– Поссорились с утра, – кивнул он. – Только не знаю, из-за чего.

– Но ты утверждаешь, что не обижен.

– Лала, ты не обязана быть со мной мила, вот в чём суть, – поведал Рун. – Если бы я на тебя обижался, что ты не мила, я… ну… это было бы очень самонадеянно с моей стороны. Ты фея, высшее созданье, я человек-простолюдин. Сердишься на меня непонятно за что, имеешь полное право на это. Кто я такой, чтоб требовать к себе иного?

– Ты нехороший! – огорчённо и не без капельки возмущения заявила Лала.

– Прости, если я тебя чем-то расстроил, – с искренним сожалением попросил Рун. – Я точно не со зла.

– Эх ты!

После этого они очень долго не разговаривали.

***

Приблизительно через час пути Рун устроил привал. Попалась полянка с ручейком – удобное место, хороший повод передохнуть. Постелил Лале куртку, сам набрал воды во фляжку, помыл котелок, и уж потом тоже сел неподалёку, прислонившись спиной к стволу большого дерева. Лала поглядывала на него с грустным личиком, задумчивая. От её печали ему было тоскливо было на душе. Чувствовал себя виноватым. Вспоминал, как ещё недавно были счастливы оба. Столько упоительных дней. И вот, всё ушло. И ничего не сделаешь.

– Рун, хочу в объятья, – просяще произнесла вдруг Лала жалостливым голоском.

– Ну… если тебя устроит, что без магии, – отозвался он тихо.

– Причём тут магия, Рун? – с мягким искренним непониманием молвила Лала.

Он встал, проделал несколько разделявших их шагов, уселся рядом, прижал её к себе. Она вздохнула.

– Чуточку-то есть. Оттаял уже немножко? Или пожалел меня снова?

– Мне жаль, что ты грустишь. Тяжело от этого, – признался Рун.

– А помнишь, как ты меня поймал? А я сидела и ревела.

– Конечно помню, – улыбнулся он. – Такое не забудешь.

– Тоже пожалел меня тогда? Поэтому отпустил?

– Наверное.

– А если б я не плакала? Ты бы отпустил меня?

– Думаю, да, – пожал он плечами. – Кто я такой, чтоб властвовать над феей.

– Другой не отпустил бы.

– Ну… мне всё равно. Всяк живёт своим умом.

– Рун, ты сейчас мне делаешь очень больно, – поведала Лала опечаленно. – Почему ты не можешь меня простить? Ведь пары ссорятся, а после мирятся. И всё. Рун, я люблю тебя. Всем своим сердечком. Неужто этого мало? Прости меня пожалуйста.

– Лала, но я не обижаюсь на тебя. Пойми же, – с добрым сожалением объяснил Рун.

– А что тогда, Рун? Что-то же не так?

– Лала, представь. Вот ты переодеваешься. А я беру и поворачиваюсь. И нагло на тебя смотрю, нисколько не стесняясь. А после говорю: «прости меня, ведь я тебя люблю». И ты простишь? И будет всё как раньше меж нами? Вряд ли, правда? Есть вещи, что нельзя вернуть назад. Не выйдет ни словами, ни делами. Они произошли, и всё, конец. И чувства вроде есть, но… нету веры.

– Рун, твой пример с переодеваньем, это страшно, – поглядела на него Лала в растерянности. – Это жестоко очень. Неужто я настолько жестоко с тобой поступила?

– По мне так словно меч всадила в грудь. По рукоять. И стала им там двигать. Причём так неожиданно. В любви призналась. И тут бац.

– Так было больно?

– Ну… как бы… тяжело.

– Ах, Рун, израненный мой лев. Опять я прикоснулась слишком грубо. И ты страдаешь.

– Ну, Лала, ты уж тут распишешь. Аж стыдно, – смущённо улыбнулся Рун. – Я нисколько не изранен. Какой я лев? И не страдаю так уж. Привычно всё это. Просто…

– Я понимаю, Рун. Того, кто причиняет боль, сердечко любить боится. Твоё теперь меня боится. Не доверяет больше.

– Ну… не совсем то, что я имел в виду. Но что-то вроде. И сделать ничего нельзя.

– Рун, если б я переодевалась, а ты случайно повернулся, не специально, не чтобы сделать мне больно. Я бы тебя простила, – мягко проговорила Лала. – Ну, может быть немножечко подулась. А может даже и нет. Я не нарочно, Рун. Девушки не властны над своими чувствами, пойми это. Представила, что ты способен другой увлечься так легко. И про меня забыть. Обидно стало очень. И больно. Расстроилась ужасно. И испугалась. Как правило мужчины понимают. Что девушки такие. И прощают… нам эти мелкие причуды. Никто не обижается. И как тут обижаться, если такова наша природа?

