Через три дня они продолжили путь. Рун не жалел о потерянном времени. Ну как жалеть, когда перед глазами всё время сияние абсолютно счастливой девушки. Фея объятий, проведшая в объятьях трое суток, это зрелище, которое сложно описать словами. Так и лучится, так и светится, и напевает своё милое незатейливое «ла-ла-ла», и радуется всему и всем, каждой букашке, каждой травинке. Ну и конечно дарит много тепла и ласки тому, кто в ней счастье пробуждает, своему кавалеру. Без улыбки на неё смотреть невозможно, не испытывать самому счастья, заражаясь оным от неё, нереалистично. Настроение у обоих было лучше некуда, буквально некуда. Но если Лала пребывала в полной беспечности, у Руна на лице порой проскальзывала озабоченность.

– Что это ты, мой львёнок, временами как будто и не со мной? – полюбопытствовала Лала, в конце концов обратив внимание на его состояние.

– Да вот, думаю, как начать разговор, – признался он.

– Ну уж начни как-нибудь, котик, не робей. Прямо заинтриговал меня, – разулыбалась Лала. – Замуж хочешь снова позвать?

– Нет.

– Не хочешь звать? – иронично подивилась она.

– А ты хочешь, чтоб позвал?

– Это приятно.

– А выслушивать отказ приятно, как ты считаешь? – с весёлым укором спросил он.

– Откуда же мне знать? Я никого не сватала ни разу, – не моргнув глазом, невинно ответствовала Лала.

– Ну… в принципе… из уст такой красавицы даже отказ звучит как музыка, – улыбнулся Рун.

– Ой, спасибо, мой хороший! Приятный комплимент, – просияла Лала.

– Так ты пойдёшь за меня?

– Кто ж так зовёт, Рун? – с совершенно искренним упрёком поглядела на него Лала.– Надо встать на одно колено. Протянуть даме руку, желательно с колечком, и голосом, исполненным любви, и пламенного пыла, и надежды, ей сердце предложить своё.

– И это всё, что выслушать отказ? – не без доли юмора высказал сомнения Рун.

– А вдруг я соглашусь? – загадочно молвила Лала.

– Кольца нет, – посетовал он.

– Ну, ничего, можно и без кольца, – не сдавалась Лала.

Рун остановился. Лала тоже. Он, не выпуская её руки, опустился на одно колено, глядя ей в глаза неотрывно, и с нарочитыми серьёзностью и пылом произнёс:

– Любимая, выходи за меня, а?

– Нет, – буркнула Лала довольно.

– Ну вот, – он встал, изображая разочарование.

Лала подпорхнула к нему вплотную, обняла сама. И так и сияет всё, так и сияет.

– Ослепнуть можно, – пожаловался Рун беззлобно.

Она рассмеялась по-доброму. И отстранилась.

– Пойдём уж, суженый мой. На привале потом обниму тебя наподольше, чтобы утешить нежно.

– Ну ладно.

Они снова двинулись в путь, держась за руки.

– Так о чём ты хотел со мной поговорить, милый? – ласково спросила Лала.

Рун вздохнул, подбирая слова.

– Не хочется тебя расстраивать, красавица моя, но мы дней через несколько дойдём до поселения.

– Почему я должна расстраиваться, Рун? – с недоумением осведомилась Лала.

