только что перебивших целую имперскую армию в безупречно разыгранной засаде; в углу синем – четыре тысячи перепуганных плотников. Почти у каждого был меч, потому что таков порядок. Они получают его у квартирмейстера завернутым в промасленную ткань, с печатью инспектора, скрепляющей бечевку. Спрашивают – почти рефлекторно – что им с этой штукой делать, и получают какой-нибудь полубессмысленный дежурный ответ, один из известных лично мне пяти. Позже – ломают печать, ведь такова их обязанность – снять всю обертку, заточить и отполировать лезвие; подготовить оружие к проверке, словом. А, так вот для чего нужна эта штука! Для того, чтобы ее проверяли! Изумительно. Если вы инженер, получаете тринадцатую модель. Не пятнадцатую – шедевр эргономичности. Не четырнадцатую – честную и надежную спутницу имперской армии на протяжении сорока последних лет. Тринадцатую – обоюдоострую, с тяжелым ромбовидным навершием, края которого натирают запястье до крови. Сталь клинка, чего уж греха таить, посредственная – тринадцатую модель признали дефектной и сняли с эксплуатации сразу после выпуска первой партии, семьдесят лет назад. Вот только та партия насчитывала полмиллиона – и ни один тот меч не списали. Ну правильно, чего добру пропадать – можно раздать фуфло поварам, музыкантам, клеркам, носильщикам, инженерам; любому, кто никогда не будет использовать бесполезную вещь, но по уставу обязан иметь при себе меч. Но, конечно, всегда находятся шуты гороховые, теряющие мечи, ломающие в драке, обменивающие их на кварту сидра. На замену я поручал выдавать топоры. Топоров, сразу скажу, у нас было в достатке – трехфунтовая головка, прямое ясеневое древко – хорошо подходит для резки и обработки древесины, абсолютно бесполезен в бою. Примерно у ста солдат были луки – в обход устава, запрещавшего брать с собой личное снаряжение, но немного свежего мяса вносит разнообразие в положенный пакет. Оленя с двенадцати шагов уложить из такого лука можно. Броню пробить – извините, без шансов.

Кстати о броне; ее нам не полагалось, нет нужды. Мы получали этакие ватники из двадцатислойного льна и хлопчатобумажных отходов. Вполне выдержат удар меча или притупленного копья – да и стрела не всякая с первого раза пробьет. В такой одежке жарко как в адском котле, и она сковывает движения, но, если смотреть беспристрастно – значительно лучше, чем ничего. Настоящие солдаты носят ее под доспехами. У всех нас была такая. И, ясное дело, все оставили ее дома. Ни шлемов, ни щитов, ни нагрудников, ни поножей, набедренников, наручей, перчаток, горжетов, наколенников или налокотников. Прекрасно.

Один старик, которого я встретил в лагере рабов, однажды сказал мне: «Всегда думай о хорошем». Он умер от гангрены – сложно найти в этом что-то хорошее – и последнюю неделю на земле провел стеная от боли; но я все равно старался следовать его совету. Соответственно: мы знаем, чего у нас нет, нам не нужно напоминать о том, чего у нас нет; но что у нас есть? Подумаем об этом.

Я думал или пытался думать, но какой-то дурак все время перебивал меня.

– Артавасдус все еще в ярости, – скорбно сказал мне Нико, когда мы поднимались по холмам Тарантского Креста. – Говорит, что нужно привлечь вас к ответственности.

– А почему нет? – откликнулся я. – Он имеет на это полное право. И если, когда мы вернемся, будет кому предъявить мне обвинения, я приму их с радостью, поверьте мне. А пока – мне хотелось бы услышать ваше мнение.

Нико принял мудрый вид:

– По поводу?

– Как думаете, кто эти ублюдки?

Картина: здоровяк старается напрячь мозги.

– Шердены же?

Я покачал головой.

– Даже если они смогут собраться в одном месте и не перерезать друг друга, что очень, очень маловероятно, всего насчитывается около восемнадцати тысяч взрослых мужчин-шерденов. И они воры, а не вояки.

