Она тоже улыбнулась, правда слабо. Ну и пусть. Зато эта улыбка остаточно убедила меня в том, что она спокойна. И в этот момент, я почувствовал легкий как дуновение ветра, поцелуй в щеку.
Наконец, придя домой, мы разошлись по своим квартирам, все мокрые до нитки. Переодевшись, я решил, что самое время пить кофе, но, так как здесь Джесс уже пила кофе, значит, пора наведаться в гости.
Чистые и отдохнувшие, мы с Чарли позвонили в квартиру Джесс, где она нас встретила в одних трусах и майке. В отличии от нас, она не сильно заботилась о своем внешнем виде, хоть, признаюсь, была довольно богата, что могла даже позволить себе не работать и жить исключительно в свое удовольствие.
– А который час? – сонно спросила она, нисколько не удивившись нашему приходу, побольше бы таких гостеприимных людей.
– Шесть с копейками. Как же быстро день прошел.
– Как шесть? Всего лишь шесть?
– Да, а что такого?
– Просто темно.
– Осенью в это время всегда темно.
– Ах да, уже осень.
– Уже два месяца, представляешь?!
– Да уж, нужно привыкать к длинным вечерами и смене климата. Скоро здесь будет аж 23 по Цельсию. Холодрыга! Ну ладно, заходите уже на кофе.
Она освободила дорогу и протянула руку, приглашая нас в дом.
Если смотреть на квартиру этой незастенчивой девушки наискось, то можно явно заметить её пристрастие к слабоалкогольным напиткам и никотину, некультурность, аморальность и полное бесчестие. Но на второй взгляд перед глазами возникает совсем другая реальность: картины Поля Гогена идеально сочетались в ее обоями разнообразных и неповторимых узоров, в которых терялись глаза. Картины были дополнениями обоев, а обои были частью картин. Это идеальная гармония, которую не смог бы создать даже дизайнер с многолетним стажем. В этом месте было и противно, и уютно. Отсюда хотелось убежать, но заглядывать почаще. Несомненно, это было уникальное место, которое нужно обязательно облить бензинов и сжечь. Обязательно! Таких мест не должно быть на нашей неидеальной Земле.
Дополняло картину кошачья шерсть, дополнявшая мусор на полу. И в самом деле, через несколько секунд после ощущения калокагатии, перед нашим взором предстал кот в монокле и с гордым видом уставился на нас. Это была рыжая, как оказалось, кошка с голубыми глазами. Но гордый вид она от этого не теряла.
– О, а я не знала, что у тебя есть кошка! – вскрикнула Джесс.
– Я и сама не знала до вчерашнего дня, когда обнаружила ее у себя дома.
– То есть, это сама пришла?
– Да.
– Но как?
– Сама не знаю. Видимо, коты в этом деле получше нас, людей. Не понимаю, почему она выбрала именно меня? Но, не желая ввязываться в эти длинные поиски смысла, я просто приютила ее.
– А если у неё есть хозяин?
– Безусловно, был. Но кошка уходит от хозяина, только если он умер, или был плохим хозяином. Так или иначе, но кошка выбрала меня и теперь мы живем вместе.
– И как же ты ее назвала?
– Снорри.
– Снорри?! Почему?
– В честь скальда Снорри Стурлусона.
– Ну, он же мальчик, а она девочка.
– Мне все равно, Снорри может быть и девочкой. По крайне мере, Снорри не против.
– Откуда ты знаешь?
– Поверь, уж я разбираюсь в кошках и если бы Снорри не нравилось её имя, она бы сделала мне какую-то пакость. Но прошло больше суток и ничего не произошло.
– Не думаю, что в твоем доме можно заметить пропажу, или поломку. Тут нечему пропадать и нечему ломаться – тут все разбросанно и сломано.
– Однако вы пришли сюда по своей воли.
– Невозможно отказаться от такого приятного места. Особенно от того, что здесь готовят.
Джесс с пониманием кивнула.
Мы все же зашли на окаянную кухню. Джесс тут же взяла в руки джезву, а что было дальше выходит за рамки традиционного человеческого понимания, так как кофе у Джесс – это кофе у Джесс и этим все сказано.
