– Такая удача бывает раз в жизни, – сказала Бренда. – Насколько я знаю Тони, его еще много недель будут мучить угрызения совести. Вчера я от злости на стенку лезла, но дело того стоило. Ему жутко стыдно, и теперь, что бы я ни делала, он просто не посмеет обидеться, а уж сказать что-нибудь и подавно. И вдобавок бедный мальчик еще не получил никакого удовольствия, что тоже хорошо. Это послужит ему уроком – больше не подкидывать таких сюрпризов.

– Любишь ты уроки давать, – сказал Бивер.

В 3:18 Тони вылез из поезда продрогший, усталый и раздавленный сознанием своей вины. Джон Эндрю приехал на машине встретить его.

– Здравствуй, па, весело было в Лондоне? Ты ведь не сердишься, что я приехал на станцию, а? Я упросил няню отпустить меня.

– Очень рад тебя видеть, Джон.

– Как мама?

– Вроде хорошо. Я не видел ее.

– А ты говорил, что едешь повидаться с ней.

– Да, я так и думал, только ничего не получилось. Я говорил с ней несколько раз по телефону.

– Но ведь ты можешь звонить ей отсюда, разве нет, а, пап? Зачем ехать в Лондон, чтобы говорить по телефону? Зачем, а, пап?

– Слишком долго объяснять.

– Ну а ты хоть немножечко объясни… Зачем, а, пап?

– Послушай, я устал. Если ты не прекратишь свои вопросы, я никогда больше не разрешу тебе приезжать к поезду.

У Джона Эндрю рот пополз на сторону.

– Я думал, ты обрадуешься, что я тебя встретил.

– Если ты заплачешь, я тебя пересажу вперед к Доусону. В твоем возрасте неприлично плакать.

– А мне еще лучше с Доусоном. – Джон Эндрю всхлипнул.

Тони в рупор велел шоферу остановиться, но тот не расслышал. Тогда он повесил рупор на крючок, и дальше они ехали в молчании. Джон Эндрю прижался к стеклу и слегка похныкивал. Когда они приехали, Тони сказал:

– Няня, в дальнейшем я запрещаю Джону ездить на станцию без специального разрешения ее милости или моего.

– Конечно, сэр, я бы и сегодня его не пустила, но он так просился. Пойдем, Джон, снимай скорей пальтишко. Боже мой, мальчик, куда ты дел носовой платок?

Тони ушел в библиотеку, сидел там в одиночестве перед огнем.

«Двое взрослых тридцатилетних мужчин, – думал он, – вели себя словно кадеты, вырвавшиеся на вечерок из Сандхерста^[13], – перепились, обрывали телефон, плясали с проститутками в „Старушке Сотняге“. И Бренда после этого была еще со мной так мила – вот что горше всего».

Он немного вздремнул, потом поднялся к себе переодеться.

За обедом он сказал:

– Эмброуз, впредь, когда я буду обедать один, накрывайте мне в библиотеке.

Потом сел с книжкой перед огнем, но читать не мог. В десять часов, перед тем как пойти наверх, он раскидал дрова в камине, закрыл окна и выключил свет. Этой ночью он спал в пустой спальне Бренды.

II

Так прошла среда; в четверг Тони воспрянул. Утром он пошел на заседание совета графства. Днем заглянул на ферму и поговорил о новой модели трактора с управляющим. А потом уже можно было повторять: «Завтра в это же время Бренда и Джок будут здесь». Обедал он перед камином в библиотеке. Диету он забросил много недель назад. («Эмброуз, когда я один, мне не нужен полный обед. В будущем готовьте для меня только два блюда».) Он просмотрел счета, которые оставил ему управляющий, и лег спать со словами: «Когда я проснусь, уже будет пятница».

Однако наутро пришла телеграмма от Джока: «Приехать не могу, должен быть избирателей, если через две недели».

Тони ответил телеграммой: «Восторге любое время всегда дома».

«Наверное, помирился со своей девицей», – решил Тони.

Пришла и записка от Бренды, нацарапанная карандашом:

Приезжаю в субботу с Полли и приятельницей Полли, Вероникой, в машине П. Скорее всего, и Дейзи. Горничные и багаж поездом 3:18. Оповести, пожалуйста, Эмброуза и миссис Моссоп. Для Полли надо открыть Лионессу^[14], ты знаешь, как она строга насчет комфорта. Веронику можно поместить куда угодно – только не в Галахада. Полли говорит, она оч. занятная. С нами приедет миссис Бивер, – не сердись, пожалуйста, это по делу: она надеется, ей удастся что-нибудь придумать для малой гостиной. Полли везет шофера. Кстати, на следующей неделе я оставлю Гримшо в Хеттоне, скажи миссис Моссоп. Снимать ей жилье в Лондоне и хлопотно, и накладно. По правде говоря, я могла бы обойтись и без нее, что ты скажешь? Хотя она незаменима с шитьем. Страх как хочу увидеть Джона. Все уедут обратно в воскресенье вечером. Беги зеленого змия, милый. Приложи все усилия. Целую. Б.