– Но они напали на Классис, и еще на несколько мест.

От подъема в гору одновременно с болтовней у меня сбилось дыхание.

– Они хорошо управляются с кораблями, – сказал я. – Они, как и мы, специалисты.

Нико вздохнул.

– Вы уж простите, в географии я не шибко силен… Может, тот народ, про который вы мне рассказывали, – как их там, хусы?

Нико, конечно, может целый день лазать по горам, параллельно распевая арии из ораторий Теоделя, – и ничего с его дыхалкой не станется. Тем не менее, учитывая выбор, я все равно предпочел бы быть скорее умным, чем здоровым.

– Хусы – пастухи. Они пасут огромные стада овец на высоких холмах и никогда не задерживаются на одном месте. Но они никуда не пойдут без своих овец, женщин и детей. Самое большее, что обычно видишь, – сотню или около того чокнутых молодых храбрецов, которым хочется награбить достаточно, чтобы поднять выкуп за невесту. В основном они воруют друг у друга, чтоб ты понимал, на других замахиваются только в совсем голодную пору. Кроме того, робуров они боятся как огня. Они сжигают своих мертвецов, поэтому вас принимают за призраков, опаленных пламенем дочерна, или типа того. Так что это не хусы, Нико.

Я действовал ему на нервы. Он не любит, когда ему напоминают, что он не про все знает.

– Ну тогда… На севере и востоке есть сотни племен, которые постоянно кочуют и бьют друг друга. Может быть, о наших врагах мы и не слышали никогда.

– В самом деле, – взялся перечислять я, – альбы, мальдиты, санфуиканцы, а также Альянс Себелота, Флос-де-Глая, Презада…

Нико посмотрел на меня пустым, обеспокоенным взглядом. И зачем я его дразню.

– Они действуют друг на друга как волны в шторм. Альбы вытесняют мальдитов, те, в свою очередь, вытесняют санфуиканцев, и в самом конце линии Седьмая армия кое-как справляется с ордами мародерствующих бассанегов, решивших перейти замерзший Астар. Такие волнения не происходят в одночасье. Мы бы хоть краем уха, да прослышали бы о них. – Я вспомнил несколько заседаний Совета и поправился: – Я бы услышал об этом.

Он посмотрел на меня.

– Но вы не слышали?

Я покачал головой.

– Мы бываем во многих местах, и я встречаюсь со многими людьми. Они мне кое-что рассказывают. Большая межплеменная война не осталась бы незамеченной.

– И слухов, значит, не было.

– До меня – ни одного не дошло.

Я раздражал его; никому не нравится, когда разговор не по зубам.

– А вы на кого думаете? – Поняв, что я и так почти дожал несчастного, я не стал отвечать.

От Фаиномай-Эйнай до Города – плодородное раздолье. Здесь олени и дикие свиньи из неприкосновенного леса его величества бегают вольготно и жрут капусту крестьян – будто знают, что за их убийство простолюдину грозит пять лет каторги. Если встать на вершину одного из маленьких холмов, можно увидеть россыпь ферм, побеленных и крытых золотистой соломой, богатые зеленые поля, прямые как стрелы живые изгороди. В самых диких мечтах я бросаю к чертям службу и покупаю себе такую ферму. Дальше к северу земля поднимается выше – там начинаются изумительные виноградники. Я к чему: там живет много людей, они дни напролет проводят на открытом воздухе и волей-неволей замечают всякое. И нас они заметили. Они перестали работать и пялились на нас.

Один старик подошел к воротам своего двора и хмуро посмотрел на нас, когда мы протопали мимо по дороге. Я остановился и дружелюбно улыбнулся ему.

– Прошу прощения, – произнес я, – не проходила ли тут армия несколько дней назад?

– А кто спрашивает?

Я легонько толкнул Нико – здоровяк хорошо ладит с людьми.

– Капитан Бауцес, Имперские инженерные войска, – сказал он.