Джесс признавала только кофе, сваренный в джезве. Остальной же кофе она называла «недокофе», обращалось к нему на «оно» и постоянно твердила, что «это кофе необходимо уничтожить, сжечь, споить собакам!» вот такой она была. Как я ещё продолжаю с ней общаться? Наверное, потому, что мои тараканы были куда пострашнее её.
Через пять минут варки, кофе был готов. Джесс поднесла к нам чашку, которую я раньше не видел, где я прочел:
…all these moments by lost in time…
Возможно, эти моменты и будут бесследно потеряны во времени, но запах их этой квартиры не уйдет и через сто лет. Здесь всегда будет пахнуть кофе, котом, теплом. И никогда и никто здесь не будет испытывать настоящего горя. Это место не для горя. Это место для отдыха души.
Невольно начинаю вспоминать, как сегодня проходил пиццерию. Что о ней можно сказать? Обыкновенная пиццерия, ничем не примечательная. Таких много и в городе и в штатах. Но всё же… там всегда пахло свежей пиццей, а не теми вонючими лепешками, которых называют «пиццами». Там всегда пахло свежим кофе. Смехом. Слышен был мелодичный итальянский язык и приятные слуху старые, итальянские песни. Беззаботное место. Там, как и здесь, нет места политике. Проблемы забываются и становятся прозрачными, как воздух. Выйти, правда, можно с полным животом, жирным, полным брюхом пиццы и крепким еспрессо, что всю ночь не сможешь уснуть. Но зато гарантированно счастливым. Какие странные и необъяснимые вещи делают с людьми такие обычные места. Как, например, эта квартира.
Чашка была уже наполовину пустой, а мы не проронили и слова. И хорошо. Зачем слова? Для чего они нужны? Разве слова – это не концепция пустых звуков, которые мы воспринимаем, как информацию? Слова – лишь бессмыслица, которой мы придаем слишком большое значение. Настоящие друзья могут разговаривать без слов. Зачем слова?
Возможно, мой рассудок был помутнен тяжестью дня и в мою голову приходили всякие дикости. Выше перечисленное – лишь малая часть всего. Остановить меня не могло ничто, кроме одного маленького пучка меха, которое поневоле, было названо Снорри. Она мяукала, призывая к себе внимание. Я неохотно и лениво посмотрел в сторону этого хищного зверя и понял, что это зверь может быть охотником только за человеческим одиночеством и тоской. Она разрывала их и беспощадно кромсала. Оставляя человеку ничего, кроме беспричинного счастья. Я улыбнулся. А что оставалось делать? Поддаться безумию? Когда в четырнадцатом веке мировой эпидемией была черная смерть, сейчас же наша кара – это серая жизнь. Притом осознание этого – в средние века такого не было. Но. Если черную смерть победить было нельзя и лишь волей случая человеческая иммунная система выработала противоядие, то лекарство от серой жизнь есть. Но должен признать, добыть его в наше время дело не из простых. Вылечиться можно беспричинной радостью. Не на комеди-шоу и не в клубах. Это принужденный смех. Не принужденный – это когда ты понимаешь, что все плохо, но тебе все ровно хорошо. Смех без причины – признак здорового человека. Дураки – это те, кто смеются в специально отведенных для этого местах и тратят много денег, чтобы их веселили и смешили. Настоящее счастье – это то, что сидит у тебя на коленках и ласково мяукает, или прислонилась к твоему плечу, чтобы согреться в холодный осенний вечер. Вся жизнь – сплошная боль, но все не так уж и плохо…
Верь мне. Это последнее, что осталось.
Покончив с кофе, Джесс спросила:
– Не хотите чего-нибудь еще?
– Нет, – сухо сказал я, – этого хватит.
Кошка миролюбиво слезла с моих колен.
– Ну что ж, нам пора, – тем же голосом сообщил я.
– Уже?
– Да, как раз время.
