1
Отличительные черты поэзии

Принято считать, что всякое серьезное обсуждение проблемы должно начинаться с четкого определения объекта исследования. Однако затруднительно дать исчерпывающее определение поэзии, хотя бы потому, что, являясь определенным видом искусства, поэзия пронизывает всю жизнь человека. В обыденной жизни она проявляется в новизне, неожиданной выразительности слов: «табуретки листают» (Асеев, 1964, с.425). «Будьте добры, причешите мне уши», – сказал Маяковский, и «гладкий парикмахер сразу стал хвойный» (Маяковский, Ничего не понимают, 1913). Поэзия – это красота математической формулы, и желтое солнце Ван Гога, миф о Прометее, и Ника Самофракийская. Все это правильно, но нас будет интересовать поэзия как определенная форма литературы, то есть, как она воплощается в словах.

Стихотворное произведение отражает трансформацию взаимодействия многих факторов. Может быть, по этой причине существует множество определений поэзии.

Поэзия – религия: «Поэзия сама в себе есть самая истинная, самая возвышенная общечеловеческая религия, не знающая никаких искусственно созданных преград и распространяющаяся по миру подобно свету…» (Чижевский, 1987, с. 207).

Поэзия – образ: «Это – двух соловьев поединок…» (Пастернак, Определение поэзии, 1917).

Поэзия – процесс:

 
«Поэзия —
та же добыча радия.
В грамм добычи,
в год труды.
Изводишь,
единого слова ради тысячи тонн
словесной руды»
 

(Маяковский,

Разговор с фининспектором о поэзии, 1926)

В. К. Тредиаковский так рассуждает о поэзии (Тредиаковский, 2009, с. 100): «Как живописная картина, так поэзия: она есть словесное изображение. Преизрядно после Горация уподобляется поэзия живописи; но стих я уподобляю краске, употребленной на живопись. Что изображено краскою весьма есть различно от нея, равно и поэзия, всеконечно, есть не стих: сей есть, как краска, а поэзия, как изображенное ею. Чего ради некто Эризий Путеанский написал основательно: «Иное быть пиитом, а иное стихи слагать»…. Прямое понятие о поэзии, есть не то, чтоб стихи составлять, но чтоб творить, вымышлять и подражать» (Тредиаковский, Мнение о начале поэзии и стихов вообще, 1752).

В. А. Соснора предпочитает говорить о поэтике, а не о поэзии: «Поэзия – слишком широко употребляемый термин, поэзия – это всё: и природа, и впечатления, и любовь, и сны, и явь, и скорость, и солнце, и тьма – можно перечислять без конца, и словесность, и немота, и т. д. и т. п. – в общем, гуляй, душа, лишь бы было что за душой.

Поэтика – термин намного уже, это стихи, не что и о чем, а как написано. И тут мы сталкиваемся с парадоксом: вроде бы чьи-то стихи захватывают, так сказать, душу, щекочут нервы, вызывают смех и слезы, а закрываешь книгу – и как будто ничего не читал» (Соснора, Речь по случаю вручения национальной литературной премии «Поэт», 2011).

А вот размышления о поэзии Ю. П. Кузнецова (Кузнецов, 2015, с. 153): «Что такое поэзия? На этот вопрос имеется много разных ответов, даже взаимоисключающих, и все они ходят вокруг да около, хватая дым от огня. Вроде что-то схвачено, а приглядишься – нет ничего, пусто.

Поэзия не поддаётся определению. Она тайна. Легче схватить момент её зарождения. Вот мнение Гегеля: «Поэзия возникла впервые, когда человек решил высказаться»… Его догадка верна по направлению к слову. Человеческое слово – дар Божий. Народ творит устами поэтов.

Божья искра и есть дар поэзии. Обычно этот дар дремлет во всех людях, как горючее вещество, и возгорается только в тех, кому дано «глаголом жечь сердца людей». Пламя поэзии бушует в устном народном творчестве, в псалмах, в речениях пророков (все пророки были поэтами), в гимнах Ригведы, в русских былинах. В меру этого дремлющего дара люди чувствуют поэзию в природе, в земле, воде, огне, воздухе, в земледельческом труде, в душе и натуре человека, и всюду, где есть упоение: во хмелю, в бою, и «бездны мрачной на краю», и даже в такой абстракции, как числа».

Кристофер Кодуэлл выделяет следующие отличительные черты, определяющие принадлежность литературного произведения к поэзии: поэзия ритмична, непереводима, иррациональна, несимволична, конкретна и характеризуется способностью вызывать сильные эстетические переживания (Кодуэлл, 1969, с.170–184).

Поэзия ритмична

В работе, разговоре на деловую тему, в размышлениях о завтрашнем или прошедшем, повседневной деятельности словам придается смысл более или менее точно соответствующий действительности, прозаический обыденный смысл: «дом – это дом». Слова связывают нас с внешним миром. Иллюзию ухода от внешнего мира дает поэзия, использующая эмоциональный, скрытый смысл слова. Подчеркнуто организованный ритм поэзии облегчает совместную декламацию, вводит человека в «мир социальных эмоций» (термин Кодуэлла). На празднестве люди видят, слышат друг друга, но есть и другой вид общения, когда человек как бы растворяется в атмосфере празднества, незримо чувствует присутствие другого. Возможно, именно поэтому, ритм, как правило, весьма тонко соответствует времени, эпохи создания произведения.