Ох уж этот его акцент. Явно произвел впечатление на фермера.

– Три дня назад, господин. – «Господин» – это вам не баран чихнул! – Они шли ночью, торопились будь здоров.

Я вспомнил одного моего друга, ему в потасовке попала стрела в живот – мы его потащили к хирургу, тот стрелу достал, а она вся заржавленная… Примерно так я себя почувствовал.

Ну и дела.

– Форсированные марши, – сказал Нико, понизив голос, когда мы двинулись дальше, – мы останавливались каждую ночь, а они даже не утруждают себя добычей провизии.

– Оно им ни к чему – спасибо запасам генерала Приска, – сказал я. – И последнее, чего они хотят, – переполошить округу.

После этих слов Нико замолчал. Великолепно. Я снова мог подумать.

Итак, на перекрестке Белого Медведя мы повернули вправо. Налево уходила ведущая в Город главная дорога, а направо – спуск вдоль реки Сребросвет к побережью. Это глубокая лесистая долина, немного похожая на дорогу через Спендонский лес (от моих храбрецов сходство не ускользнуло). Выходит она к Бел-Семплану. Аккурат перед Семпланом – Водосход: там Иснел впадает в Сребросвет.

Возможно, вы не очень много думаете про дерьмо. Зачем бы? Но это интересная тема. Позволь, читатель, вернуть тебя на пять веков назад, во времена Великой Чумы. Когда она кончилась, его величество Эврик III мудро рассудил, что она вызвана была грязью, и ни у кого не хватило духу возразить ему. И он основал дерьмовый дозор – он, кстати, до сих пор существует. Входящие в него несчастливцы патрулируют улицы в тихие предрассветные часы, опустошая отхожие места и горшки-нужники, а еще собирая всю вонючую еду и заплесневелое постельное белье, мертвых собак и кошек, лом – словом, весь тот мусор, что принес, по разумению Эврика, Великую Смерть. Дерьмо вывозится телегами на фермы и там идет на удобрение капустных грядок. Сукновалам же достается моча, все остальное грузят на большие плоские баржи и сплавляют по Инсел, а потом по Сребросвету прямиком в Бел-Семплан. На веслах отгребая где-то четыре мили от тех мест, где течение неминуемо унесло бы все это обратно в городскую гавань, они производят сброс – и плывут на баржах обратно вдоль побережья в Город. Все организовано так, что река выполняет всю тяжелую работу по перемещению полностью загруженных барж вниз по течению; прилив помогает уже пустым судам на обратном пути. Умно. Думаю, до этого додумался какой-нибудь полковник инженерных войск, чье имя все позабыли.

Это была афера – или это называется ауспиции? Кажется, так. Там, грубо говоря, Богу дается выбор – если ты на моей стороне, позволь этому случиться, если нет, делай, что считаешь нужным. К тому, что, если Бог все еще на нашей стороне, суда дерьмового дозора все еще где-то на реке или в доке в Бел-Семплане. Если они сейчас следуют назад в Город, значит, Богу не угодно, чтобы мы спасали Город. Тогда можно найти какое-то плавучее средство и уплыть – до Излучины лучше всего. Где-то в Ольбии, в тех краях, робуры основали могущественную колонию, хотя есть ли она там сейчас и где, черт возьми, эта самая Ольбия – можно только догадываться.

Лично я все еще верю в Ольбию – по крайней мере, в нее гораздо больше, чем в Бога, – но возможности подкрепить веру фактами мне все же не представилось. Баржи дозора оказались пришвартованы у причала в Бел-Семплане. Экипажей не было – они совершали ежедневный рейс и одолели уже три четверти пути домой, когда встретили группку мелких лодок, гребущих изо всех сил вдоль побережья. Люди в этих лодках кричали им, чтобы они повернули назад, так как Город осажден – у его стен полчища варваров и нет солдат, способных отбить их атаки. Если нет желания сложить голову – не возвращайтесь – вот что кричали те лодочники.

