Отзывы на книги автора «Иван Шмелев»

После прочтения этой книги я могу уже с уверенностью сказать, что Иван Сергеевич плотно обосновался в рядах моих любимых писателей. Я крайне редко ставлю 5-ки, а это уже вторая его книга, которая получила такую оценку. Первая была «Старый Валаам», от которого я была в не меньшем восторге.

Эта книга как нельзя кстати мне выпала для чтения именно в Великий Пост. Мне кажется, именно такую литературу и стоит читать в это время. Хотя, такую литературу полезно читать в любое время, просто сейчас она замечательно ложится на душевное состояние.

Иван Сергеевич попадает в мое сердце с планомерной точностью. С какой любовью, благостью, тёплой улыбкой и добротой он пишет каждое свое предложение! Сколько раз, читая книгу, я улыбалась или даже роняла слезу. А со мной, надо сказать, это крайне редко происходит. Надо ооочень постараться, чтобы довести меня до слез – я тот еще черствый сухарь. А Ивану Сергеевичу это легко удается. Он, казалось бы, даже не прилагает никаких особых усилий.

Кроме того, книга невероятно красива! Тут совершенно потрясающий язык и стиль написания. И даже несмотря на то, что автор очень много использует в тексте речи простолюдин со своими специфическими словечками (много интересного, кстати, узнала), читать было необычайно приятно.

В-вторых, полезно с религиозной и познавательной точек зрения. Массу полезного я узнала о православных праздниках. О том, как раньше было принято отмечать Пасху, Масленицу и т.д. О традициях, которые были приняты.

А сколько тут вкусной еды! На голодный желудок лучше такое не читать. Причем в основном описываются постные, казалось бы, пресные блюда, а они кажутся такими вкуснющими! Несколько раз ловила себя на мысли, что слюнки потекли... Капустка, грибочки, постные пирожки…ох...

Очень здорово описываются православные службы. И потрясающие ощущения мальчика после исповеди. Очень знакомо (знаю, ходила на исповедь).

Мне кажется, такую литературу полезно читать всем. Не важно, какого ты вероисповедания. Эта книга полна доброты, света, весеннего тепла и любви. Она о людях, с которыми ты живешь рядом, о твоем родном крае, о родителях, о друзьях. Очень красиво, познавательно и душевно.
Такие книги делают людей лучше.

Рекомендую всем и каждому!

Очень удачно я начала прослушивание книги. По календарю - начало поста, первая неделя. И книга начинается с Великого поста. Подумалось: вот бы и читать её с учётом течения времени, неспешно, сверяясь с праздниками и событиями за окном. Понравился спокойный размеренный настрой: верилось, что вера незыблема, любовь вечна, в стране может царить мир и спокойствие, в семье - достаток и лад... Рассказ от имени шести-семилетнего мальца придавал повествованию детскую чистоту и наивность...
Чем больше я слушала книгу, тем неоднозначнее она мне стала казаться. Роман-трилогия включает «Праздники. Радости. Скорби» и первая моя претензия как раз к этому разделению. Хотелось перекроить повествование, совместить праздники и радости, а не знакомиться дважды с повторяющимися событиями. Иногда казалось, что я потеряла прослушиваемую дорожку и возвратилась к событиям первой части трилогии, настолько похоже они звучали.
Для сравнения. Часть «Праздники»:

Сегодня Прощеный день, и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в «темненькой», и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет: «Не прощаю!»

Часть «Радости»:

В пятницу, перед вечерней, подходит самое стыдное: у всех надо просить прощение. Горкин говорит, что стыдиться тут нечего, такой порядок, надо очистить душу. Мы ходим вместе, кланяемся всем смиренно и говорим: «Прости меня, грешного». Все ласково говорят: «Бог простит, и меня простите». Подхожу к Гришке... А я перед ним, правда, очень согрешил: назло ему лопату расколол, заплевался и «дураком» обругал.

Точно так повторяются и другие события (например, про ледяной дом). А ведь как было бы здорово сделать книгу настольной, читать как православный календарь. Третья часть не вписывается в подобную идею слишком личными событиями.
Увы, беспокоили меня и другие оговорки, мешающие считать чтение душеспасительным. Описывая впечатления от лица мальчика, автор иногда приписывал мальчугану слишком взрослые высказывания. Из-за этого герой (он же автор) представлялся то наивным чистым ребёнком - добрым и рассудительным, то слишком мудрым проповедником или ревностным обвинителем, что не сочетается с детским возрастом. Хотелось одёрнуть мальчика, делающего замечания взрослым, указывая на их грехи. Мне больше нравился тот Ваня, который перекручивал слова, не понимая их значения, пытался придать смысл и объяснение.

