Снег на Горячих Сопках

Небо было ярко-синим в честь корриды.

Толпа взревела. Губернатор, одетый римским патрицием, объявил начало представления. Солдаты вскинули арбалеты, и на большом табло замелькали цифры – секунды нашей жизни.

Мы – семь пятнадцатилетних девочек – стоим на арене. Мы – живые мишени арбалетчиков. Наши прозрачные алые туники трепещут на ветру, как лепестки маков. Сейчас на арену выпустят разъяренного быка. Мы должны его убить за считанные минуты.

Мушка истерически рыдает. Шаха в оцепенении. На них надежды никакой. Этим эльфам-паутинкам на вид не больше тринадцати.

Обе мордовки, похожи, как сёстры. Только Мушка беленькая, синеглазая, а у Шахи волосы как смоль и глаза ярко-зелёные.

Лиска-белоруска и Феникс, беспризорницы-шалавы, ничего не боятся. Обе отмороженные. Обе жертвы группового изнасилования. Лиску брат-недоумок дружкам подарил, когда ей ещё девяти не было, а Феникс к ментам в общагу нелёгкая занесла. Блюстители закона влили в неё бутылку водки и проехались на ней всем скопом.

Лиска и Феникс сильные и мгновенно выполняют приказы, но не способны принимать решения.

Их слёзы превратились в масло. Их вина – красота. У Лиски кожа, как сливки, белая в веснушках, пшеничная грива, светло-серые с темной каймой глаза, длинные рыжие ресницы. Феникс – она как белая африканка и вся словно в золотой пыльце: струящиеся русые волосы, лоснящаяся смуглая кожа, жёлто-зелёные глаза.

Наша главная сила – Голубая Луна, двухметровая дылда, исполненная королевской грации. Она настоящая принцесса-индианка: плащ иссиня-чёрных волос, такие же сине-чёрные раскосые глаза, благородные черты лица.

Наша стратегия, наша надежда – Тоня Бирюза и Роза Моцарт.

Тоня похожа на Алёнушку из народной сказки. Она гений. Постоянно выигрывала на разных олимпиадах для эрудитов. К тому же гимнастка, каратистка.

Роза Моцарт – белокурое дитя в стиле рококо. Тоже гений. Реакция молниеносная, как у змеи. С виду хрупкая фарфоровая куколка. Она железная. Она не чувствует боли. Почти.

Я, Фаина Рябина, – любимая игрушка губернатора. У меня под ногтем острая железная плата. Это серьёзное нарушение. Скрыть что бы то ни было от губернатора невозможно.

«Плутовка», – сказал он ласково, отправляя на смерть.

И вот разъяренный зверь вырвался на арену. Мы, живые красные флажки, бросились врассыпную, и только Мушка стоит на месте, скуля от ужаса. Мгновение – и она, как тряпичная кукла, взлетает в воздух и падает, ударившись о борт арены.

На табло тают секунды жизни.

Тоня бежит впереди быка.

Мы бросились на него с обеих сторон в тот момент, когда он сшиб Тоню с ног. Она не успела подняться. Стрела арбалета пришила её к песку, как бабочку.

Мы навалились сколько есть силы, и я, быстро выдернув из-под ногтя железную плату, полоснула зверя по артерии. Фонтан крови ударил мне в лицо.

В тот момент, когда на табло загудел сигнал «время истекло», я с победным криком подняла над головой вырванное сердце быка.

Толпа снова взревела.

Губернатор довольно улыбался.

Мы оба знали, что это блеф.

Шкуру на шее быка полагалось разгрызть.

Мушка и Тоня медленно возвращались к жизни, с трудом узнавая наши лица.

Мгновение смерти на первом уровне – это долгие годы в лесу хищных деревьев на втором уровне.

Мы – девочки-подростки. Так захотелось губернатору сейчас. Он превращал нас и в детей, и в старух, и в зверей.

Мы были русалками, кентаврами, крокодаврами.

Он наш творец.

* * *

 
Двух коней, коль хошь, продай, но Конька не отдавай,
На земле и под землёй он товарищ будет твой.
 

(«Конёк – Горбунок»)

Меня зовут Сонька. На вид мне шесть лет (это только на вид), мне всегда будет шесть лет. Я живу на Горячих Сопках. Я очень счастлива, потому что у меня есть Фаина. Она ещё не знает, что она у меня есть, но пока я рядом, с ней на Горячих Сопках ничего не случится.