Ритм заставляет человека замкнуться в себе, дает ему новое время – дыхание стиха, и новое пространство – пространство из слов, окрашенных эмоциями. В момент такого самоуглубления человек как бы уходит из мира рациональной реальности в иллюзорный мир эмоциональной общности, возвращается к комплексу заложенных в нем инстинктов, физиологическому изначальному ритму.

Поэзию образуют слова

Слово имеет предметный рациональный смысл, поскольку оно служит для обозначения предмета, чувства, действия, и скрытый эмоциональный, который проявляется в особом воздействии слова на чувство человека. Одни и те же по смысловому значению слова «огромный», «колоссальный», «грандиозный» имеют разную эмоциональную окраску. Эмоциональность не характерна для предметов, которые обозначают слова. Эмоциональность свойство символа этого предмета, свойство слова.

 
Листочки.
После строчек лис —
точки.
 

(Маяковский,

Исчерпывающая картина весны, 1913)

С одним и тем же словом могут быть связаны различные воспоминания, которые возникают, когда оно произносится. «Море» – у одних с этим будут связаны парус, волны, берег, у других – небо, отраженное на воде и т. д. С каждым словом ассоциируется множество других, когда слова объединяются в группу. Часть эмоций, часть ассоциаций неизбежно пропадает, другая часть, наоборот усиливается. Так используются эмоциональные свойства стихового слова.

Именно в поэзии полностью раскрываются эмоциональные свойства слова. Для прозы характерно более полное использование его предметного рационального значения.

Про стихотворение, как и любое другое произведение искусства, можно сказать, что оно повествует о том-то, например, о ветке ивы. Ясность содержания можно даже усилить, переставив надлежащим образом слова. Однако подобно тому, как при пересказе сна, окружающие не понимают, что же в нем интересного, вся красота стиха исчезает.

 
По улицам метель метет,
Свивается, шатается,
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
 

(Блок, 1907)

Попробуйте поменять порядок слов хотя бы в первой строке «метель по улицам метет», получится неуклюже, при сохранении рационального содержания. Семантика стиха меняется при любом нарушении его конструкции. Свойства стиха теряются при переводе. Можно создать новое произведение, воспроизвести оригинал на другом языке нельзя. Поэзия непереводима.

Итак, стих образуют слова. Однако после того, как слова расставлены, оказывается, что поэзия, это также и то, что между слов. Между слов настроение. Один и тот же стих даже одним читателем (слушателем), по-разному воспринимается в разное время. Эмоциональные свойства ассоциации слов проявляются в полной мере, когда отзвучит последнее слово.

В восприятии стиха остаются пробелы, неопределенность которых как бы указывает, возможное направление движения, каким образом будут происходить события на самом деле. Прямо ничего не утверждается. Произносимые слова, музыка стиха должны вызывать такие эмоции, которые приводили бы человека к открытию. Важно знать и уметь, чего не надо договаривать, что оставить за наблюдателем. Неопределенность сама эмоциональна. В отличие от науки, в которой необходимо описать явление по возможности более точно и определенно, в поэзии важна точность другого рода, эмоциональная согласованность с внутренним миром человека. Промежутки, незаполненные пробелы углубляют, уточняют эмоциональную окраску стихового слова. Перефразировка стихотворения, даже при сохранении предметного содержания, приводит к потере его эмоционального воздействия. Поэзия иррациональна.

Поэзия несимволична и конкретна

Несимволичность поэзии следует из ее непереводимости. В математике утверждение «восемь плюс девять равно семнадцати» будет истинным на любом языке, поскольку слова, составляющие это утверждение, не представляют интереса сами по себе, фактически являясь символами. Универсальность символического языка математики противоположна непереводимости поэзии. Символы, используемые в поэзии – не отвлеченные категории, а многозначные образы и смыслы. Поэзия является не абстрактным, а предельно конкретным несимволическим языком. По существу, поэтическое произведение является единственным в своем роде высказыванием поэта, относящимся к конкретному предмету, времени, настроению.

Способность вызывать сильные эстетические эмоции

Неэстетические эмоциональные проявления индивидуальны и возникают в результате частного опыта. Например, телеграмма о рождении ребенка может вызвать у его бабушки или отца исключительно сильные эмоции, однако этого не будет у посторонних людей. В данном случае язык телеграммы используется символически, даже если телеграмма будет состоять из единственного закодированного слова «наутилус», о значимости котором заранее договорились, произведенный телеграммой эффект будет таким же сильным. Поэзия вызывает устойчивые эстетические эмоции, присущие не одному индивидууму, а целому миру людей (Кодуэлл, 1969, с. 184). Способность к эстетическим эмоциональным проявлениям связана с соприкосновением человека с «миром социальных эмоций».

Это свойство поэзии полагал существенно важным Л. Н. Толстой: «Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает… Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело» (Толстой, Записная книжка, 28 октября 1870).