«Их-фимоны»… А у нас называют – «ефимоны», а Марьюшка-кухарка говорит даже «филимоны».

Утомляли многометровые списки кушаний, постоянно перемежающие текст. Оно и понятно, рассказ о праздниках, а где застолье, там и угощенье. Но слушать в течении часа перечисления стерляжьих расстегаев, крокеточек рыбных с икрой зернистой, ухи налимьей, кулебяк со свежими белыми грибами и с визигой в икре судачьей, волованов-огратэнов, фаршированных каплунов, котлеток из белужины высшего отбора с подливкой из грибков с каперсами-оливками, паровых сигов с гарниром из рачьих шеек, ореховых тортов, миндальных кремов, ананасных маседуанов... не хватало сил. Постоянно возникали мысли о чревоугодии и невоздержании.
Пара цитат из одной главы (из этой же главы можно было ещё с десяток принести).

.

Автор точно определил направление произведения - слишком личное, автобиографичное с ностальгической ноткой: «Я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце», поэтому не стоит рассматривать книгу, как рекомендацию для духовных чтений, скорее, как исторические зарисовки былых времён. Тем более, что герои повествования не выдуманы, автору удалось оживить их, сделать зримыми, понятными. Особенно хорош Горкин - человек старинный, заповедный. Вот к кому хотелось прислушиваться.

Аудиокнигу слушала в прочтении Светланы Репиной (19 часов 21 минута). Скорость убыстряла, так как читала Светлана медленно, некоторые сложные слова проговаривая чуть ли не по слогам (следует учитывать труднопроизносимые архаизмы и исто­риз­мы). Есть более выразительная и эмоциональная начитка Екатерины Краснабаевой, но мне пришлось от неё отказаться, так как актриса резко меняет голос, и если начало предложения звучало очень громко, то окончание я не слышала из-за тихого шёпота (приходилось сверяться с электронным вариантом).

Очень удачно я начала прослушивание книги. По календарю - начало поста, первая неделя. И книга начинается с Великого поста. Подумалось: вот бы и читать её с учётом течения времени, неспешно, сверяясь с праздниками и событиями за окном. Понравился спокойный размеренный настрой: верилось, что вера незыблема, любовь вечна, в стране может царить мир и спокойствие, в семье - достаток и лад... Рассказ от имени шести-семилетнего мальца придавал повествованию детскую чистоту и наивность...
Чем больше я слушала книгу, тем неоднозначнее она мне стала казаться. Роман-трилогия включает «Праздники. Радости. Скорби» и первая моя претензия как раз к этому разделению. Хотелось перекроить повествование, совместить праздники и радости, а не знакомиться дважды с повторяющимися событиями. Иногда казалось, что я потеряла прослушиваемую дорожку и возвратилась к событиям первой части трилогии, настолько похоже они звучали.
Для сравнения. Часть «Праздники»:

Сегодня Прощеный день, и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в «темненькой», и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет: «Не прощаю!»

Часть «Радости»:

В пятницу, перед вечерней, подходит самое стыдное: у всех надо просить прощение. Горкин говорит, что стыдиться тут нечего, такой порядок, надо очистить душу. Мы ходим вместе, кланяемся всем смиренно и говорим: «Прости меня, грешного». Все ласково говорят: «Бог простит, и меня простите». Подхожу к Гришке... А я перед ним, правда, очень согрешил: назло ему лопату расколол, заплевался и «дураком» обругал.

Точно так повторяются и другие события (например, про ледяной дом). А ведь как было бы здорово сделать книгу настольной, читать как православный календарь. Третья часть не вписывается в подобную идею слишком личными событиями.
Увы, беспокоили меня и другие оговорки, мешающие считать чтение душеспасительным. Описывая впечатления от лица мальчика, автор иногда приписывал мальчугану слишком взрослые высказывания. Из-за этого герой (он же автор) представлялся то наивным чистым ребёнком - добрым и рассудительным, то слишком мудрым проповедником или ревностным обвинителем, что не сочетается с детским возрастом. Хотелось одёрнуть мальчика, делающего замечания взрослым, указывая на их грехи. Мне больше нравился тот Ваня, который перекручивал слова, не понимая их значения, пытался придать смысл и объяснение.