В пятницу Тони не знал, чем заполнить время. С письмами он покончил к десяти. Пошел на ферму, но и там ему нечего было делать. Обязанности, прежде казавшиеся столь многочисленными и разнообразными, теперь занимали ничтожную часть дня; он сам не сознавал, как много времени, бывало, проводил с Брендой. Он посмотрел, как Джон катается по загону. Мальчик явно затаил на него обиду после ссоры в среду; когда Тони зааплодировал удачному прыжку, Джон сказал:

– Он еще не так может. – И чуть погодя: – А когда мама приедет?

– Только завтра.

– А.

– Мне сегодня утром надо съездить в Литл-Бейтон. Хочешь поехать со мной? Может, нам удастся посмотреть псарню.

Джон уже много недель приставал, чтобы его туда взяли.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я хочу закончить картину.

– Ты можешь закончить ее и потом.

– А я хочу сегодня.

Когда Тони ушел, Бен сказал:

– Ты чего это взъелся на папашу? Ты ведь никому проходу не давал – с самого Рождества клянчил, чтоб тебя взяли на псарню.

– А ну его, – сказал Джон.

– Ах ты, пащенок, слыханное ли дело об отце так говорить?

– А ты при мне не смеешь говорить «пащенок», мне няня сказала.

Итак, Тони отправился в Литл-Бейтон один, ему нужно было обсудить кое-какие дела с полковником Бринком. Он надеялся, что Бринки оставят его у себя, но полковник с женой были званы на чай к соседям, и в сумерках он вернулся в Хеттон.

В парке лежал легкий туман по грудь; серые очертания башен и зубчатых стен расплывались в воздухе; истопник спускал флаг на главной башне.

– Бренда, страдалица моя, какая чудовищная комната, – сказала миссис Бивер.

– Мы ею почти не пользуемся, – холодно сказал Тони.

– Надо думать, – сказала та, которую называли Вероникой.

– Не понимаю, чем она плоха, – сказала Полли, – вот разве что старомодная.

– Видите ли, – объясняла Бренда, не глядя на Тони, – мне нужна хотя бы одна сносная комната внизу. Сейчас у нас только курительная и библиотека. Парадная гостиная огромная, и о ней не может быть и речи. Я думала, мне нужно что-то вроде будуара более или менее для себя. Как вы думаете, есть тут от чего оттолкнуться?

– Но, ангел мой, она вся в углах, – сказала Дейзи, – и потом этот камин – из чего он, кстати, из розового гранита? И еще эта лепнина и панели. Нет, тут все безобразно. И вдобавок она такая мрачная.

– Я точно представляю, что нужно Бренде. – Миссис Бивер дала задний ход. – И по-моему, это вполне осуществимо. Мне надо подумать. Как сказала Вероника, форма, конечно, налагает известные ограничения… но, знаете, я думаю, правильнее всего будет начисто ее игнорировать и найти такое решение, которое вынесло бы на себе всю нагрузку, вы меня понимаете? Предположим, мы обшиваем стены хромированными панелями, а на пол кладем ковер из натуральной овчины… Только, боюсь, не превысят ли расходы ту сумму, которую вы рассчитываете потратить?

– Будь моя воля, я б тут все взорвала ко всем чертям, – сказала Вероника.

Тони ушел, оставив их спорить на свободе.

– Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы миссис Бивер занялась малой гостиной?

– Нет, конечно, если ты против, милый.

– Ты представляешь себе, на что это будет похоже – белые хромированные панели?

– Ну это же просто рабочий вариант.

Тони расхаживал между феей Морганой и Гвиневерой. Он всегда так делал, когда они одевались к обеду.

– Слушай, – сказал он, возвращаясь с жилетом, – ты не уедешь завтра с ними, нет ведь?

– Придется.

Он сходил в фею Моргану за галстуком, вернулся к Бренде, подсел завязать галстук к туалетному столику.

– Да, кстати, – сказала Бренда, – что ты думаешь насчет Гримшо? По-моему, держать ее дальше – значит выкидывать деньги на ветер.

– Ты всегда говорила, что без нее тебе не обойтись.

– Да, но с тех пор, как я живу в квартире, все так упростилось.

– Живешь? Детка, ты говоришь так, словно навеки там поселилась.