Игорь был коренным москвичом. Он жил в престижном доме и никогда не приглашал Фаинку к себе. Когда родители прослышали о ней, то серьёзно всполошились. Не только Игорю, даже Фаинке стало смешно.

– Тебя называют невестой.

– Решил жениться?

– Пригрозил.

Семья аппаратчиков.

Игорь ненавидел эту структуру. Но структуру не сломаешь. Структуру можно перехитрить. Игорь не хотел оказаться в роли отщепенца. Он хотел удалиться под благовидным предлогом и жить в лесу среди диких зверей и диких людей.

Однажды в мареве жаркого майского дня он увидел своё будущее: блики костра среди влажной листвы, блестящие от пота чернокожие лица, фляжка виски, идущая по кругу, незнакомая гортанная речь, прерываемая взрывами хохота, и себя среди них, в поношенном хаки.

Вспомнилась фраза из старинной немецкой сказки «Пронеси свечу через рощу». И в счастливом воспоминании о будущем он знал, что ему это удалось.

«Да, я шакал, но среди диких людей и зверей я стану человеком. А пока до этого далеко».

Игорю было девятнадцать. Хорошо сложенный, натренированный мальчик. Его чистая смуглая кожа ещё была покрыта детским пушком. Он смотрел на мир широко раскрытыми орехово-карими глазами. Каждый день был для него открытием. Он считал себя воином в лесу людей. Его ненасытная потенция не давала ему спокойно наслаждаться жизнью. Он наслаждался жизнью бешено. Фаина в его глазах была дикая женщина из дикого леса.

«С дикими людьми шутки плохи, но одно дело, когда я среди диких людей, другое дело – когда дикие люди среди меня».

Фигуристая, рыженькая лимитчица считала себя секс-бомбой. Фаинка имела свои маленькие мечты о большой красивой жизни. Её девиз был: «Моё тело – моё оружие и моя валюта». Ничего лучшего она придумать не могла. Она наивно блефовала и убеждала себя, что выигрывает.

* * *

Игорь готовился к поступлению с лётную школу, и у него на это были все шансы. Он мечтал летать, куда захочется и куда подальше. Фаинке было двадцать два года. Она работала на заводе, на конвейере, и ни на что большее у неё шансов не было.

Знающие люди посоветовали: чтобы сдвинуться с мёртвой точки, нужно продать тело и душу.

– А можно что-нибудь одно? Только душу? – спросила Фаинка.

– Когда и то и другое – эффективнее, – ответили знающие люди.

– Что-то тело продавать не хочется. Всё равно много не дадут…

Знающие люди помогли ей разыскать чёрный рынок, где можно хорошо загнать душу, но Фаину предупредили: «Осторожнее, могут кинуть». Чёрный рынок находился под прикрытием рынка по обмену жилплощади. В этом злачном месте к ней тут же подошёл один подозрительный тип, представился дьяволом и предложил подписать контракт на обмен души на всякие сверхъестественные качества, которые дадут возможность жить легко и красиво. У него уже был наготове бланк на продажу души и ручка, которую Фаина должна была заправить собственной кровью, чтобы подписать контракт. Она внимательно прочитала все пункты контракта.

– Минуточку! Здесь стоит, что я должна кого-нибудь убить, чтобы контракт вошёл в силу.

– За чем дело стало?

– А за что?

– Было бы за что! – И дьявол расхохотался чисто по-дьявольски.

– Не, я так не могу.

– Тогда загвоздка получается… – и вдруг его осенило: – Аборты делала? Тоже считается.

Фаина – девушка, живущая в экстремальных условиях, трахалась, как правило, на любых условиях со всевозможными последствиями.

– Я не лучше других.

– И не хуже. Подписывай.

Это я, Сонька. Ну, как же я брошу Фаину, эту дуру несчастную?! Она же без меня пропадёт. Тоже мне, совершила выгодную сделку! Продала душу без тела! Тело ведь продаётся вместе с душой, а заодно она продала и меня.

В один из первых жарких дней мая Игорь пригласил Фаинку к себе на дачу. Это нарушение субординации она восприняла с оптимизмом.

Фаина проснулась на чужой даче среди спящих чужих людей.

Ей приснилось, что к дачному домику подошло какое-то существо. Это существо было ей уже знакомо. Оно вошло в комнату прямо сквозь стену, коснулось её, сказало что-то шутливым тоном и ушло.