С тяжелым сердцем и я, и Чарли переступили порог ее дома. Что и сказать, на самом деле, покидать рай – вещь не приятная. А главное ради чего? Чтобы вернуться в такой знакомый и до того скучный дом?! Нет, уж лучше кинуть всё. Собрать, как ёжик, грибы в мешочек и уйти в туман. И не вернуться никогда. Потеряться. И найти себя и своё место. Это очень старая сказка, но как хорошая история – на все времена. Всегда завидовал этому ёжику. Стать ёжиком удел младенческих грёз. Но было много вещей, не позволяющие мне сдвинуться с места. Связывающие, липкие цепи. Я не мог быть как ёжик. Слишком много людей привязано ко мне, а я привязан к ним. И если мои ноги против моей воли отправят меня в великое путешествие, мне придется сломать их. Потому что кем я стану, если покину их? Они же мое всё. Она моё всё.
Но не прошло и нескольких секунд, как пройдя сквозь зеленую дверь, мы оказались дома. Что такое дом? Это место за зелёной дверью, которая хоть и встречается нечасто, но всегда открыта только для Тебя. Ей нет дела до твоих ошибок и твоих побед. Ты просто ей нравишься. Она создана для тебя. Ей не нужен никто, кроме тебя. Ты нужен ей.
В своей квартире мы занимались своими обычными делами. Ничего особенного, что требовало детальных пояснений, и разъяснений в них нет. Зато жизнь Чарли наедине с самой собой, вызывает у меня особый интерес.
Чем люди занимается, когда остаются совершенно одни? О чём каждый из них думает, ведь каждый это личность со своими проблемами. Как бы то ни было, но пустота есть внутри у каждого. И время от времени нужно её чем-нибудь заполнить. Кто-то забивает её вещами. Некоторые пустыми развлечениями. Очень часто бывает, что её заполняют другими людьми, еще более жалкими. Но Джесс была не такой. У неё не было прихоти к вещам. От пустых развлечений её тошнило. И не было людей, которыми она могла бы заполнить дыру в душе. В этом она была не одна. Люди страдают от зудящей боли, приносимой одиночеством. Эти звери не знают другого выхода, как медленное забвение. Они пьют. Своему желанию, они уделяли больше времени, чем себе самим. Джесс тоже пьёт, да посильнее русского. Они курят. День заблудшей души не может считаться днём без двух пачек сигарет. Вот и сейчас Джесс готовилась к одиноким скитаниям по этому миру, где ей так не повезло родиться.
Ночной город встретил её гулом машин и сравнительной, ночной тишиной. Ночь – вообще странное время. Кто-то, как Лида, уже отмучались за день и смыв его, готовятся ко сну. У кого-то, как у меня, кипит чай, обещая сделать вечер теплым и полным житейской радости, и фантазиями. А кто-то надевает на плече кожаную куртку. На кулак кастет, в рот сигарету. Ночь не терпит слабаков, но уважает сильных. Джесс готова идти. Она всегда была готова. Эта симпатичная брюнетка довольно быстро прошла по переулку и очутилась на ярко освещенной улице, напрочь забитую машинами. Было довольно влажно. Она шла вперед, опустив голову вниз, и о чём-то оживленно размышляла. Могу догадаться, что она посылала весь этот город. Посылала чернокожих. Посылала эту улицу. Посылала это небо. Этот штат. Это страну. Зачем мелочиться? Особенно в таких вещах не стоит. Правда, хорошо, что не вслух.
Достигнув конечного пункта назначения, Джесс осмотрела здание, куда привела её нелегкая. Вывеска «The Spotted Cat Music Club» мерцала яркими огнями. Это всегда оживлённое место. Но, не смотря на это, здесь всегда хочется умереть. Это было маленькое здание, каких много в Новом Орлеане. На втором этаже по краям было две двери и два окна. Флажок с большой заглавной буквой «S», казалось, был символом слова «суицид».
На стене висели картины. Интерьер напоминал галерею. Играла какая-то афроамериканская группа. Естественно, джаз. Нет здесь ему конца.
С чем можно сравнить время ожидания в тесной картинной галерее, под мелодичный джаз? Когда вокруг дышит память. Импрешен. Впечатление. Этот момент сравним с остановкой времени под джазовый аккорд. В этот момент невозможно думать о проблемах. Когда везде «все, что лежит под солнцем», как говорил Бойс. Когда мысли растворяются в усыпляющей атмосфере. Когда на холсте линии превращаются в картины. Этот момент сравним с ожиданием. Ожиданием вечности.