Поэтому экипажи барж развернулись и поплыли к Бел-Семплану, провели быстрое совещание, и – след их простыл. По большей части они рассосались по барам, пропивая остаток денег на том основании, что раз завтра для них не наступит, то терять особо нечего. Я велел своим ребятам собрать их и поговорить с ними.

Я сказал им, что мы настоящие солдаты, пришедшие освободить Город и защищать его, пока не появится подкрепление. Предположив, что не сможем вовремя миновать линию осады, мы прибыли в Бел-Семплан в надежде реквизировать флот дерьмового дозора и направить его в городскую гавань. Вопрос в том, видели ли дозорщики военные корабли в тех краях? Оказалось – не видели. Ну и отлично. Больше всего я боялся, что шерденов привлекли для оказания военно-морской поддержки сухопутным войскам. Я бы, будучи в их позиции, сделал так, да и любой человек с мозгами. Если они так не поступили – значит, есть веская причина (как я узнал позже, она действительно была – сильный шторм на Игле рассеял пиратов по закоулочкам; вероятно, ауспиция, хотя в Бога я по-прежнему не верю). Во всяком случае, мы могли войти в гавань – там не было пиратов, готовых потопить нас.

Заручившись в жизни пусть маленьким, но все же авторитетом, я никогда не переставал дивиться тому, как сильно люди верят в него и доверяют ему. Мне-то все видно с изнанки: неэффективность, глупость, коррупция и кровожадное невежество и простая нехватка ресурсов, не дающая справиться с горами бесконечных, постоянно множащихся проблем. Я вижу с изнанки, а другие – со стороны. А там – великие неприступные стены, профиль Императора с одной стороны монеты и Победа – с другой, храмы, солдаты в сияющих доспехах. Они это всё видят и верят, что Империя велика, сильна, мудра, непобедима. С ней глупо бороться, ее нельзя перехитрить (хотя иные мои друзья на Старом Цветочном рынке этим промышляют всю жизнь и до сих пор не были пойманы за руку). Раз они не способны тягаться с ней, значит, никто не способен в принципе. Ровно то, что я описал, – с этими несчастными дураками с барж. Стоило мне сказать, что я представляю армию, – они будто от дурного сна очнулись. Раз армия здесь, значит, все будет в порядке. Тот факт, что у нас вместо брони шляпы и плащи, и мечи тринадцатой модели, да и численностью мы не особо похвастаться можем, как-то от них ускользнул. «Всё в порядке, – сказали они себе, – будем делать, что скажут». Может, сказалось и то, что эти бравые ребята напились, – но не думаю, что их реакция отличалась бы сильно, будь они трезвы. Человек в форме отдал им приказ – вот они и обрадовались. Я, конечно, чувствовал себя неловко из-за этого, но время поджимало.

В одном нам совершенно внезапно повезло. Пока Стилико с друзьями выгонял пьяных матросов из портовых баров, он случайно узнал, что один из больших лесовозов, которые курсируют из Уил-Элейса в Науфрагию, был вынужден отправиться в Бел-Семплан из-за шторма. Он перевозил двести семьдесят тонн выдержанного элимейского кедра.

– Конфискуем, – сказал я ему. – Нам это добро непременно пригодится.

Стилико ушел, вернулся чуть позже. Капитан, сказал он, отказался позволить нашим людям реквизировать корабль или его груз без компенсации. Я вздохнул, вырвал страницу из блокнота и выписал чек от казначейства на десять тысяч гистаменонов.

– Так нельзя! – Стилико был потрясен до глубины души. – Это в десять раз больше реальной стоимости…

– И что?

– Речь о государственных деньгах!

Я подумывал о том, чтобы объясниться, но не было ни времени, ни сил.

– Делай, что говорю, – приказал я и протянул ему клочок бумаги. Стилико удалился выглядя глубоко оскорбленным.

– Еще отправь пару дюжин наших парней на корабль, – повелел я ему вдогонку. – На всякий случай.