Вреж поднял голову. Впервые за долгое время он услышал русскую речь. Многоязычие "Арамиса" сводилось к официальному эсперанто, почти все владели английским, которым иногда также пользовались. Остальные же языки были уделом лишь соотечественников и всё это несмотря на то, что каждый владел пятью, а то и более языками. Например: с Даниэлем Жанкевски Вреж мог бы изъясниться и на французском, и на армянском, но всё равно изъяснялся на эсперанто. Наверно так было привычнее, а может и ещё почему. Шеметов и Зимогляд разминали языки:

– Когда перелетаешь?

– Да сейчас. Даниель, вот, подойдёт…

– Туманность видел?

– Да показали… Но я не разбираюсь. У меня другая профессия.

Тяжелая поступь. Это – Уджаяни, подталкиваемый Моникой.

– Ну, где? Что там? Туманностей не видели никогда? Такая срочность.

– Вот, посмотри. Ртутная составляющая почему-то, вон там, подскочила. – Моника любила ясность и не обращала внимания на эмоции неповоротливого коллеги. – Надо спектрограмму сделать при отключенном анализаторе.

– Ну и как ты это сделаешь? – снисходительно протянул коллега. И после паузы: – Анализатор, если бы и сделал аварийный выброс, то сработали бы минимум три защиты. А этот скачок – простой послевакуумный дефект электродов. Туманность инертна, в норме то есть.

– Как ты прямо так уверен?

– А я медлительный оттого, что внимательный. Всё в норме. Другое дело, почему о туманности этой не было информации? Что она, только появилась?

– Нет, ты уж давай делай спектрограмму, – чеканно, с видом знатока постановил Денис, тронув на переносице очки.

– Слышишь, полицейский! Давай Рей заменит тебе твою оптику на что-нибудь посовременнее. – Моника так резко сменила тему, что неподготовленный Шеметов покраснел. Заулыбались и остальные, видя попадание в точку.

– А я себе так больше нравлюсь, – не очень ровным голосом выдавил почти нокаутированный Денис.

Да… Хотелось немножко перед Моникой… И вот!

– Что, поехали, Даниель?

Шеметов подошёл к Жанкевски, глядя только на него, а Моника демонстративно провожала его пристальным взглядом.

Как только пару с "0-21" отделила отсечная дверь, Виерра, словно сорвавшись, кинулась настраивать свои анализаторы излучений. Уджаяни тоже, засуетился. Наверно скоро о голубом тумане экипажу будет известно и что-то существенное.

Вреж и Зимогляд вышли в коридор, конвойники ещё были не далеко.

– Ребята, подождите! Не уезжайте сейчас. Пусть эти двое прощупают, что там, за бортом.

– Некогда ждать – сближение.

– Ну, это пусть Уэддоу решает.

Вчетвером зашли к командиру. Он был в компании Ван Шао и Ли Даогуня. Похоже было – на паузу после важного разговора.

– Вы обсуждали туманность? – это Жанкевски выразил общее первое впечатление. И лишь Врежу подумалось, что здесь сейчас Ли Даогунь вел свою игру по отношению к командиру.

– Вам пора переправляться, – командир повернулся к экипажу "0-21".

– Вы видели туманность?

– Это какую? Н-нет… – командир заглянул в ближайший иллюминатор: очередное подтверждение, что голова многое узнаёт последней.

Вскоре Уджаяни отчитался перед Уэддоу: данная туманность – скопление разряжённого переохлаждённого газа, весьма инертного по большинству характеристик. Ну, а откуда этот туман, и каков его полный молекулярный состав не ясно, но не похоже, чтобы он являлся препятствием для сближения со звездой. Данных об опасности нет, но почему с "Зевса" не было сведений об этом свечении?

С анализом спектрограмм ознакомлен весь экипаж. Кое-кто чувствовал неуверенность. Но сближаться всё равно надо. Побыстрее бы… Что-то всё тянется, уже дожили до нехватки энергии.

Конвойники отправились к себе. Вскоре их уже видели на экране, на фоне живописных земных пейзажей, и, по их словам, космос не изменился даже с появлением разных там, цветных туманностей.

Командир приступил к сближению. Дело для него привычное, здесь у него помощники Ван Шао и Фернандуш и уж мимо-то не пролетим. Но, в последний момент Роберта, уже составившего программу на спецлокацию, отчего-то заменил Ли Даогунь. Вреж видел, как психолог после пробуждения ни на шаг не отстает от командира и ему не терпелось с Ли поговорить. Но это никак не удавалось.

За иллюминатором "шестёрка" стала заметно ярче. Чем ближе, тем более единым казался свет этой двойной звезды. Он, её свет, уже немного и ослеплял, ну это если на неё о-очень долго смотреть. Хорошо ли это? А как воспримется лучик природного света после месяцев комфортного, но всё равно не настоящего?

– Тебе не скучно, Дорис? Смотри, вон, сразу два солнца. – Вреж позвал её к иллюминатору с выключенными фильтрами. Она подошла лениво, как-то в растяжку.

– А с синяками ты неплохо смотришься. Тебе идёт. Как твои уши? Слышат?