– Ну, потому что, всё. Наша идиллия заканчивается, – объяснил он не без доли грусти. – Возможно навсегда. Ночью снова по отдельности придётся спать. И днём не выйдет часто обниматься. И вообще, я пока не представляю, что мы будем делать. Надо нам над этим поразмыслить, Лала. Вдвоём. Барона-то нет, с его стражей, с его указом не преследовать тебя. И местный лорд не в этом поселении живёт, куда мы выйдем. Просить защиты от толпы у здешней знати? Но кто они? Безопасно ли это? Я про них ничего не знаю. Даже барон пытался тебя обидеть. А тут незнамо кто. Боязно доверять тебя им. Порой дворяне своенравны. Есть вариант тебе схорониться в лесу, а я пока пойду в поселение, выясню путь до замка лорда, до обители магов. Хоть мне и совсем не нравится идея оставлять тебя одну. Если выясню, можно попробовать лесами ещё чуть-чуть передвигаться. Тогда ещё хоть сколько-то смогу тебя обнять в любой момент. И днём и ночью. Правда я не знаю леса в этих краях, вся надежда на твою магию, чтобы не заплутать. Так или иначе… Всё имеет свой конец, к сожалению, даже объятья с самой чудесной феей на свете. Не горюй, Лала, ничего не поделаешь.

– А у самого-то голос огорчённый, – улыбнулась Лала. – Ох и глупенький ты, Рун. Зачем мне горевать? И у тебя к тому нету причин. Ты хоть понимаешь, что со мной произошло за последние… полтора месяца, любовь моя?

– А что?

– Ну как что? – подивилась она. – На озере, свидание. И в лесу вот три денька ещё. И когда шли, много было, и ночечки все.

– Ты про объятья? И что? Тебе хватило, хочешь сказать? Вот уж сомневаюсь, – усмехнулся он.

– Какой недогадливый. Ты понимаешь, насколько я теперь могучая, Рун? Я очень многое могу. Если бы кое-кто не запрещал мне колдовать под страхом… сам знаешь чего, я бы… Ах, не повезло мне с женихом, такой принципиальненький попался. Я теперь наверное смогла бы какое-то больше чудо сотворить. А ты и не увидишь, вот. Из-за себя самого. Из-за своего упрямства. Но обниматься для меня необходимость. Крайняя, Рун, как тебе известно. Поэтому чего мне огорчаться. Во мне, заинька мой, сейчас столько магии. Всё равно что-то наколдую, чтоб мы могли и дальше обниматься. И в ночечки, и днём среди людей. Лишь бы ты не застеснялся слишком, об остальном не переживай.

– Ты довольно много колдовала, – напомнил Рун. – Я тебе разрешал магию тратить на красивое в течение всего свидания. И в эти дни объятий. А ещё для русалок колдовала, еду порой пыталась, и другое по мелочам. И платья задперёд меняла. Ты много тратила, по-моему. Хочешь сказать, всё равно много осталось?

– Когда кое-кто так любит меня обнимать? – лукаво посмотрела на него Лала. – Я тратила гораздо меньше, чем получала, уж поверь мне. Как до смерти меня не заобнимал, не понятно.

– Так это я любитель обниматься, оказывается?

– А кто же ещё? Я, Рун, тебе очень благодарна. Ты бы знал, как, – растроганным голоском проговорила вдруг она. – Я ведь тебе рассказывала про плоды безвременной магии нашего мира, позволяющие восстановить магию до наивысшего уровня, какой у неё когда-либо был? И что от сильной магии в фее её способность усваивать и накапливать магию развивается. Я теперь буду настоящей феей, когда вернусь. Самой настоящей, не то что раньше. Как я переживала, как грустила в детстве, что волшебства во мне почти нисколько. И вот… я посильнее многих стала. У нас в стране. Не всех, но многих. Сильней моих сестриц, к примеру. Вот они порадуются за меня. Это всё благодаря тебе, мой хороший.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулся Рун.

– Ты, Рун, правда, всегда-всегда рад меня обнять. Это удивительно. Это очень приятно, – совсем растрогалась Лала.

– Что тут удивительного? Ты в зеркало смотрелась? – поиронизировал он.

– Бывало иногда, – разулыбалась она.

– Но вообще, да, это тяжёлая работа, заряжать тебя колдовскими чарами. Так что не забудь вознаградить меня как-нибудь. Понежнее.

– Я не забуду, заинька.

