Цитаты из книг автора «Joel F. Harrington»

Существует одна область компетенции типичного палача, которая часто шокирует в наше время: речь идет о роли народного целителя. Некоторые профессионалы использовали магическую ауру своего ремесла, чтобы привлекать клиентов, но в основном знакомство с человеческой анатомией — и особенно с различными ранами — обеспечивало палачу репутацию целителя. Поэтому Майстер Генрих также передал Францу и свои знания, вероятно полученные от других палачей, о том, какими целебными травами заживлять раны после пыток и как сращивать сломанные кости заключенного при подготовке его к публичной казни. Овладев этими навыками, взрослый Франц Шмидт будет получать значительный дополнительный доход в качестве знахаря и целителя на протяжении всей своей жизни и даже создаст для себя новую профессиональную идентичность, выйдя на пенсию.

Но самое главное, чему учил сына Генрих Шмидт, — то, как применять различные инструменты пыток, имеющиеся в его распоряжении для «болезненного допроса», и как оценить выносливость допрашиваемого, чтобы избежать преждевременной смерти.

Чему научился подросток Франц у своего отца? Прежде всего, он сформировал свое фундаментальное представление о том, что значит быть мужчиной. Маскулинность раннего Нового времени была замешена на понятии чести, как личной, так и коллективной. С малых лет Генрих внушил Францу, что ненавистный маркграф лишил их всего самого ценного: почтенной профессии, права на гражданство, компании друзей и самогó доброго имени.

Он был утилитарным летописцем, который ценил факты и целесообразность, порой даже в угоду ясности.

Несмотря на образ, созданный братьями Гримм, многие мачехи эпохи раннего Нового времени имели хорошие, даже нежные отношения со своими приемными детьми. Нам остается только надеяться, что так было и в случае Франца.

Что бы ни говорили члены магистрата и священнослужители, современники Франца в массе своей по-прежнему считали палачей подозрительными, если не зловещими фигурами. В обществе, одержимом ритуальным проявлением чина и чести, праведные и честные палачи были радостным событием, но представление о том, что эти люди оскверняют других одним своим прикосновением, осталось. Многие двери по-прежнему были закрыты для сына Генриха Шмидта на протяжении всей его жизни. Но растущий спрос на новый тип палача дал молодому Францу возможность, которую он с радостью использовал, чтобы осуществить мечту, так и оставшуюся недостижимой для его отца, и умереть благородным человеком.

Ко времени Франца репутация профессионалов как «добропорядочных и законопослушных» стала неотъемлемой частью их социального портрета, и любой проступок криминального характера тут же вел к увольнению и наказанию. В свою очередь, некогда ироничное прозвище Майстер вдруг стало выражением обретенного достоинства; нескольким палачам даже разрешили заниматься другими ремеслами и к тому же одарили собственным гербом .

лежит не в самом занятии, а в том, что к работе привлекались «безбожные и необузданные люди, [среди которых] колдуны, грабители, убийцы, воры, прелюбодеи, распутники, богохульники, картежники и прочие, обремененные тяжкими грехами, скандалами и неприятностями», тогда как эффективные суды нуждались в «благочестивых, не имеющих долгов, добрых, милосердных, бесстрашных людях, искушенных в подобной работе и наказаниях, выполняющих свои обязанности более из любви к Богу и Закону, нежели из ненависти и презрения к бедным грешникам

Другой правовед сравнивал отвращение, испытываемое к делу палача, со стыдом, присущим испражнению: и то и другое есть неприятная, но необходимая часть Божьего промысла. В

Тем не менее отзвуки заступничества Лютера мы встречаем, например, у одного известного юриста, заявившего в 1565 году в оправдание палачей следующее: «Хотя само имя палача многие по-прежнему ненавидят [и] воспринимают его как бесчеловечную, кровавую и тираническую должность, он безгрешен перед Богом и миром, если действует по приказу, не по собственной воле, а по справедливости — как слуга Божий».