– И глаза видят. Всё нормально уже… Что-нибудь скажешь, наконец?

– Нечего мне больше сказать. Ли Даогуню, я чувствую, ты уже всё выболтал?

– Да.

– Значит, жди, что он тебе скажет. И не только тебе, разумеется.

– Почему должна быть такая тайна из этого? Он такие вещи должен сам видеть, а я, вот, ему подсказал.

– Наверное, потому, что сам ты не стопроцентный астронавт, профессии твои – всё же земные. Пойми, Ли Даогунь должен был заметить неладное, но не заметил, и это не менее странно, чем командирские выкрутасы. И стоило бы, всё это, внимания на Земле? А здесь – Тьма, её величество. И не существует другого Мира, кроме "Арамиса" с его луной – "0-21" и всякая неровность равна вооруженному конфликту, в нашем же случае…

– …глобальная катастрофа.

Она явно хотела продолжить и, тем не менее, Вреж больше ничего не услышал. Минут через десять она вернулась на цыпочках:

– Зайди к Монике в лабораторию, туда сейчас зайдет Ли Даогунь. Поговори. – И она быстро скрылась.

В энерголаборатории никого не было. Но это пока. Вот и появился озабоченный Ли.

– А где Моника?

– Не ведаю.

– Мне сказали, что я ей здесь нужен срочно.

– Допустим, это я тебя позвал. Должны же мы с тобой поговорить снова.

Ли выдержал паузу, перестраиваясь.

– Ты же сам видишь, я и не отхожу от… него. Только, вот, подружка твоя лишнего, случайно, не нафантазировала?

Вреж только поднял на него глаза.

– Ну, не знаю. Кстати, мне нельзя надолго отходить сейчас: на пульте нужен второй человек, а Ван Шао вышел.

– Ночью на авторежиме идёте?

– Да. Но один, на всякий случай, дежурит.

– А кто дежурит сегодня?

– Даже не знаю. Но не я, во всяком случае. Пойду я… Если, что, я же тебе сразу выложу всё, в первую очередь.

Вреж не спешил выходить из лаборатории. Да и куда торопиться?

Вплыла Гимус.

– Ну, что?

– А я думал, ты где-нибудь подслушивала.

– Да вот, что-то заложило. Итак, есть что новое?

– Он сомневается уже насчёт твоей серьёзности.

– Он? Ли? Ты ему всё-всё выложил. Молодец!

– А что в шпионов-то играть?

– Ты прост, как деревенский веник. Доверь серьёзный вопрос болтливой тёте…

Вреж побагровел, и наблюдательная Гимус сбавила тон.

– Учту я и мнение Ли обо мне, спасибо, что сказал.

– Приходи, дам успокоительное, – бросил он ей в след.

Совсем недавно Моника прошлась по самолюбию Шеметова. Теперь вот – Дорис. Ну, надо же: выдал её наблюдательность психологу – астронавту для этих ситуаций и включённому в экипаж! Медицина так до сих пор и не научилась удалять с корнем те центры мозга, которые в прошлом толкали женщин лить соляную кислоту в глаза соперниц. В настоящем кислота уже

не используется, но центры-то остались. Но Дорис тоже можно понять: осторожничала, чтобы не нажить куда худшее, а теперь это дело вне контроля.

* * *

"Арамис" уже вошёл в планетную систему "шестёрки". Уже даже в иллюминаторы было видно, что двойная звезда имеет всего две планеты, которые крупными молочными точками выделялись из россыпей звёзд. Ветер "шестёрки" уже тянул к себе. Странная голубая туманность, оказывается, почти постоянно вмещала в себя одну из планет. Сама эта туманность также передвигалась по орбите, только очень медленно, а находящаяся в ней планета, в силу искривления траекторий, может, никогда её и не покидала. По крайней мере, такая версия была вполне приемлемой, глядя с колокольни "Арамиса". Орбита другой планеты, а по параметрам именно на ней и погиб "Зевс", располагалась от своего светила примерно на том же расстоянии, что и её сестра, погрязшая в своём голубом рассоле. Тем не менее, даже простые расчёты уже явно противоречили устоявшемуся мнению учёных о том, что равноудалённые от своей звезды планеты когда-нибудь обязательно столкнутся. Такая катастрофа, кажется, вообще была в данном случае не возможна. На лицо был так называемый "звёздный парадокс", а на объекты с подпадавшими под этот термин параметрами лететь не рекомендуется. Такому научил горьковатый опыт, но "Зевс" летел туда, наверняка уже зная об этом, летел и молчал. Летит туда и "Арамис" хотя и не молчит. А впрочем, кто здесь это точно знает, слышит ли нас Земля или же галактические маяки отражают в компьютеры корабля чужое эхо? И, кроме того, теперь уже глядя назад, можно бы и призадуматься о тех странных явлениях на "Арамисе" в беззвёздной черноте середины полёта.