– Лала, а как твоя магия может нам помочь обниматься? – полюбопытствовал Рун. – Я как-то не очень представляю. Это же не вещь наколдовать. Это отношение людей вокруг. Если только… наколдовать нам свадьбу. Всё же обвенчаться понарошку, чтобы все считали нас женатыми. Какие ещё варианты?

– Нет, котик, быть женой понарошку я не хочу. Это… неправильно и неромантично, совсем. Прости.

– А что тогда?

– Не знаю, что-нибудь. Например, может обращусь человеческой девушкой на время. Я, возможно, это смогу. Тогда наверняка никто не станет излишне обращать на нас внимания. Всем будет всё равно.

– В человека хочешь превратиться? Лала, тебе не понравится результат, – заявил Рун тоном, исполненным предупреждения о плохом.

– Почему же это?

– Причин-то масса. Давай с самых простых начнём. Тебе придётся в платье длинном ходить, как у всех здесь. Ножки скрывать.

– Ну и ладно.

– За дворянку ты себя выдать не сможешь. Наверное. Нужно же фамилию, а чьей ты назовёшься? Ну, может тут и выгорело бы. Но дворянка не станет обниматься с крестьянином ни за какие коврижки. Значит только в простолюдинку, то есть платье придётся некрасивое носить. Не из шелков, из грубой ткани.

– Я тебе наряд дворянина наколдую, – предложила Лала.

– Хочешь, чтобы я выдавал себя за аристократа?

Она кивнула:

– Тебе идут роскошные одежды.

– Любимая, меня повесят, если узнают, кто я на самом деле, – поведал он с сожалением. – Или запрут в темницу до скончания моего века. В лучшем случае.

– За такую малость аж казнят?! – недоверчиво и испуганно уставилась на него Лала. – У вас так всё жестоко?

– Это совсем не мелочь, – не согласился Рун. – Ежели меня станут принимать за дворянина, значит, благородные господа со мной начнут здороваться, считая, что я один из них. Почтение выказывать. Когда узнают правду обо мне, это для них будет такое оскорбление, такой ущерб для чести… Честь главное для них. Они в дуэлях друг дружку убивают за неё. И что они сделают с крестьянином, чувствуя себя униженными выставленными на посмешище, вот догадайся.

– Чтож, буду в грубом платье. Всё равно. Не жалко за объятия с тобой. И ночечки.

– Допустим, так. Но тебе нужно будет превращаться и лицом во что-то менее красивое. Оставлять его тем, какое есть сейчас, бессмысленно. Иначе все мужские взгляды будут прикованы только к тебе, не важно, с крыльями ты или без, в шелках или в тряпье невзрачном.

– Я столь хорошенькая? – лукаво проронила Лала, сияя довольными глазками.

– А то ты прям не знаешь, – усмехнулся Рун.

– Ну, обращу и личико в другое, – рассмеялась она. – Возможно, я это смогу. Чуть приуменьшу красоты. Стану просто крестьяночкой симпатичной.

– Но тогда я буду видеть тебя иной, чужой девушкой. Проснётся магия ли? – выразил озабоченность Рун.

– Проснётся, львёнок, тут не сомневайся, – весело уверила его Лала. – Чтоб я, да не сумела пробудить её в тебе. Когда такое было?

– Ну, может быть, – задумчиво молвил он. – Тогда идем дальше. Крестьянкой симпатичной, говоришь? Что если стражник, иль солдат какой, иль пьяный дворянин тебя… уж извини, зажмёт или… по попе шлёпнет?

Лала аж остановилась, покраснев до кончиков волос.

– У вас так может быть?!!

– С простолюдинкой? Да.

– И ты не вступишься?

Она посмотрела на него с печальным укором.

– Вступлюсь, – ответил Рун без тени колебаний. – Но я же не могу вступиться заранее, пока никто не шлёпнул. Не кидаться же на всех, кто рядом окажется. Тебе будет легче, что я поколочу кого-то, когда тебя уже шлёпнули?

– Нет, – произнесла Лала растерянно.