«Их-фимоны»… А у нас называют – «ефимоны», а Марьюшка-кухарка говорит даже «филимоны».

Утомляли многометровые списки кушаний, постоянно перемежающие текст. Оно и понятно, рассказ о праздниках, а где застолье, там и угощенье. Но слушать в течении часа перечисления стерляжьих расстегаев, крокеточек рыбных с икрой зернистой, ухи налимьей, кулебяк со свежими белыми грибами и с визигой в икре судачьей, волованов-огратэнов, фаршированных каплунов, котлеток из белужины высшего отбора с подливкой из грибков с каперсами-оливками, паровых сигов с гарниром из рачьих шеек, ореховых тортов, миндальных кремов, ананасных маседуанов... не хватало сил. Постоянно возникали мысли о чревоугодии и невоздержании.
Пара цитат из одной главы (из этой же главы можно было ещё с десяток принести).

.

Автор точно определил направление произведения - слишком личное, автобиографичное с ностальгической ноткой: «Я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце», поэтому не стоит рассматривать книгу, как рекомендацию для духовных чтений, скорее, как исторические зарисовки былых времён. Тем более, что герои повествования не выдуманы, автору удалось оживить их, сделать зримыми, понятными. Особенно хорош Горкин - человек старинный, заповедный. Вот к кому хотелось прислушиваться.

Аудиокнигу слушала в прочтении Светланы Репиной (19 часов 21 минута). Скорость убыстряла, так как читала Светлана медленно, некоторые сложные слова проговаривая чуть ли не по слогам (следует учитывать труднопроизносимые архаизмы и исто­риз­мы). Есть более выразительная и эмоциональная начитка Екатерины Краснабаевой, но мне пришлось от неё отказаться, так как актриса резко меняет голос, и если начало предложения звучало очень громко, то окончание я не слышала из-за тихого шёпота (приходилось сверяться с электронным вариантом).

Необычное произведение. Есть в нём какая-то необъяснимая притягательность и сила, хотя поначалу, признаюсь, с трудом пробивалась.
Весь роман - это рассказ, поток мыслей и впечатлений тульской старушки, которая всю жизнь проработала няней (няничкой) у некоторой Катички.
Катичка, эта изнеженная, избалованная барыня, и есть главная героиня рассказа Дарьи Степановны. Кажется, что она ещё и смысл жизни этой простой мудрой женщины.
Оно то понятно. Бывшая крепостная, она привыкла с ночи до зари работать на господ, исполнять их прихоти, угождать и лелеять их капризных детей. Ей и в мыслях не приходит обижаться на некоторые глупые выходки своей воспитанницы. Привыкнув быть вещью, очень сложно перестроиться и чувствовать себя личностью. Да и не в её возрасте. Кроткая простая душа, она любит свою Катичку, старается научить её уму-разуму, переживает за сироту и беспокоится за неё.
Хотя нет, ошибаюсь, иногда задевали её Катичкины слова, но всё равно находила она ей оправдание.

«Ах, надоела ты мне, скрипучая улитка!» – мне-то.
Навязалось на язык – улитка и улитка. Плакала от обиды: вот уж и улитка стала, как червь какой. Ходила за ней, ночей не спала, пеленок за ней что, за мокрохвостой, перестирала…  – и теперь я улитка! Да знаю, барыня, не со зла она, а с озорства, сердечко у ней доброе… а обидно. Да что, к тому и шло… а вот что людей людями перестали считать.

Образ нянички - светлый, запоминающийся. Любящая, заботливая, тонко чувствующая натура, даром, что старая и неграмотная. Да и с юмором у неё всё в порядке. И рассказчица она потрясающая.
Незаметно для себя я втянулась в эту круговерть, рассказанную Дарьей Стапановной: революция, любовь, бегство из России, странствия по миру. Это было интересно, это оказалось оригинальнй точкой зрения, это стало в некоторой мере открытием.
Как жили господа до революции, как приняли её. Кто-то остался, кто-то убежал. Странствия по миру, если это не путешествия досуга ради, не такая уж занятная штука. Чужбина не жалует. Но и своя страна отвергла. Тяжело. Страшно.
Да, прелюбопытные вещи можно узнать за чашкой чая. И пусть это оказалась сказка с красивым финалом, всё равно она оставила какую-то лёгкую грусть. Странное послевкусие сладкого с горьким.