Фаина дрожала от ужаса после этого прикосновения. Она попыталась разбудить Игоря, но он спал как убитый. Его присутствие не только не успокаивало её, скорее, наоборот, он показался ей чужим и бесчувственным. К страху присоединилось острое чувство потери. Как будто в её жизни был кто-то – любимый и любящий, с которым сейчас стряслась беда. В комнате было душно и пыльно. Они заснули в одежде, которая теперь липла к телу от пота. Фаина встала, открыла входную дверь и остановилась на пороге – вокруг дома росли нарциссы. Когда они с Игорем ложились спать, цветы были ещё в бутонах. За несколько часов, пока они спали, нарциссы распустились. Белые с оранжевым и жёлтые, цветы казались неестественно яркими в свете фонаря. Фаина решила пройтись к пруду и искупаться, но налипшую потную одежду ей захотелось снять немедленно. Она разделась и пошла к пруду голая через весь дачный посёлок, совершенно не беспокоясь, что её кто-нибудь может увидеть. Дорога была покрыта прохладной, тонкой, как пудра, пылью. Дул лёгкий ветер, и Фаина сама себе казалась лёгкой как ветер. Чувство тревоги не проходило, но она к нему как бы привыкла, при этом её стало разбирать отчаянное веселье. Фаина остановилась у кромки воды. Луна светила в полную силу. «А вот сейчас пойду по лунной дорожке и лягу на гладь, как пёрышко».

Вдруг ей показалось, что это вовсе не пруд, а какое-то знакомое болотистое место. За кочками виднеется избушка с горящим окном. Там кто-то родной ждёт её.

Она бросилась в воду, сделала несколько рывков на глубину и пошла ко дну.

Она не умела плавать.

Это я, Сонька. Тогда мне в первый и последний раз стало страшно – сидеть в ней как в камере, на стенах которой близнецы, мои братья, нацарапали свои предсмертные пожелания последующим обречённым. Нет, больше здесь никто сидеть не будет.

Я плохо представляла себе эту жизнь взрослых, я маленькая и, спасибо Фаине, останусь такой навсегда.

Я плохо рисую, но моё любимое занятие – взять листок бумаги и рисовать её лицо в разных ракурсах. Вся моя комната заклеена этими рисунками, но ни разу она не получилась у меня такой, какой бы мне хотелось.

Теперь недолго ждать. Завтра её переводят с серных копей на Горячие Сопки.

Мы – семья. Только никто, кроме меня, об этом не знает.

Вчера я отыграла Фаину в кости у близнецов. Я блефовала, я не могла рисковать. Представляю – попала бы она к этим придуркам бешеным. Мстители.

Конечно, они умеют драться. Я ими горжусь. Просто так они от Фаины не отступятся. Она им должна.

Вчера на закате небо было мутно-красным, а ветер сухим и порывистым. Я знала, что сегодня выпадет снег в честь её прибытия.

Мы сидели у костра и жарили ящериц.

Скоро мы будем вместе.

Полупустой грузовой лифт пополз вверх. Груз – люди, вместительность – пятьсот душ. Фаина смотрела через грязное стекло на пласты земли и торчащие корни. Даже скрежет ржавых канатов казался ей сейчас приветливым: «Навстречу жизни наверху». Непривычная лёгкость и прохлада.

В этом же лифте она ехала вниз, казалось, целую вечность назад…

Тогда лифт был забит до отказа. Все чувствовали нарастающую тяжесть и жаркое дыхание чёрной толщи, которая медленно вбирала в себя осуждённых.

Наконец, грязный ржавый «гроб» остановился.

Массивные двери раздвинулись, и Фаина закрыла глаза, чтобы не ослепнуть от яркого сияния.

Яркое сияние было всего лишь снегом, падающим крупными хлопьями. Прибывших встречали в обыденной суете. Несколько человек поступило в частное пользование. Им приказали отойти к стене и ждать. Остальные выстроились в колонну и ушли в сопровождении охранников. К Фаине подошла чумазая девчонка лет шести, одетая как беспризорница.

– Меня зовут Сонька. Ты моя. Пошли, – угрюмо сказала она, вложив Фаине в руку метку принадлежности.

Метка впилась в ладонь и обожгла её, во рту появился странно знакомый привкус эфира.

– Меня Фаина зовут.

– Знаю.