– Я так и предположил, – кивнул он. – А могут поколотить и меня. Я же не воин, я не умею толком драться. А если это дворянин, могут и убить. Иль засадить на годы. Иль повесить. Что будет за моё убийство дворянину? В темницу ненадолго или штраф. А ты останешься одна.

– Какой у вас ужасный мир. Оказывается. И мрачный, – проговорила Лала тихим упавшим голоском.

– Ну, не настолько, – мягко заметил Рун. – За насилие над девушкой повесят и дворянина. Если он не титулован. Даже не голову отрубят, а именно на виселицу отправят, как последнего бродягу. У нас с этим строго. Не терпят. Но за шлепок никто вешать не станет. Я не утверждаю, что с тобой это обязательно произойдёт. Наверное, зависит от того, куда мы будем ходить. Только мы же пойдём на постоялый двор. Где ещё остановиться? А там вероятность не самых приятных встреч велика. В общем, в крестьянку я бы не советовал тебе превращаться. Расстроилась?

– Ну да. Так грустно.

– Могу обнять.

– Может он. Раз можешь, обними. Прям умолять приходится. Другой бы фею рад бы был обнять. А этот…. «Мог бы», – передразнила Лала с полушутливым осуждением.

– Я не рад. Я счастлив буду прижать тебя к себе, моя голубка.

Он шагнул к ней и обхватил руками:

– Чудо моё большеглазое. Минуты не можешь обойтись без Руна.

– Могу, даже две, – возразила она, чуть повеселев.

Они стояли сколько-то времени, молча, в тишине летнего леса, согревая друг друга. Лала вздохнула.

– Значит не стану превращаться в человека, – молвила она. – Но я всё равно найду способ, как нам обниматься, жених мой милый, и как быть ночечками вместе. Я не сдамся.

– Чтож, буду с интересом ждать, что ты придумаешь, красавица моя, – ласково сказал Рун. – Ты меня всегда удивляешь своей магией. Ну вот, как русалок тогда одела как будто.

***

Был полдень. В столице, в королевском замке, король Афоэнтос Первый, опёршись на расшитые золотом парчовые подушки, полувозлёживал на диване. Стройный худощавый мужчина тридцати трёх лет, тонкие черты лица, маленькая бородка, небольшие ухоженные благородные усы, длинные завитые придворным цирюльником каштановые волосы, покрытый замысловатыми вычурными узорами пурпурный камзол, штаны до колен, с подвязками, чулки, туфли с золотыми пряжками, выполненными ювелиром далёких заморских земель, пальцы в перстнях с крупными камнями, на груди бриллиантовый кулон – символ власти, который носили многие монархи до него. Лицо короля выражало лёгкую скуку. Невдалеке, у резного стола сидел первый советник, лорд Триаланджи, сорокалетний муж учёный с вдумчивым взором, короткая стрижка воина, строгие чёрные одежды, впрочем, не без изящной мелкой вышивки, на шее толстая золотая цепь, оканчивающаяся ромбовидным знаком приближённого вельможи. На столе, на расписанной рунами скатерти, в соседстве с письменными принадлежностями, подсвечником, книгами, статуэтками божеств и отделанной рубинами и изумрудами шкатулкой, лежала аккуратно сложенная в пирамидку груда свитков.

– Есть что-то важное? – спокойным тоном осведомился король.

– Определённо да, ваше величество, – с почтением кивнул лорд Триаланджи. – Пришёл корабль торговый. С капитаном мне передали пару донесений. Весьма прелюбопытнейшие оба. Вам зачитать, или желаете услышать лишь основную суть?

– Лишь суть.

– Сосед наш за морем, король Эндана, новую верфь распорядился заложить.

– Ещё одну? – в голосе Афоэнтоса Первого послышались расстроенные нотки.

– Именно так, мой государь.

– А что за корабли там строить будут? Торговые или военные?

– Пока что не известно.

