Деревня Корза, княжество Вольское
– Эй, селяне, кончай работу!
Крик старосты послужил сигналом, работники потянулись к шалашам, где стряпухи кашеварили возле костров. Полуденное солнце уже давно нещадно кусало косарей за щеки и носы.
Вольша заканчивал окашивать край поля, когда отец с дядькой уже расположились в тени под деревьями и вовсю орудовали ложками.
– Хорошего ты парня вырастил, брат, – сказал Дубыня. – И все ж зря второй раз жену не взял. Без бабы в доме ладу нет.
Годим усмехнулся в усы. Что ж, поделать, коль больше ему по нраву никто не пришелся, а ради каши да пирогов с немилой жить, это уж увольте. Ничего, справились же. Парень-то и правда на загляденье, но хвалить – лишь портить, да всякую нечисть привлекать. Поэтому он насупился, вздохнул.
– Хороший, дурной только. – Годим посмотрел туда, где Вольша размеренно махал косой. Вжих-вжих, вжих-вжих!
– Да ладно тебе на парня наговаривать, вон, смотри, косая сажень в плечах. Мы упахались, а ему всё неймётся.
– Да сила дана, а ума не нажил. Скоро князь приезжает. Хочет на мечи и сулицы посмотреть, что по его заказу делаю. Этот же олух вместо того, чтобы мне помогать, дурью мается. Знаешь, что сотворил на днях?
– Вольша, а Вольша, ну-ка подь сюда! – голос Годима прокатился над лугом.
Вольша поднял косу, пучком травы отер лезвие и двинулся к родичам.
– Ну-ка, покажи дядьке-то, что учудил вчера. Да давай, давай, не стесняйся. Я же знаю, что при тебе оно.
Дубыня смотрел с любопытством, ему тоже хотелось посмотреть, чем таким занимается братанич2.
Вольша нахмурился, но руку за пазуху сунул, покопался там и вытащил нечто замотанное в тряпицу. Развернул.
Дядька коротко присвистнул:
– Это что ж такое-то у тебя? Ну-ка, дай посмотреть.
На ладони у Вальши лежала роза с тонкими лепестками на стебельке с небольшими шипами и двумя листочками с зазубринками, всё как у настоящей, только была та роза железной.
– Вот видишь, я же говорю, дурью мается. Железа на мечи не хватает, а он цветочки тут делает. Князь приедет, что ему скажу? Извини, князь батюшка, на мечи не хватило, всё на розы ушло?
Дубыня взялся за стебелек, повертел перед глазами, потрогал пальцем лепестки, листики и протянул обратно Вольше.
– Ты, парень, как умудрился такое сотворить? Это же не каждому дано. Тут работа тонкая, тут понимать надо.
Отец с неудовольствием скривился, зыркнул на Вольшу, который уже прятал розу за пазуху
– Так, ты мне парня не порти, не для того я его кузнечному делу обучал. Приемником он мне должен стать, а коли хочет ерундовиной заниматься, пусть тогда доброе железо не портит.
– Бать, ну что ты завёлся из-за куска железа? Ржавая то была коса, я и взял-то осколочек.
– Ты мне тут поговори!
Нрав у Годима, несмотря на имя, означающее «примиритель», был крутенький, вспыльчивый, а плечи такие, что он в дверной проём не во всякий войти мог, если боком только. Вольша примолк, насупился и сел на траву, взял краюху хлеба, кружку с квасом и начал прихлёбывать, неторопливо жуя.
– Жениться тебе парень пора, вон вымахал дылда какая. Тебе годков-то сколько уже?
– Девятнадцатый идет, – ответил за него отец. – Рано не рано, а пусть сначала ремесло освоит. Женитьба дело нехитрое.
Дубыня промолчал только посмотрел на Вольшу со значением. Брат, конечно, в своём праве, но парень удался действительно на славу, и коваль он был хороший уже сейчас. Многие его изделиями пользовались и не уставали нахваливать. Но всё же мысль женить братанича засела в голове. По другую сторону от шалаша слышался женский смех. Густой и сильный девичий голос выводил песню. «Ой, косонька-коса, ты коси пока роса…»
– Слышь-ка, то Купава наша поёт, видишь, голосина какой! А работница какая! Да ты же помнишь её наверняка, Вольша? – Дубыня сунул кусок кулебяки в рот и запил квасом. Купава, как доподлинно знал, давно по парню сохла.
Годим план брата угадал, посмотрел с усмешкой, утер намоченные квасом усы, отряхнул бороду от крошек, взъерошил пятерней волосы.
– Так Купава-то нам не подойдёт. Она же чья там дочь?
Дубыня почесал затылок, что-то прикинул про себя.
– Так это к Зимавцу надо, он всё знает, кто кому родня и в каком колене. Но близкого родства нет, это я тебе точно скажу. Ну, ежели Купава не подойдёт, так другую подберём. У нас девок красивенных… – дядька проглотил скабрезное слово, которое уже готово было вырваться из его рта.