Самое забавное было увидеть в конце повести дату написания — 1911 год. Потому что во время чтения возникло и не отпускало ощущение, что речь идёт о 1915-16 гг. И всё как будто говорило об этом периоде истории России: и упоминания о войне, и революционные брожения, и вообще весь дух книги был оттуда, из преддверия революционного. А оказалось, что это был вполне мирный период, и как раз на самый спад пошла революционная активность, и войны никакой не было вот уже добрых шесть лет. Наверное замысел этого произведения у автора возник либо в годы русско-японской войны, либо ненамного после её окончания (и тут же иду проверять это своё предположение и ничего не нахожу — хотя, может быть просто плохо искал).

В центре внимания автора (и читателя) находится «маленький» человек Яков Софронович, работающий официантом в ресторане. Казалось бы, ну что официант, что можно вытащить привлекательного и интересного для читателя из этакого неказистого персонажа? Однако Иван Шмелёв проделывает всё это вытаскивание с изрядным мастерством. И дело даже не в том наборе событий и происшествий внутрисемейной жизни главного героя и членов его семьи, и даже не в тех ресторанных сокровенных тайнах, которые приоткрывает читателю автор устами своего героя. А прежде всего (по крайней мере для меня — прежде всего) привлекает сама форма — повесть написана от «Я» рассказчика и одновременно главного героя. Т.е. перед нами некий внутренний монолог, в котором Яков Софроныч говорит нам обо всём подряд, что его тревожит в данный момент или в эти дни — и тут мы узнаём и всю подноготную ресторанной разгульной жизни богатеев, и грязное похабное закулисье «кабинетной» и «будуарной» возни, и все чаяния и мечтания самого Якова Софроновича, и судьбы его детей и супруги, и жизненные мелочи причастных к существованию семьи нашего визави людей. Причём, поскольку этот рассказ идёт от внутреннего «Я» героя, то и по форме Шмелёв сделал повествование очень близким к тому, как у нас и в самом деле происходят вот эти внутренние монологи, которые мы то и дело ведём сами с собой и о сути которых мы не так часто и задумываемся (не зря в тексте много многоточий). И при чтении повести порой возникает стойкое ощущение, что автор как бы воспользовался неким гипотетическим «записывающим» устройством, чтобы «снять» все мысли и внутренние непроговорённости своего героя неким ментоскопом и затем попросту привёл их в литературную форму.

Ну, а если о сути всего того, что и о чём нам рассказывает Яков Софронович, то конечно мы имеем дело с откровениями маленького обижаемого всеми человека, практически смирившегося со своим зависимым положением в том обществе, которому он терпеливо служит. И зная обо всех тех мерзостях, которые совершаются сильными мира сего в ресторанном закулисье, наш герой практически не сопротивляется им и даже внутренне почти не критикует. Да и что он может сделать со всем этим гнилым продажным миром!

И как ни странно, эта столетней, вековой давности повесть вовсе не превратилась в замшелый литературный памятник. А, как мне кажется, наоборот, как нельзя более актуальна и злободневна. Ибо есть богатые и богатенькие и в наши дни, и есть также «маленькие» люди, и есть всё это ресторанно-клубное закулисье, о котором все и всё знают и которое молчаливо принимают. А то и участвуют во всём этом (и сразу в голове Сергей Минаев с его «Духless» и прочими романами-откровенностями).

Произведение Ивана Шмелёва "Неупиваемая чаша" входит в рамки традиционной для автора религиозной православной тематики и представляет собой достаточно небольшую по размерам повесть об одном талантливом живописце, крепостном мальчике, юноше, который пройдя через ряд духовных и нравственных испытаний, становится одаренным иконописцем. Познав любовь земную к своей барыне и не очернив святой облик своей любимой, очищаяясь через страдания и болезнь, после смерти своей любимой, он отошел сам к Богу, написав по образу её икону Богоматери, которая в народе за свои чудотворные свойства позднее получила название Неупиваемая чаша.