Афоэнтос Первый вздохнул.

– По сути разница не велика. И так и эдак нам выходит плохо. Торговля обеспечит больше злата. В казну. А злато это сила войск.

– Навряд ли нападать они решатся сейчас на нас, ваше величество, – поделился мнением советник Триаланджи.

– Пока что да, – согласилась монаршая особа. – Но позже. Лет эдак через восемь или десять… Глупцы живут сегодняшним лишь днём. А мудрый беспокоится заране о том, что ждёт его в грядущем. Нам надо всё же точно разузнать, какие корабли энданцы строить намерены на новой верфи.

– У нас там много глаз, ваше величество. Едва первый корабль будет заложен, так сразу и узнаем.

– Что во втором письме? В нём тоже неутешительное что-то?

– Боюсь что так, – осторожно подтвердил лорд Триаланджи. – Наш верный человек в Эндане прислал очередной отчёт, где повествует, что там происходит. Обыденные вещи в основном. Об урожае пишет, о торговле, о внутриполитических делах, о слухах про вельмож и лордов. Довольно ординарная рутина. Однако ходит слух один в Эндане, который далеко не ординарен. Он был проверен нашим человеком, и подтверждений множество нашёл. Есть веские причины полагать, пираты, что свирепствуют на море, на самом деле вовсе не пираты. А рыцари Эндана. Грабят шхуны торговые и прочие суда… по повеленью своего монарха, и только треть полученной добычи берут себе, сдавая остальное ему в казну. Окольными путями. Но тем не менее. Закон энданский их. Преступниками подлыми считает. Как будто, только вот же парадокс. Никто их не пытается ловить, и корабли своей родной страны они практически не трогают.

– Какая дикость. Даже для Эндана, – с недоверием бросил Афоэнтос Первый. – Не варвары же всё-таки. Неужто… настолько низко рыцарство там пало? Уже не честь свою блюдут, а грабят. Не защищают дам, наоборот… берут в полон?

– Поверить в это мне и самому. Непросто было поначалу, – признался лорд Триаланджи. – Я много размышлял, и понял. Тут есть прелюбопытнейший момент. Сие вполне возможно расценить… не как падение, а как великий подвиг. Для рыцаря честь самое святое. А значит, ежели согласен он. Её отринуть ради важных целей, во благо короля и государства, то это наивысший подвиг. Из всех, что только можно совершить. Вот и выходит, соответственно, что рыцарь по правде не утрачивает честь. Наоборот, становится героем. Причём весьма богатым, ведь и треть. Добычи это тоже очень много. И кто узнать сумеет, что он грабил? Те, кто ограблены, лежат на дне, и не расскажут никому живому. Фактически монарх лишь будет знать. И будет благосклонностью своей одаривать за преданность такую.

Афоэнтос Первый надолго призадумался, нахмурив брови.

– Хочешь не хочешь, но и нам. Придётся тоже строить верфи, – произнёс он наконец с сожалением. – Вот только злато где на это взять? Поднять налоги?

– Роптать начнут, пожалуй, лорды, – заметил Триаланджи.

– С них станется, ты прав. И почему. Один я должен печься о стране, а все лишь о мошне своей пекутся? – посетовал Афоэнтос Первый.

– Не дальновидны, государь. Им далеко до вашей мудрости, – вежливо пояснил лорд Триаланджи.

– Так где мы будем деньги брать на верфи? – с настойчивостью посмотрел на него монарх.

– Я посчитаю, сколько нужно злата, и материалов, и людских ресурсов, и вам доклад представлю, исходя из цифр, ваше величество.

– Ну хорошо, – кивнул король. – На этом всё с почтовыми делами? Или ещё какие-то остались, что нашего внимания достойны?