В баре играла лёгкая музыка, чем-то напоминающая смесь блюза и свинга. У барной стойки сидело двое мужчин. Один был в старом пальто и в руках держал импортный виски. Вероятно недешёвый. Он пил его медленно, растягивая мгновения, смакуя. Как можно смаковать виски? Для Джесс это было непонятно, но, тем не менее, именно это делал старомодный тип. Второй был уже пьян. От него воняло за три шага. Его одежда напоминала мусорный мешок, а его лицо картофельные стружки. Его пальцы сосисками свисали со стола. Грязные ногти. Жир так и стекал по ним на пол.
Но он был спокоен и бармен его не трогал.
Джесс села между ними. Не потому что не было свободных мест. Просто уж слишком парень с виски заинтересовал ее. Её любопытство было сильнее, чем отвращение к парню справа. Что-то в чудике с виски было странное, манящее. Загадочное. За его плечами, вероятно, было немало житейского опыта, хоть с виду он был очень молод, и, казалось, он только два года назад перешел барьер 21+.
Сколько было всего в его виде! Он был на одно лицо с Джеральдом Батлером и в тоже время, так от него отличался. Три складки на его лбу. Они не были отталкивающими, они выражали его темное, болезненное прошлое. Они как дюны в пустыне выражали его мужской лоб. Короткие черные волосы. Они сливались с безлунной ночью и стремились ввысь. Большие волосы стремятся вниз и скрывают человека, закрывая его. Короткие волосы впускали в себя вселенную, направляя душу к звёздам. Густые брови защищали его мраморные глаза. Они смотрели на бутылку с сожалением. Ведь ясно, что он что-то ищет и не как не может найти. Вся его жизнь – поиск. Вечная служба, к которой он принудил себя сам. Глаза не смотрели на соседку, но Джесс чувствовала, что они прожигают её насквозь.
Когда Кришна открыл рот, люди увидели в его глотке не язык и не слюни, а целую вселенную со звёздами и мириадами галактик. Они растворились в ней. Так и Джесс увидела в глазах соседа необъятные миры, которые манили своей красотой, и отталкивали, поражая своей бесконечностью.
Короткие усы, бакенбарды и бородка сливались воедино. Все его яство было сосредоточено на бутылке. Бутылка была его всем. Возможно последним, что осталось. Она не знала. Откуда ей было знать? И всё же, ей казалось, что она знала этого парня еще до рождения. Как второе Я. Бутылка была его миром. Что может быть интереснее бутылки? Бутылка молчит и всегда готова выслушать. Виски не задает глупых вопросов. Он понимает тебя с полуслова. Виски успокоит. Виски наполнит твою жизнь смыслом. Виски сделает тебя счастливым. Он – твой лучший друг. Ты ему нужен, а он нужен тебе. И если он тебе понадобится – он тут как тут. И что же получается, виски – во много раз лучше человека?
Да.
Безусловно.
Мужчина справа проявил признаки жизни, запрокинув левую руку нашей героине на плечо. Следующим шагом был поцелуй. Джесс ударила его по лицу. Тот взвыл от ярости и ударил в ответ чуть ли не на порядок сильнее. Джесс упала на пол, но нападающему было мало. Из его гадкого костюма донеслись световые блики ножа.
Мужчина слева схватил нападающего за запястье и сильно его сжал. Тот обмяк, выронил нож и упал замертво.
Он убил его одним прикосновение. Кто он?
– Спасибо, – тихо поблагодарила Джесс, еще не отойдя от недавно случившегося, что совсем не заметила, что говорит по-русски, а откуда парню знать её язык?
– Не за что, – сказал он с чистым акцентом, – я влюбился в это место, всего один раз зайдя сюда и увидев Блока на одной из салфеток, – продолжал он, помогая ей встать.
– Блока?
– Да. На английском. «Ночь, улица, фонарь, аптека». Я до сих пор нашу с собой эту салфетку.
Он протянул ей старую бумажку, на которой ручкой, чёрными чернилами по красному было написано:
A night, a street, a lamp, a drugstore
A meaningless and dismal light
A quarter century outpours —
It’s all the same. No chance to flight.
You’d die and rise anew, begotten.
All would repeat as ever might:
The street, the icy rippled water,
The store, the lamp, the lonely night.
– Лучшее стихотворение на все времена! – сказал он.
– Почему?