Сюжет довольно прост - талантливый мальчик, возросший в прямом и переносном смысле в грязи крепостных отношений девятнадцатого века, сын маляра, он сам начинает рисовать с младых лет, становится заметен своими работами. От грязи и несправедливости, побоев и прелюбодеяний он находит отдохновение и утешение в тихих прохладных стенах монастыря. Иван Шмелев - православный писатель, поэтому тут и видения, и чудесное заступничество по молитвам Царице Небесной.

Произведение удивительно светлое, чистое. Шмелев, как православный автор, уникален - у него нет нравоучительных пассажей, нет тяжелой догматики, нет навязывания единого знания религиозной правды. Произведения Шмелева - и эта повесть не исключение - это красивые светлые картины русского православного уклада ("Лето Господне"), русского православного характера ("Неупиваемая чаша"), русского православного монашества и православия в чистом его виде ("Старый Валаам").

Я бы рекомендовала читать эту книгу всем, кто немного устал от нашей быстротечной жизни и постоянного стресса, а также тем, кто хочет почитать что-то принципиально для себя новое, светлое, для души. Думаю, что проиведения Ивана Шмелева не будут раздражать даже самого яростного атеиста - так много в них просто нашего русского, настоящего. А православие? А разве может быть Россия Россией, а душа "неизъяснимой" и мистической без Бога?

Иногда меня всё-таки заносит обратно в русскую классику, по долгу учёбы или из-за угрызений совести, хотя я слишком много прочитала её раньше, чтобы и теперь чувствовать в полной мере её своеобразность и самобытность. Так грустно, что лучшее для тебя уже закрыто или не играет прежними красками.

Возможно, это не касается Шмелёва. Его "Лето Господне" глубоко потрясло меня много лет назад. Я решила открыть что-то более скромного объёма, чтобы убедиться в том, что Шмелёв по-прежнему для меня актуален.

"Неупиваемая чаша" всё же больше повесть, чем рассказ, — охватывается довольно большой промежуток времени. Здесь всё по традиции — композиция а-ля "рассказ в рассказе", проблема тяжёлой крестьянской доли и поиск смысла жизни. Прибавим к этому контраст прошлого и настоящего, в котором байки о барском самодурстве перемешаны с криками "Да давайте пить чай!", а призраки прошлого не больше, чем просто тени в полуразрушенном склепе. Новым для меня стало повествование о самой иконе, о предыстории её создания.

По-другому Шмелёв раскрыл и ключевую проблему творчества. Удивительно, как из простого мальчика Ильи, зажатого и всего боявшегося, в итоге получился настоящий творец. Талант не спрячешь, его видно сразу, несмотря на все ухищрения. И как только понять, кому дан дар с рождения, а кому — нет? Очень удачно, хоть и сжато, показано путешествие Ильи по приказу барина. И Италия, и Турция привлекают свободой как в плане искусства, так и буквально (от крепостного права), но наш художник возвращается в Россию, чтобы расписывать церкви. Такое отношение к родине, где тебя не ждут и не ценят, вполне объяснимо для человека того времени. В этом же и идея — если у тебя есть дар, ты всюду сможешь его применить, вопрос только, какой ценой.

Илья похож на человека не от мира сего. Деньги ему предлагают за работу — не берёт. Что-то не по нему — терпит, не ропщет. Ищет силы в молитвах и упорно делает своё дело, как бы кто ни реагировал. И любовь для него — чувство высокое, не смешанное с похотью. На искушения Илья не ведётся, терпеливо ожидая грандиозную любовь, по сравнению с которой остальные увлечения — пыль.

Образ Анастасии Ляпуновой — едва ли не самый светлый и действительно высокий в русской классике. Сама проза Шмелёва озаряет светом — не холодным, не ослепительным, а именно согревающим, ободряющим, дающим надежду на лучшее. А образ Анастасии — это буквально средоточие тепла, жизни, света, на который больно смотреть из-за его невинности и идеальности. Чувства Ильи к ней не опошлены, не снижаются ни на йоту, даже когда ему велели рисовать портрет барыни.

Что хотелось бы сказать в заключение. Читать можно и нужно, главное — помнить при этом, что перед нами всё-таки художественное произведение, а не документ с информацией о том, откуда взялась икона. Шмелёв в этом повторяет мысль Куприна, что истинная любовь, как и настоящее искусство, требует жертв и часто раскрывается на фоне трагедии.

Иногда меня всё-таки заносит обратно в русскую классику, по долгу учёбы или из-за угрызений совести, хотя я слишком много прочитала её раньше, чтобы и теперь чувствовать в полной мере её своеобразность и самобытность. Так грустно, что лучшее для тебя уже закрыто или не играет прежними красками.