– Лала, я к сожалению терпеть такое не способен. Никак, – признался Рун грустным тоном. – Если такова ваша природа, мне надо держаться от девушек подальше. Чтоб вас не обижать.

– От других да, Рун, а ко мне поближе. Ты скажи, что именно ты не можешь выносить, и я буду стараться так не делать. Я постараюсь, правда, я смогу. Рун, я хорошая, и я тебя люблю. Я больно никогда не сделаю нарочно. Лишь по незнанью или ненароком.

Рун призадумался.

– Когда не хочешь знаться. Когда не хочешь говорить. Когда не хочешь видеть. Когда ко мне питаешь чувства злые. Вот этого не вынести никак.

– Получается, на тебя нельзя обижаться? – предположила Лала аккуратно.

– Нет, обижаться можно. Всякое ж бывает, – покачал головой Рун. – Только когда обидишься, нужно идти не от меня, а ко мне. В объятья. И объяснить в чём дело. Я ж не хочу тебе плохого, я постараюсь всё исправить. Или вину загладить, коли виноват. Но если не захочешь знаться, то это… нестерпимо. Хуже смерти.

– Рун, милый, только и всего? – очень ласково произнесла Лала. – Для феи объятий это самое простое. Отныне, когда я знаю, я обещаю. Что если вдруг обижусь, то сразу же пойду в твои объятия проситься. Теперь я прощена?

Она смотрела ему в глаза. И столько было всего в её взгляде… И доброта, и нежность, и надежда, и теплота, и капельку печаль, и искорки иронии весёлой. И много-много любви.

– Ну, ты же в моих объятьях. О чём ещё мечтать, – усмехнулся он, чувствуя, как всё дурное отступает, словно огромный камень с души.

Лала вздохнула умиротворённо, её личико совсем просветлело.

– Как славно, милый Рун, – промолвила она многозначительно чуть с юмором. – И, Рун, как раз тот самый случай. Как мы и говорили. Я очень обижена и я в твоих объятьях. Теперь вот искупай свою вину.

Она буравила его глазками настойчиво. Вроде бы и сердится, а вроде бы и рассмеяться готова, вроде бы и укоряет, а вроде бы приветливости полна. И всё абсолютно искренне. Ну как девушки это делают?

– Скажи, как я могу её загладить? – с полушутливым смирением спросил Рун, дивясь и любуясь на эту многогранность, обрамлённую ослепительной девичьей красой.

– Выкручивайся сам, мой дорогой, – довольно буркнула Лала.

– Весь день не отпущу. И ночь, – предложил он, глядя на неё плутовски.

– Годится, – одарила она его чарующей улыбкой, и засияла безудержно. – О боже! Мы помирились! Прямо не верится. Так хорошо, когда меж нами всё хорошо.

– Лала, ты меня с ума сводишь, – пожаловался Рун страдательно сквозь смех облегчения. – Вот как так?! Чуть не мила, и всё, и свет не мил. И кажется, что всё как тьма ужасно. И думы думаешь в таких унылых красках… Что хоть топись. А лишь опять мила. Со мной становишься, и тут же снова счастлив, да так, что аж огнём горит в груди, и мир вокруг цветами расцветает. Как радуга. Безумие, как есть. Я и не представлял, что я такой… столь переменчивый, как флюгер на ветру, могу вдруг делаться. И всё из-за тебя.

– На то и нужны девушки, чтобы сводить с ума юношей, – лукаво поведала Лала.

– Ну, понятно.

Они замолчали, оба наслаждаясь вновь вернувшейся невинной радостью бытия и теплом друг друга. В ручейке тихо журчала вода, шелестела крыльями резвящаяся над ней стрекоза, шелестел листовой лес. Жёлтый мотылёк порхал над травинками.

– Значит мы сегодня уже никуда не пойдём, суженый мой? – поинтересовалась Лала невинно, нарушив эту убаюкивающую гармонию природы дивными звуками своей речи.

– Выходит так. Раз должен обнимать, – подтвердил Рун.

– Вот здорово! – восхитилась она. – Даже не жаль теперь, что ссорились, когда так расщедрился.

– Лала, а есть что-то, что я должен знать? Что тебе будет нестерпимо от меня? – мягким тоном спросил Рун.

– Да. Если променяешь на другую, – улыбнулась она. – Ну, или не захочешь обнимать. Иль станешь груб со мной. Вот это будет тяжко. Всё остальное я перенесу.