– Ты не отодвинешься на минутку, милый? Мне ничего не видно.

– Бренда, сколько времени ты еще собираешься изучать экономику?

– Я-то? Не знаю.

– Ну хотя бы приблизительно.

– Понимаешь, просто невероятно, сколько всего еще надо выучить… Когда я начала, я так от всех отставала.

– Бренда…

– А теперь быстренько иди за пиджаком. Они, наверное, уже внизу.

Вечером Полли и миссис Бивер играли в триктрак. Бренда и Вероника, расположившись на диване, шили и беседовали о рукоделье; временами между женщинами завязывался общий разговор, но они то и дело перескакивали на свой жаргон, непонятный Тони, – это было воровское наречие, где слоги слов переставлялись. Тони читал под лампой поодаль от тесного кружка.

Позже, когда все поднялись наверх, гостьи сошлись в комнате Бренды поболтать перед сном. Сквозь дверь туалетной до Тони доносился приглушенный смех. Компания кипятила воду в электрическом чайнике и дружно принимала «Седоброль».

Немного погодя они, пересмеиваясь, разошлись, и Тони пошел к Бренде. В комнате было темно, но, услышав его шаги и увидев квадрат света в дверях, Бренда зажгла маленькую лампочку у изголовья.

– Что тебе, Тони?

Она лежала на возвышении, глубоко уйдя головой в подушки: лицо ее блестело от крема, обнаженная рука, протянутая к выключателю, так и осталась лежать на стеганом покрывале.

– Что тебе, Тони? – сказала она. – Я уже засыпала.

– Очень устала?

– Угу…

– Не беспокоить тебя?

– Ужасно устала… и потом я только что выпила прорву этой Поллиной гадости.

– Понимаю… ну что ж, спокойной ночи.

– Спокойной ночи… Ты не сердишься, нет? Так устала.

Он подошел к постели и поцеловал ее, она лежала неподвижно с закрытыми глазами. Потом выключил свет и возвратился в туалетную.

– Леди Бренда, надеюсь, не заболела?

– Благодарю вас, ничего серьезного, легкое недомогание. Она, знаете ли, так выматывается за неделю в Лондоне, что в воскресенье ей хочется отдохнуть.

– Как великие научные свершения?

– По-моему, отлично. Ей пока не надоело.

– Замечательно. Скоро все мы будем обращаться к леди Бренде за помощью в финансовых затруднениях. Но вам с Джоном, наверное, тоскливо без нее?

– Не без этого.

– Что ж, передайте ей, пожалуйста, мой сердечный привет.

– Непременно передам. Благодарю вас.

Тони ушел с паперти и пошел привычным путем к оранжереям, выбрал гардению для себя и четыре почти черные гвоздики для дам. Когда он вошел в гостиную, где они сидели, его встретил взрыв смеха. В растерянности он остановился на пороге.

– Входи, милый, это мы не над тобой. Просто мы поспорили, какого цвета у тебя будет бутоньерка, и никто не угадал.

Прикалывая цветы, они все еще хихикали, не смеялась только миссис Бивер, она сказала:

– Всякий раз, когда вы покупаете черенки или семена, обращайтесь ко мне. Вы, может, не знаете, но у меня отлично налаженное дельце по этой части… Разные редкие цветы. Я выполняю всевозможные комиссии для Сильвии Ньюпорт и кое-кого еще.

– Поговорите с моим старшим садовником.

– Признаться, я уже поговорила, пока вы были в церкви. Он, кажется, все понял.

Они уехали рано, чтобы поспеть в Лондон к ужину. В машине Дейзи сказала:

– Ну и ну, вот так домик.

– Теперь вы понимаете, что мне пришлось пережить за эти годы.

– Бренда, страдалица моя. – Вероника отколола гвоздику и швырнула ее на дорогу.

– Знаете, – изливала Бренда душу на следующий день. – Я не совсем довольна Тони.

– А что, старикан себе что-нибудь позволил? – спросила Полли.

– Пока ничего особенного, но я вижу, он страшно томится в Хеттоне – ему некуда девать время.

– Я бы на твоем месте не беспокоилась.

– Я и не беспокоюсь. Но вдруг он запьет или выкинет что-нибудь еще. Это бы очень все осложнило.

– По-моему, это не в его духе… Но вообще, надо бы ему подкинуть девочку.

– Хорошо бы… А кого?

– Ну, на крайний случай можно всегда рассчитывать на старушку Сибил.

– Лапочка, да он ее знает с пеленок.

– Тогда Суки де Фуко-Эстергази.

– Он с американками теряется.

– Ничего, кого-нибудь подыщем.