Вольша встал, отряхнул порты, поправил кушак и пошёл в сторону рощицы.
– Эй, ты куда?
– До ветру схожу, – буркнул парень.
– А, ну давай. Смотри только, чтобы водяница тебя там за зад не схватила. У нас тут видишь завелась одна.
Вольша вернулся. Засунул руки за пояс, посмотрел с недоверием, что за сказки дядька рассказывает, не бабка Ненила же.
– Что, Вольшенька, испугался? Да я ж правду говорю, уж какое-то время замечают на реке девицу. Сидит на камне, волосы расчесывает и песню поёт. И такая песня, что не оторваться, так бы слушал и слушал. Спыня с месяц назад еле живой ушёл, говорит, что уж по шею в воду забрёл. Каким-то чудом на берег выбрался.
Отец нахмурился, не любил он сказки, что от работы лишний раз отвлекают.
– И что, откуда взялась?
– Да говорят, с Верхней Корзы пришла. Омелела там река, что ли, вот она к нам и приплыла. Да и у нас в этом году воды не густо, в иных местах и вброд перейти можно.
– Так, а с чего речка обмелела?
– Кто ж его знает? Никто с верховьев к нам не приходил. Да и нам к ним идти пока незачем, а просто так ходить да вопросы задавать, времени ни у кого нет, сам знаешь.То вспашка, то посев, то зажинки.
Вольша хмыкнул, повернулся и пошёл в берёзовую рощицу. Пройдя её, вышел на берег Малой Корзы. Ополоснул руки, умыл лицо, пригладил волосы. Вода за день прогрелась и томно плескалась. Вольша развязал кушак, стянул рубаху, быстро огляделся, – нет ли кого в кустах, – и скинул порты. Расправил плечи, потянулся. Натруженное за день тело приятно ныло. Ступил ногами в речную воду, от его ступней прыснула в стороны стайка мальков. Пальцы погрузились в речной песок, он пошевелил ими, взбаламутил воду и побежал, ухая от приятной прохлады.
Плавать Вольша умел. Его, ещё трёхлетнего, отец вывез на лодке на середину реки и как щенка кинул за борт. Вытащил потом нахлебавшегося воды, испуганного и в то же время счастливого, потому что вода, которая грозила гибелью, внезапно вытолкнула его на поверхность к солнцу и всё время, что он отчаянно молотил руками, поддерживала под живот, не давая опуститься в глубину. Отец тогда сказал, что вода его любит, и это хорошо.
Вольша нырнул, поплыл под водой с открытыми глазами, разводя руками длинные тонкие стебли донной травы. Мимо проплыла рыба, посмотрела на него огромными выпуклыми глазами, махнула хвостом и юркнула в заросли. Парень вынырнул, откинул со лба прилипшие волосы, перевернулся на спину и раскинул руки, покоясь на воде. Наплескавшись и нанырявшись, поплыл широкими саженками к берегу, но, когда ноги уже крепко стояли на дне, замер.
На камне, где он оставил одежду, сидела девица, поджав одну ногу к груди и опершись об нее подбородком. Вольша замер. Вот принесло её, как на берег-то выходить, голышом? Девица смотрела на воду, склонив голову и свесив набок длинные спутанные волосы. Лицо её казалось грустным, глаза печальными, да и вся она была какая-то тоненькая, как тростиночка.
– Эй, – окликнул её Вольша. —Ты кто?
Девица подняла голову и словно только сейчас увидела парня. Глаза её округлились, она смотрела на него, а потом губы тронула слабая улыбка.
– Здравствуй молодец, – голос у неё был довольно слабенький, тоненький, совсем не такой, как у Купавы. – А ты кто такой будешь? Не из наших, наших я всех знаю.
– Я с отцом на покос приехал дядьке помочь. С Верхних Бродов мы. А ты чья же дочь? Я тебя вон на покосе утром не видел.
– На покосе? – Девушка рассмеялась, словно ручеек зажурчал. – Я на покос не хожу, – вздохнула и откинула с лица волосы.
Вольша посмотрел и решил про себя что да, много ли такая наработает, ей, поди, и косу то не поднять.
– Ну что ты застрял там? Давай, выходи. Садись на камешек, он тёплый, солнышко его нагрело, то-то хорошо.
Вольша замялся. Девица нахмурилась.
– Да что ты, боишься меня, что ли?
Вольша дёрнул плечами.
– Тебя? Вот дурная. Ты это… Отвернись-ка. Ненадолго.
Девица посмотрела на него ещё раз внимательно и улыбнулась с пониманием.
– Ой, какие мы стеснительные. Ты ещё и не целованный, поди?
– Иди ты, – Вольшу кинуло в жар, и он скорее опустился в воду по самые уши.