Рун погладил её по волосам. Она лишь вздохнула. А сама так и лучится счастьем и чувствами приязненными.

– Тогда тебе не о чем переживать, лебёдушка моя, – чистосердечно молвил он. – С тобой быть грубым невозможно. Ведь ты такая… славная. И не обнять тебя я не смогу. В любую ссору, вспомни, был готов. Ты вот порою не даёшься. Жестокосердная.

На последних словах он покосился на неё, с комичным осуждением.

– Я просто девушка, – ответила Лала ласково. – Не совладать с собой в обиды. Но я люблю тебя всегда, котик. Даже когда мы в ссоре.

– Ну ладно, коли так, – не без иронии смилостивился Рун. – Что касается променять на другую… Знаешь.

Он вдруг замолчал, призадумавшись, словно озарённый идеей.

– Что, милый? – заинтересовалась Лала

– Ведь люди женятся.

– Рун, это предложенье? – с весёлым любопытством воззрилась она на него.

– Я б предложил, но ты же не пойдёшь, – полушутливо посетовал он, а затем стал серьёзным. – Я об ином. Вот поженились люди. И далее хранят друг другу верность. И даже если кто-то им ещё понравится однажды ненароком, внимания на то не обращают, так как у них вторая половинка уже имеется, и ей они клялись в венчание быть верными до гроба.

– И что, Рун? – в голоске Лалы звучало непонимание.

– Ну, значит можно сделать сердце несвободным и клятвой, – пояснил он. – Есть те, кого выдают не по любви, но они всё равно хранят верность. Благодаря клятве перед алтарём. Раз ты так боишься, что я влюблюсь в другую, я могу поклясться. Клянусь, что пока ты хочешь быть со мной, не посмотрю ни на одну другую девушку с интересом, не буду думать о других девушках, и буду принадлежать только тебе. А если я нарушу клятву, я мерзкий слизняк.

– Не надо, Рун, – мягко попросила Лала.

– Вообще-то я уже поклялся.

– Заинька, ну я ведь уйду когда-нибудь. И ты останешься один. Вдруг, пока мы вместе, ты встретишь ту, кто суждена тебе.

– И ты меня уступишь? – усмехнулся Рун.

– Ну конечно, милый. Я же не эгоистка. Я хочу, чтоб ты был счастлив.

– По-моему, Лала, ты переоцениваешь свою терпимость, – заметил он с юмором. – Не позавидую той девушке, которая попробует меня у тебя отбить.

– Много ты понимаешь! – буркнула Лала.

– Ну, в общем, клятва принесена. Надеюсь, тебе будет поспокойней от этого.

– Рун, это очень большая клятва. Очень, – произнесла Лала чувствами глубокими исполнено, со всей своей искренностью показывая, сколь дорого это для неё.

– Ну, я же провинился, – пожал он плечами. – Вот, заглаживаю. По-моему, вполне достойная цена.

– Самая достоянная! Рун, тогда и я должна ответить тем же.

– Лала, не должна совсем.

– Должна. Рун, я клянусь.

– Лала! Не стоит.

– Клянусь, что пока я в вашем мире, не буду глядеть ни на одного другого мужчину с интересом, не буду думать о других мужчинах. И буду принадлежать только тебе. А если я нарушу слово, я злая болотная ведьма.

Она посмотрела на него радостно и взволнованно. Глазки её блестели.

– Рун, это всё так романтично! Знаешь, теперь мы вроде как принадлежим друг другу. По-настоящему. Ты счастлив?

– Чувствую себя слегка обманщиком, но да, – улыбнулся он.

– Я тоже. Теперь мы действительно пара! – продолжила изливать свои восторги Лала. – Не понарошку. Только необычная. Не жених и невеста, не муж и жена. Просто два влюблённых сердца, скреплённых клятвой. О боже! Мои сестрички полопаются от зависти, светлой конечно, когда я им расскажу. Такого я даже в рыцарских романах не читала!

– Посмеются они над нашей наивностью, – добродушно молвил Рун.

– Нет, любимый. Не посмеются. Воодушевятся. Что в мире может быть что-то настолько романтичное.

Она прильнула к нему, а сама так и светится. Вздохнула мечтательно.

– Что там с магией? Вернулась? – осторожно осведомился Рун.

– Вернулась. Всё хорошо, мой славный. Голова немножко кружится.

– Ну, слава богу, что кружится. А то как не кружится, я уж переживаю, что со мной что-то не так.

– Рун, – Лала чуть отстранилась, уставившись на него ласково-ласково просяще, как лисичка.

– Что? – усмехнулся он её елейному тону, с нетерпением ожидая продолжения.