– За последний год я был вменяемым и бодрым не больше десяти минут. И то только когда читал этот стих на всех языках. Мой любимый – итальянский.
И только сейчас Джесс заметила, что они разговаривают на русском.
– Вы знаете русский?
– Я тоже хотел спросить это у вас. Не часто встретишь русского в Новом Орлеане. Так что, я удивлен не меньше вашего.
– А вы часто здесь бываете? Я вас раньше не видела.
– Нет, я здесь впервые. Люблю джаз и виски. А тут и первого, и второго хватает.
– А котов?
– И котов тоже.
Джесс подсела поближе. Как по вызову, к ним подошел официант.
– Только виски, – попросила Джесс.
– Окай, – только и ответил он, доставая стакан, и бросая туда лед, параллельно заливая это Джеком Дэниэлсом. Этот напиток безжалостно уничтожает мозговые клетки и вырабатывает такую волну непонятных гормонов, что уменьшает продолжительность жизнь на пару дней. При больших дозах – на пару лет. Как раз то, что нужно!
Загадочный парень продолжал пить виски, нисколько не обращая внимания на свою соседку. Поэтому, сделав глоток для храбрости, она начала:
– А вы часто бываете в Новом Орлеане. Даже не пытайтесь сказать, что местный. По вам видно, что это не так.
– И не буду. Здесь я бываю, как и в других городах, довольно часто.
– Ты много путешествуешь?
– Во много раз больше любого путешественника.
– Значит, ты богат.
– Нет. Скажу точнее: порой, у меня вообще нет денег. Они мне просто не нужны. И я никогда не понимал людей. Они так гоняются за своими деньгами, что совсем забывают помнить о смерти и как говорят французы: «Momento mori». Как глупо. Но в тоже время, если бы они не были глупыми, жилось бы куда хуже. А тупость, порой, играет огромную роль в процветании. А за деньги, разве что, можно купить виски и билет на самолет, который я, честно говоря, просто обожаю. Но и без него можно обойтись. Понимаете?
– Да. Но если ты беден, тогда как ты путешествуешь?
– А для этого не нужны деньги. Достаточно желания. Против человеческого желания не выстоит ни одна гора. Если человеку нужно будет пробить насквозь гору в буквальном смысле, то он сделает это, если захочет. Для путешествия нужен лишь попутный ветер, а в моем случае, он всегда попутный. И во-вторых: я не беден. Я богаче всех людей в этом мире вместе взятых.
– И денег у тебя нет.
– Но не потому, что я е могу их получить, а потому, что мне лень. У меня есть более важные дела, чем работать, не зная для чего. Например, пить виски. Если я захочу, то мое состояние будут измерять килограммами золота. Просто лень тащить все эти деньги за собой.
– Только по этому?
– Не только, но в основном.
– А кем ты работаешь?
– Моя профессия очень сложна и утомительна. Но если я брошу её, то все человечество пострадает. А я очень люблю людей.
– А ты читаешь книги?
– Скажу точнее: нет книги, которую я бы не прочитал.
– А ты помнишь один из своих любимых стихов?
– Я знал их все. И у меня нет любимого стиха. Впрочем, я знаю один, который будет тебе интересен.
Джесс залпом, прямо из горлышка, отхлебнула Джека Дэниэлса, что чуть не опустошила бутылку.
Если жизнь, в который раз,
Привела тебя на дно бутылки,
Если сто раз ударила тебя,
Если проблемы не просты
И ты идешь, не помня уже, куда,
И в жизни видишь только смерть,
Если шоколад кислым стал,
И куришь ты, уже не зная,
Для чего?
Если ждать уже невмочь,
Если время тебя убило,
Если перестал ты,
Кофе аромат ощущать,
Только одно тебя не предаст,
Только одно тебя не бросит
И не плюнет в глаз,
И только она –
Тишина.
Тишина рассвета,
Тишина заката,
Тишина разрывающей мечты,
Тишина дождя,
Тишина огня
И если нашел в себе ты силы,
То виски – снова виски,
И кофе – снова аромат,
А жизнь, вновь жизнь опять.
А если нет – прощай,
Ты был мил и был прекрасен,
Но не смог ты жить,
А значит,
Только смерть тебе открыта
О проекте
О подписке