– Беда в том, что он привык ко мне… Ему нелегко будет перестроиться… Как ты думаешь, лучше, чтобы она была похожа на меня или наоборот?

– По-моему, лучше, чтобы не похожа, но так с ходу не скажешь.

Они обсудили проблему во всех тонкостях.

III

Бренда писала:

Тони, милый, извини, что не писала и не звонила, но совсем зашилась с биметаллизмом. Оч. трудный.

Приеду в субботу – опять с Полли. Хорошо, что она согласилась снова приехать, – значит, Лионесса может быть не такой омерзительной, как большинство комнат.

И еще с одной прелестной девушкой, я с ней подружилась и хочу, чтобы мы приняли в ней участие. У нее была жуткая жизнь, она живет в моем доме. Зовут ее Дженни Абдул Акбар. Она не негритянка, но была замужем за негром. Пусть она тебе об этом расскажет. Она, скорее всего, приедет поездом 3:18. Кончаю, пора на лекцию.

Держись подальше от зеленого змия. Целую. Бренда.

Вчера вечером видела Джока в «Кафе де Пари» с лихой блондинкой. Кто она?

У Джина, нет, у Джинна – как его там? – ревматизм, и Марджори оч. переживает. Она думает, у него смещение таза. Кратуэлл не хочет его принять, а это просто черная неблагодарность, если вспомнить, скольких клиентов она ему поставила.

– Ты уверена, что он клюнет на Дженни?

– Ни в чем нельзя быть уверенной, – сказала Полли. – Меня лично от нее тошнит, но хватка у нее мертвая.

– Пап, а пап, мама сегодня приедет?

– Да.

– А с ней кто?

– Дама по имени Дженни Абдул Акбар.

– Какое глупое имя. Она иностранка?

– Не знаю.

– А имя вроде иностранное, верно, пап? Как ты думаешь, она по-английски совсем не говорит? А она черная?

– Мама говорит, что нет.

– А… еще кто?

– Леди Кокперс.

– Обезьянья тетка. Знаешь, она вовсе не похожа на обезьяну, разве что лицом, и потом, у нее, по-моему, нет хвоста, я подошел к ней близко-близко и посмотрел… Правда, она могла его спрятать между ног. Как ты думаешь, а, пап?

– Я бы ничуть не удивился.

– Очень уж неудобно.

Тони и Джон снова стали друзьями, но эта неделя далась им нелегко.

По плану, выработанному Полли Кокперс, они должны были приехать в Хеттон попозже. «Надо дать Дженни время над ним поработать», – сказала Полли.

Поэтому они с Брендой тронулись из Лондона, только когда Дженни уже отъехала от станции. Пронзительно холодный день то и дело прорывался дождем. Решительная дамочка сидела, закутавшись в полость, пока машина не подъехала к воротам, – тут она открыла сумку, подоткнула вуалетку, встряхнула пуховку и привела лицо в надлежащий вид. Слизнула острым красным языком с пальца помаду.

Тони доложили о гостье, когда он сидел в курительной; в библиотеке днем было слишком шумно, потому что рядом в малой гостиной рабочие не щадя сил сдирали гипсовую лепнину со стен.

– Княгиня Абдул Акбар.

Он поднялся ей навстречу. Дженни опережало тяжелое облако мускуса.

– О мистер Ласт, – сказала она, – какой у вас миленький домик, и такой старинный.

– Видите ли, он был сильно реставрирован, – сказал Тони.

– Да, конечно, но сама атмосфера! Для меня это главное в любом доме. Какое благородство, какой покой. Но вы, разумеется, уже привыкли и не замечаете. Только когда переживешь настоящее горе, как я, начинаешь ценить такие вещи.

Тони сказал:

– К сожалению, Бренды еще нет. Она приедет на машине с леди Кокперс.

– Бренда мне такой друг, такой друг. – Княгиня скинула меха, расположилась на низком стульчике перед камином и вскинула взгляд на Тони: – Вы не будете возражать, если я сниму шляпу?

– Нет-нет… что вы.

Дженни швырнула шляпку на диван и тряхнула тускло-черной, круто завитой шевелюрой.

– Знаете, мистер Ласт, я вас сразу без церемоний стану звать Тедди. Вы не сочтете это за дерзость с моей стороны? А вы называйте меня Дженни. «Княгиня» слишком церемонно, правда? И наводит на мысль о шальварах и золотых галунах… Конечно, – она протянула руки к огню и наклонилась так, что волосы упали ей на лицо, – моего мужа в Марокко называли не князем, а мауляем^[15], но для жены мауляя соответствующего титула нет, поэтому в Европе я называю себя княгиней… На самом деле мауляй, конечно, куда более

...

7 8 9

...

Премиум

(7 оценок)