– Давай на два денёчка останемся. Раз у нас такой праздник. День клятв верности.

– Лала, ну ты что, домой совсем не хочешь? – изумился Рун, всем своим видом словно взывая к её благоразумию. – День, он на то и день, чтобы не быть двумя. Мы на озере месяц были. Месяц! Даже больше, кажется, я уж к концу со счёта сбился. Неужто не хватило?

– Тогда хватило, но уже соскучилась, – пожаловалась Лала. – Две недели как идём.

– Вот мне интересно, если бы дымы костров чужих не появились вблизи, сколько бы мы ещё на озере оставались?

– Не знаю. Я знаю одно, это были самые счастливые денёчки в моей жизни, – поведала Лала переполненным тёплыми нотками голоском. – Это было умопомрачительное счастье, от которого я до сих пор не могу прийти в себя. Сердечку сладенько безмерно. И радостно, что всё это у меня было. И если бы этого месяца не было, Рун, навряд ли бы дошло вот до такого, что у нас сейчас. До клятв. До моей любви. Что-то изменилось во мне, котик, после этого месяца. Очень сильно. Я как будто утонула в счастье, и уже не смогла всплыть, так и погружена в него. Даже наша ссора почти ни на что не повлияла. Едва помирились, и всё, я снова тону.

– Во мне тоже что-то изменилось, – признался Рун. – Словно все мечты сбылись. Ну, почти все. Теперь даже если завтра умирать, я не пожалею, что чего-то не успел. Умру с улыбкой, вспоминая то, что было. Самое главное я успел. Никогда не думал, Лала, что можно быть настолько счастливым. Просто наслаждаться каждой минутой целый месяц, ни забот, ни хлопот, ни тревог, только любимая девушка рядом, только счастье, и радость, и объятья, и более ничего. Так странно. Уверен, у нас в краях нет никого, кто жил подобной жизнью хотя бы несколько дней. Я не представлял, что это вообще возможно. Быть на земле словно в раю.

– Так мы остаёмся на два дня или нет? – мило побуравила его глазками Лала.

– А ты как думаешь? Что я откажу прекраснейшей из фей? – с юмором изобразил он удивление её недогадливостью. – Но только не больше двух, ладно?

– Спасибо, любимый, – засияла она довольно.

– Так я сам хочу.

– Всё равно. Между прочим, Рун, раньше, когда я говорила «любимый», это было чуточку понарошку. А теперь всё взаправду.

– Нашла чем хвастать, – весело заметил он. – Я всегда говорил взаправду. С самого первого дня, как мы стали ласково называть друг друга.

– Вот ты какой! – с притворным осуждением посмотрела Лала на него. – Я думала, тебе будет приятно. Услышать это.

– Мне очень приятно, – улыбнулся ей Рун тепло. – Шучу я, лебёдушка моя. Конечно приятно. Очень. Говорил я, что никуда ты не денешься от любви ко мне. Погоди, ещё замуж попросишься.

Лала рассмеялась.

– Боюсь, откажешь, а то уже бы попросилась.

– Мне не всякая фея подходит, – сообщил он с нарочитой доверительностью.

– И чем я тебя не устраиваю?

Рун призадумался, подыскивая аргументы.

– Ну же, ну! – стала подбадривать его Лала.

– С готовкой у тебя проблемы, – нашёлся он. – Почти всегда я готовлю. Где это видано, что кавалер кашеварит, а дама только ест.

– Кто о чём, а мужчина о кушаньях, – с деланным укором посетовала Лала. – И разве этим утром не я тебя накормила? И я помогала тебе варить, и грибочки мы вместе собирали.

– Ага, собирали. Никогда этого не забуду. И как хворост искали, и грибы, и ягоду. Сплошные объятья. Как я ещё с голоду не помер.

– То-то был такой довольненький, как собирали.

– Собирать хворост и грибы каждому дано. А обнимать самую прелестную из фей только мне. Счастливейший из смертных, – Рун вздохнул от переполненности чувствами светлыми. – Знаешь, Лала.

– Что, мой львёнок?

– Раз этот день такой особенный для нас. Один из самых значимых. День клятв верности, и примирений, и твоих признаний, и нового свидания двухдневного. Сегодня снова можно колдовать красивое. Без штрафов.

– Ой, спасибо! – обрадовалась она, засияв ещё ярче. – Такой ты у меня стал милый да хороший.

– А раньше не был? – весело подивился он.

– И раньше был, – с нежностью сказала Лала

Ненадолго наступила тишина. Они сидели, глядя друг на друга. Смотрели, и смотрели, и смотрели, оба очень счастливые. Их лица были так близко, что казалось, сейчас случится поцелуй.