От земли поднимался горячий пар, и снежные хлопья таяли на лету. Они шли по дороге, по сторонам которой как столбы стояли высокие иссохшие тополя. Дорога казалась бесконечной, но этот безрадостный пейзаж чем-то очень нравился Фаине. Она остановилась посредине дороги и подставила лицо падающим хлопьям.

– Ты почему плачешь? – спросила Сонька.

Фаина улыбнулась сквозь слёзы:

– Такое странное чувство: как будто всё это уже со мной было, и ты была.

Сонька посмотрела искоса из-под спутанных кудрей и иронично улыбнулась:

– Правда?

– Правда. Такое лицо знакомое! Где я тебя видела?

– Да в зеркале!

– Давно в зеркало не смотрелась. У тебя нет случайно?

– Мне оно ни к чему. Я в нём не отражаюсь.

– Куда мы идём?

– Домой.

Они свернули с дороги на еле заметную тропинку среди болот. Из чёрной воды торчали, как снопы, пучки сухой травы. На высоких кочках всё ещё лежали мокрые шапки снега. Сначала Фаине показалось, что солнце светит, хотя она знала: здесь солнца не бывает. Над болотом висело мерцающее сияние – мириады светящихся насекомых.

– Вот и пришли.

Сонька указала на виднеющуюся из-за кочек крышу старой избушки. На крыше росла высокая трава и маленькое тонкое деревце. Это деревце напоминало Фаине Соньку.

– Не знаю, кто здесь раньше жил. Я нашла домик и привела его в порядок.

– И это ты называешь «порядок»!

Коллекция проржавевшего оружия, собранная Сонькой на болотах, впечатления не произвела. Практические идеи об использовании остовов снарядов в качестве мебели Фаине тоже не понравились.

– Кто тут хозяин в конце концов! – возмутилась Сонька.

Свои рисунки с изображением Фаины Сонька предварительно сняла со стен и спрятала.

– Тебе надо отдохнуть. Завтра у нас важный день.

– Что за важный день?

– Пойдёшь на работу.

– Что за работа?

– Увидишь.

Фаина послушно легла на лежанку, повернулась лицом к стене и закрыла глаза. «Какое завтра? Какая работа? Только не поддаваться панике и принимать всё как есть».

«Неужели я спала? Ещё не разучилась?» – Фаина открыла глаза.

На ящике из-под снарядов лежали белые колготки.

– Фаина, сделай мне хвост, – умытая Сонька в нарядном платье уселась перед ней и протянула расчёску, – а потом я тебя причешу, накручу тебе волосы, накрашу глаза и губы, потом ты наденешь красивое платье и туфли, и мы поедем устраивать тебя на работу.

– На чём поедем?

– У меня есть тачка и личный шофёр, – с гордостью ответила Сонька.

– Только можно я сама себя причешу и накрашу?

– Нет, нельзя.

 
Давай никогда не ссориться,
Никогда, никогда,
Давай ещё раз помиримся
Навсегда, навсегда… —
 

Сонька тихо напевала, касаясь лёгкими движениями волос Фаины. Последний штрих – среди завитых локонов маленькая косичка с вплетённой шёлковой ленточкой.

– Всё! Готова! Пошли!

Сонька и Фаина, наряженные, как две куклы – большая и маленькая, вышли из хибары.

– А вон гараж.

Среди высокой травы виднелась ветхая крыша землянки. Рядом стояла рассохшаяся телега.

Сонька пнула дверь ногой. Из землянки вышел рыжий косматый мужик, отряхивая с себя солому, следом за ним выполз тёмно-зелёный ящер величиной с коня. Ящер медленно расправил перепончатые крылья и показал зубастую пасть.

– Хороший, хороший, – Сонька погладила его по бугристой холке. – Мой Пегас! А это Жорик. Запрягай, и поедем.

Мужик стал надевать сбрую на дракона.

«Кто из них страшнее? – подумала Фаина, глядя на мужика с драконом. – Они что, спят вместе?»

– Нет, – Сонька, как маленькая хозяйка, пригласила Фаину заглянуть внутрь землянки. Оттуда пахнуло серой и какой-то кислятиной. В углу охапка соломы – постель Жорика, пол по наклонной уходил в земляной туннель. – Пегас спит внизу, у Серного озера. Только свистнешь – и он здесь. Ну, всё готово. Поехали.

– А пешком идти далеко? – спросила Фаина.