– Итак, до спуска осталось… Да сколько осталось – я, и сам не знаю. Точно только, что не много. С прилётом, одним словом. – Уэддоу философствовал пред астронавтами, подводя итоги перелёта. Это была формальность, предназначенная для единства, результатов. – Все мы видим, что звезда двойная, имеет резко меняющуюся массу, что и является причиной волнистости орбит её планет и предполагаемого пояса миниастероидов или уплотнённой звёздным ветром "шестёрки" космической пыли. Но последнее явно случайно, и нас не касается. Нас волнует, что это там за газ, зачем он и откуда взялся. А самое непонятное, на мой взгляд, то, что так близко расположенные составные части этой двойной звезды не сливаются воедино. При таком соединении освободилась бы колоссальная энергия и на этой бочке с фитилем – мы с вами. Напомню для спящих, что двойные звёзды либо расположены друг от друга на миллионы миль, километров, то есть, и находятся в энергетическом равновесии, либо являются единой массой, но из-за разнородности состава в разных своих секторах с расстояния парсеков видятся двойной звездой.

Командир изъяснялся явно языком Файра, сам он этого наверняка не знал. Слушали его вяло. Для контроля уточнили вслух всю ту информацию, которую отправили в компьютер. И тут, вдруг, Дорис встряхнула всех:

– Командир! У меня к Вам просьба. Если пойдёте сегодня к излучателю, разбудите по пути меня. Дело в том, что часть контрольных характеристик мне надо фиксировать именно ночью…

Даже она осеклась, так все переменились в лицах. На неё уставились как на сумасшедшую. Реакция Уэддоу была такой же.

– Гимус, отдохнуть бы тебе. Ты подумай, ведь так и свихнешься. – Уэддоу с сочувствием в голосе заговорил с непокорной химичкой. – К излучателю я подхожу редко, и, все вы об этом знаете, когда. На орбите планеты, перед спуском, мы выйдем на связь, это необходимо и положено, но нет необходимости этого делать ночью. А если тебя надо разбудить, то, пожалуйста.

Майкл многозначительно и сурово посмотрел на Врежа и кивнул в сторону Дорис. Та молчала, поняв, что разговоры сейчас ничего не дадут, и тоже хотела замять ситуацию. На удачу, другие темы разговоров перебили всеобщее недоумение, от Гимус отвернулись, и она выскользнула.

– Зачем ты… – Вреж догнал её.

Та ничего не ответила. Через полчаса же она сама нашла его.

– До орбиты первой планеты, той, что в туманности, мы доберёмся через двое суток, – начала она сосредоточенно. Наверняка наш командир в эти два дня опять кому-то просигнализирует.

– Тебя послушать, так наш "голова" – чистокровный космический шпион и всех нас ведёт в неминуемую пропасть.

Против обыкновения, Дорис никак не отреагировала и продолжала:

– Эти дни у себя не закрывайся, я тебя с ним сведу, что называется нос к носу. А Ли Даогуню я не доверяю, поэтому берусь только за тебя.

Вреж хотел что-то сказать, но она его перебила:

– Всё, разговор окончен. А то, что подлетим через два дня, это уж мне поверь, если бы всё на приборы смотрели внимательней, то тоже бы это знали! – И она в присущем ей стиле исчезла за поворотом коридора.

Весь окутанный вязким тянущимся временем Бакунц смотрел на голубую туманность, подолгу зависавшую перед иллюминатором. Чёрный, такой обычный, цвет сменился забытым голубым, казавшимся с непривычки ещё голубее. Заботы, внушаемые ему Гимус, не шли в голову. Вон она – планета… В своей голубой сметане… Впечатление, что там не может быть неприятностей. Ну, просто они там не живут, а если что, – то не выживают… Важно – тк надеяться, чтобы не оставалось и тени сомнения. На Врежа в тот момент таких теней не падало. Уже земная ночь. Отбой.

* * *

Он почувствовал какой-то толчок, сквозь сон совсем не понятный. Под чьим-то усилием он уже сидел на постели. Прямо перед ним было лицо Дорис с выразительно приставленным к губам пальцем. Дошло: Уэддоу у излучателя! Сна как не бывало! Уже совсем быстро он просеменил к нужному отсеку. В иллюминаторах сверкали понятные им вспышки. Пришло в голову призвать в свидетели конвойников, он побежал к экрану. Но на его сигнал не ответили, спящих не всегда разбудишь, а догнавшая его Дорис схватила за руку.

– Он – там… Идёт!

Почти крадучись, они вернулись в ответвление коридора. Сначала тень, а затем и сам командир плавно проплыли в пересечении.

– Майкл! – Этим Вреж заставил его остановиться.

Командир медленно развернулся к ним лицом, представ в ужасающем виде. Дорис словно впилась Бакунцу в руку… Уэддоу не касался ногами пола, а чуть висел в воздухе. Лицо его было словно окаменевшее, открытые глаза не являли зрачков и были незрячими. Но неведомое око сверлило их, уже сжавшиеся и испуганных, готовых спрятаться за первой же дверью. Этот взор слепца сжёг всё закалённое мужество астронавтов.

– Командир! – только и вырвалось у Дорис, но вскрик этот был уже вялым. Она и Вреж почувствовали сильнейшую усталость, и какое-то забытьё, слишком сладкое для того, чтобы с ним бороться, пересилило их.