– Лала, – тихо произнёс Рун.

– Что, суженый мой?

– Тебе не кажется, что у нас всё зашло слишком далеко?

– Может быть, – мягко ответила она.

– Так и должно быть с феями объятий?

– Рун, я не знаю.

– Не боишься, что всё пойдёт ещё дальше?

– Любимый, дальше только замуж. Но выйти за тебя я не могу. Никак.

Они снова замолчали. Не всем и не всегда нужны слова, чтоб поделиться чувствами. Без слов порой даже сильней передаётся меж двух сердец всё, чем они полны, когда любовь в них пламенем пылает. Рун любовался Лалой, а она ему дарила свет своей улыбки, в которой отражалось как всегда так много разного… и ласка, и тепло. И доброта, и капелька лукавства, невинного, и радость, и приязнь. И всё очарование девичье, какое только существует в мире. Неожиданно её глазки озорно заблестели.

– Ну всё, Рун, сейчас я буду колдовать, держи меня, – заявила она, отстраняясь. Поднялась на ножки, воспарила, а сама так и светится.

– Сейчас? – с недоумением молвил Рун, поднимаясь вслед за ней. – Всегда под вечер вроде раньше было.

– А сегодня будет рано, – рассмеялась Лала.

Он придерживал её за талию, а она творила чары, взмахивая ручкой. Раз, и всякая травинка и всякий листик зазеленели ярче, точно изумрудные. Раз, и деревья вокруг разукрасились разноцветными лентами и шарами. Раз, и вода в ручье зажурчала музыкой, из ручья высунули головы рыбки в шляпах и запели. Раз, и лес засверкал алмазным блеском. Воздух стал мягче и наполнился благоуханиями. Ещё взмах, и на Лале появилось пышное белое плате, а на Руне богатые дворянские одежды. Лала повернулась к нему, сияя, словно солнышко, обняла его за шею. Их лица опять оказалось совсем рядом.

– Я всё. Красиво, правда? – счастливо выдохнула она.

– Да. Рисковая ты девушка. Не побоялась нас переодеть. А если б мы остались нагишом? Вот это был бы праздник, – улыбнулся Рун.

– Ах, котик, я сейчас так воодушевлена. Что всё само собой выходит. Магия творится вдохновенно. Легко. Я не боялась. Даже не думала об этом.

– Тебе очень идёт. Свадебное платье, – искренне с восхищением произнёс Рун.

– Милый, это не подвенечное. Это бальное, – объяснила Лала довольно. – Есть разница. Здесь нет фаты, к примеру.

– Понятно. Всё равно ты в нём прекрасна. Моя красавица.

– Ты тоже. В таком наряде прямо принц.

– Ну да, не отличить, – усмехнулся Рун. – Лала, а эта одежда насовсем? Мне всё-таки хотелось бы потом вернуть свою.

– Рун, эта магия рассеется ровно в три часа ночи.

– А когда она рассеется, моя старая одежда окажется на мне?

– Ой, Рун. Я не знаю. Наверное.

– Наверное?!! – оторопел Рун.

– Ну, заинька, я не подумала об этом. Я не знаю. Должно всё стать как раньше. Наверное.

– О боже, Лала! С тобою не соскучишься, – добродушно покачал он головой.

– Так ты не сердишься? – состроила Лала жалостливую виноватую гримаску.

– Нет. Я счастлив. Когда ты рядом.

– Рун, давай договоримся, – её личико стало очень серьезным. – Дай мне слово, что ежели одежда все же не вернётся… ежели ты проснёшься, а я ещё сплю, и… без всего. Ты сразу же глаза закроешь накрепко. И не посмотришь на меня. Хоть я и не смогу узнать, смотрел ты или нет. Ладно? Разбудишь меня с закрытыми глазами. И станешь ждать, пока я не скажу.

– Лала, но я-то тоже буду без одежды, – напомнил Рун со значением.

– Ой! – она покраснела.

– Придётся нам не спать до трёх часов, – поделился мыслью он. – Чтоб сразу с этим как-то разобраться.

– Придётся, – улыбнулась Лала.

– Лала.

– Что?

– Можно пригласить тебя на танец?

– Но ты же не умеешь, Рун, – удивилась она.

– А ты мне будешь говорить, что делать. Пусть выйдет неуклюже. Но всё же получится, что мы как будто танцевали. В этот день. В наш праздник.

Глазки у Лалы снова озарились восторгом.

– Столько подарков сегодня! Какая я счастливая! Спасибо, любимый!

Она поцеловала его в щёчку.

***