– Всё остальное в основном рутина, которую я сам решить могу, если на это будет ваша воля, мой господин, – отозвался советник Триаланджи. – Там как обычно: жалобы, прошенья, разнообразные. Отчёты по налогам. Доклады с приграничных территорий. Ну и так далее. Но есть одно письмо. Которое я не могу прочесть без вашего прямого указанья. Его прислали конфиденциально. С пометкою, вам лично в руки.

– Что за письмо? – заинтересовался Афоэнтос Первый.

– Из северной провинции глухой. От лорда Ар Шаени.

– Из глухомани конфиденциально? – подивилась монаршая особа не без юмора. – И что же там могло произойти? Напали волки?

Лорд Триаланджи рассмеялся.

– Это ещё не всё, ваше величество. Гонец, что вам привёз сие письмо, ответа ждёт.

– Ответа ждёт? Как интригующе, – поиронизировал Афоэнтос Первый, улыбаясь. – Ну, прочитай нам данное посланье.

Лорд Триаланджи взял со стола один из свитков, сломал печать, развернул его.

– Сначала, как и надлежит, вас восхваляет лорд Ар Шаени, – поведал он, едва углубившись в текст.

– Изобретательно? – полюбопытствовал король.

– Что от провинциала ожидать? Изящества не много, ваше величество, – сообщил советник. – Вам зачитать?

– Не всё, какой-нибудь пример.

– «Ваши блистательность и благородство нам служат светочем в ночи, ведя нас к свету» – продекламировал лорд Триаланджи. – Пожалуй, это более всего изобретательная фраза.

– «Светоч» и «свет» в одной строке? Аляповато, – покачал головой король.

– Остальное ещё хуже, сир. Но может слишком торопился лорд. Раз у него столь срочная нужда до вас возникла, – позволил себе предположить советник.

– Быть может. Ладно, к сути перейди.

– «Один из самых верных мне людей на днях проездом был в баронстве Ар Намеда» – принялся читать лорд Триаланджи. – «И стал свидетелем неслыханного дива. О коем я считаю своим долгом Вас известить. На земли Ар Намеды с неделю или две тому назад явилась фея, чудеса творя, и поселилась во крестьянском доме недалеко от его замка».

На лице Афоэнтоса Первого нарисовалось удивлённое выражение. Весьма озадачен был и лорд Триаланджи. Он продолжил:

– «Во избежание каких-либо ошибок, и чтобы не доверить невзначай бумаге слишком много важных слов, сие посланье отправляю Вам с гонцом, который фею видел сам и может всё рассказать доподлинно о ней, если на то случится Ваша воля. Ваш преданный слуга, Лорд Ар Шаени».

Советник закончил читать, с недоумением воззрившись на короля. Афоэнтос Первый молчал, размышляя. В его глазах читались лёгкое замешательство и недоверие.

– Как полагаешь, это правда? – спросил он через некоторые время исполненным сомнений голосом.

– Простите, государь, мне сразу сложно к определённым выводам прийти, – развёл руками лорд Триаланджи. – Нельзя не допустить, что правда. Ведь чудеса случаются порой. Однако они редкость, а вот люди, кто заблуждений полон, не редки. Кто откровенно спятил, иль напьётся, и спьяну напригрезится ему, или маразм начнётся, или сон приснится, а он примет за реальность. Призвать гонца? Держу недалеко его уж третий день на всякий случай.

– Зови, – распорядился Афоэнтос Первый.

Лорд Триаланджи быстро дошёл до дверей, открыл, коротко сказал что-то страже, и тут же воротился назад.

– Через две-три минуты приведут, ваше величество, – сообщил он.

– Фея, – задумчиво проговорил Афоэнтос Первый. – Их в древности ловили, как известно. Давно не слышно уж, чтоб кто-нибудь поймал. Который век ни о единой. Нет в летописях и упоминанья. Обычно ловят чрезвычайно слабых. Магических существ, однако фея, даже и слабая такие чудеса, творить способна запросто, какие ни один маг произвести не в силах. В соседних королевствах взвоют. От зависти и страха, коли вдруг окажется всё это правдой.