Помогло плохо, лицо всё ещё горело. Но девица встала с камня, оправила длинную белёную рубаху, простую, без всяких вышивок и даже без пояса, отошла на два шага, отвернулась, перекинула волосы на грудь, принялась пальцами разбирать спутанные пряди. Вольша быстро выскочил на берег, отряхнулся по-собачьи, разбрасывая ворох брызг. Попрыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, и чуть не шлёпнулся. Не успел порты натянуть, девица вдруг обернулась, окинула его придирчивым взглядом, словно оценивая, и, видимо, осталось довольна.
– Ай, красив же ты, молодец! Как же зовут тебя?
– Вольша. А тебя как звать-величать?
– А как тебе нравится, так и зови.
Она сделала шаг, а потом еще и еще. Розовый язык облизнул тонкие бледные губы. Вольша невольно попятился.
– Да что ж ты робкий такой? Не бойся, не обижу.
Прохладная рука легла на его обнаженную грудь, и голова у него сразу закружилась. Он и опомниться не успел, как девица уже прижалась, шею руками обвила, на цыпочки приподнялась и впилась в его губы поцелуем.
Целоваться Вольше доводилось, и что после поцелуев между девкой и парнем бывает тоже знал. На Купальскую ночь и не такое видал, да и сам за девками меж костров гонялся. Но этот поцелуй вывернул его нутро наизнанку, он задохнулся, с трудом оторвался от нее, глотнул воздуха.
– Как все ж зовут тебя? – выдавил он, увлекаемый ею на землю.
Она нависла над ним, смотрела в лицо жадно и с какой-то тайной надеждой. Глаза ее, странно менялись, из ярко-зеленых стали болотного цвета, а потом и вовсе пожелтели.
– Крижана, – шепнула она и потянулась к нему губами, а руки ее потянулись вовсе в другое место.
Ее волосы накрыли его с головой, и он почувствовал слабый запах тины. Он обхватил ее за плечи, чуть приподнял и внимательно вгляделся в лицо.
– Крижана, говоришь? Ягодка, то есть?
– Она самая, она самая, – девица все наваливалась и наваливалась, и ему стало трудно дышать. Он еще успел подумать, что весу в ней на вид не больше трех пудов, а тяжела, как бочонок с медовухой.
– Пойдем купаться, – задыхаясь, предложил он, почти теряя сознание.
– Что? – удивление ее было так велико, что вес куда-то вдруг делся, и Вольша ужом вывернулся из-под нее.
– Куда? – взвизгнула Крижана. – Не-е-ет! Ты мой!
Вольша вскочил было, но порты, гашник которых он так и не успел завязать, свалились с его бедер, он не удержался на ногах и грохнулся на землю спиной. А девица уже ползла к нему на четвереньках, облизывая губы, которые на глазах темнели, приобретали бурый цвет, и сама она из беленькой, гладенькой становилась все зеленее и зеленее. Чистая кожа покрывалась бородавкам и наростами, густая слизь текла по шее и капала на землю.
– Сгинь! Сгинь, тварь! – орал Вольша, отпихивая ее ногой, но куда там…
Словно цеплючий вьюн, Крижана ползла по его телу, перебирая руками, все выше и выше, и выше.
«Матушка, родненькая, хоть ты и покинула меня маленьким, помоги, защити!», – взмолился Вольша, зашарил по земле руками, в попытке нашарить камень или хоть палку.
Пальцы ухватили что-то небольшое, мягкое, но ему уже было все равно, лишь бы чем отгородиться от раззявленного черного рта, что надвигался на него, и он сунул это в открытую пасть чудовища. Кривые зубы схватили кусок тряпки, сомкнулись…
– Уи-и-и-и! – визжала тварь, катаясь по земле и отплевываясь от того, что попало ей в рот.
Вольша вскочил, не обращая внимания, на сползшие штаны. Схватил тварюгу, накрутил волосы на руку, нагнулся, поднял то, что выпало из свертка.
– Стой! Пощади! – взвыла Крижана, дергаясь будто ее лупили палками.
Вольша посмотрел на железную розу в руке и тряхнул тварь.
– Что, не понраву тебе железо, красавица? Ну-ка, отвечай, кто такая, пошто тут добрых людей пугаешь?
– Кри-жа-а-на я, – прохныкала зеленая тварь, – водяница. Не губи меня. Отпусти. Клянусь, не трону тебя никогда больше.
– Меня нет, а других? А подвешу-ка я тебя вот сюда, на солнышко, на сучок, пусть тебя, зеленую, посушит.
– Ай, нет! – крутилась и вырывалась водяница, но Вольша тыкал ее розой то в плечо, то в грудь, и она постепенно присмирела, перестала дергаться, опустила руки и повесила голову. – Твоя взяла. Проси, что хочешь. Выполню любое желание.
О проекте
О подписке