Возможно, это не касается Шмелёва. Его "Лето Господне" глубоко потрясло меня много лет назад. Я решила открыть что-то более скромного объёма, чтобы убедиться в том, что Шмелёв по-прежнему для меня актуален.

"Неупиваемая чаша" всё же больше повесть, чем рассказ, — охватывается довольно большой промежуток времени. Здесь всё по традиции — композиция а-ля "рассказ в рассказе", проблема тяжёлой крестьянской доли и поиск смысла жизни. Прибавим к этому контраст прошлого и настоящего, в котором байки о барском самодурстве перемешаны с криками "Да давайте пить чай!", а призраки прошлого не больше, чем просто тени в полуразрушенном склепе. Новым для меня стало повествование о самой иконе, о предыстории её создания.

По-другому Шмелёв раскрыл и ключевую проблему творчества. Удивительно, как из простого мальчика Ильи, зажатого и всего боявшегося, в итоге получился настоящий творец. Талант не спрячешь, его видно сразу, несмотря на все ухищрения. И как только понять, кому дан дар с рождения, а кому — нет? Очень удачно, хоть и сжато, показано путешествие Ильи по приказу барина. И Италия, и Турция привлекают свободой как в плане искусства, так и буквально (от крепостного права), но наш художник возвращается в Россию, чтобы расписывать церкви. Такое отношение к родине, где тебя не ждут и не ценят, вполне объяснимо для человека того времени. В этом же и идея — если у тебя есть дар, ты всюду сможешь его применить, вопрос только, какой ценой.

Илья похож на человека не от мира сего. Деньги ему предлагают за работу — не берёт. Что-то не по нему — терпит, не ропщет. Ищет силы в молитвах и упорно делает своё дело, как бы кто ни реагировал. И любовь для него — чувство высокое, не смешанное с похотью. На искушения Илья не ведётся, терпеливо ожидая грандиозную любовь, по сравнению с которой остальные увлечения — пыль.

Образ Анастасии Ляпуновой — едва ли не самый светлый и действительно высокий в русской классике. Сама проза Шмелёва озаряет светом — не холодным, не ослепительным, а именно согревающим, ободряющим, дающим надежду на лучшее. А образ Анастасии — это буквально средоточие тепла, жизни, света, на который больно смотреть из-за его невинности и идеальности. Чувства Ильи к ней не опошлены, не снижаются ни на йоту, даже когда ему велели рисовать портрет барыни.

Что хотелось бы сказать в заключение. Читать можно и нужно, главное — помнить при этом, что перед нами всё-таки художественное произведение, а не документ с информацией о том, откуда взялась икона. Шмелёв в этом повторяет мысль Куприна, что истинная любовь, как и настоящее искусство, требует жертв и часто раскрывается на фоне трагедии.

Опять повелась на рецензии друзей-сочитателей.(Живите долго и не кашляйте, но желаю вам пару раз икнуть :))
Главное условие для чтения книги: должна быть близка и интересна тема православия. Если у вас этого нет, не мучайте ни себя , ни книгу, т.к. именно о Карелии, о святой земле-Валаам и истории здесь очень-очень мало. Но те, что есть описания природы, написано так красиво, что просто хочется посетить эти места.

Вся книга-повесть - описание жития-бытия монастыря, которое Шмелев увидел во время свадебного путешествия(!!!) Странный выбор, не правда ли? Шмелев очень подробно описал уклад жизни монахов. На острове всё делается "во имя", с благословения и никак иначе.

Читать или нет? Для общего развития - да.
Я не попала с настроением и поэтому совсем небольшую повесть, пусть и написанную красивым языком, читала аж 3 дня

Небольшая повесть, совсем небольшая. О самом простом человеке, крепостном, но ставшим художником, иконописцем.
Вначале как-то с трудом включилась в книгу, но потом, она меня настолько захватила, вовлекла в себя и не отпускала до самого конца. И все на себе чувствуешь, что происходит с главным героем. Сомнения, мысли, дела...
Нелегкая жизнь и тем не менее сказка... Да, пусть эта книга сказка для взрослых, при чем очень добрая, но такие книги тоже нужны. Вот уже и другую книгу слушать начала, а все равно от этой книги до сих пор тепло и светло на душе.