Глава 2

Не прошли и сутки, как я стоял в холе аэропорта города Осло и глядел на доску с расписаниями автобусов и электричек, призванных доставить прилетевших пассажиров до самой столицы Норвегии. За плечами остался десятичасовой автопробег до столицы и трехчасовой перелёт.

Деньги были собраны, документы для выезда оформлены, оставалось лишь заказать билеты на самолёт и попрощаться с любимой Родиной. Сложнее было с работой…

После сдачи смены в восемь утра я тут же написал заявление о переносе отпуска и подал его на визирование Палычу. Тот мельком глянул на бумагу, разорвал её на кусочки и так же меланхолично продолжил что-то записывать в толстом амбарном журнале.

– Палыч, а ты не прифигел? Мне отпуск нужен! Сегодня!

– А кто работать будет? – поднял он свои водянистые глаза. – Папа Карло?

– Палыч, не зли. Ты же знаешь, что у меня ребенка похоронили.

– Ну, так ведь уже похоронили, спешить-то некуда, – вновь принялся он за писанину. – Неделей раньше, неделей позже – какая раз… – но договорить я ему не дал, с размаху залепив по лысому виску кулаком. Начальник отлетел к стене и удачно приложился затылком.

– Вить, ты чего? – испуганно взвизгнула Светка, чоповский бухгалтер, деливший кабинет с замами директора.

– Ты еще скажи что-нибудь под руку, – рявкнул я в ответ и тяжелой походкой вышел на улицу. Там немного успокоившись и перекурив, я обдумал дальнейшие планы.

Мне повезло, Палыч заяву в полицию катать не стал, ограничившись выговором и лишением премии. Директор сам его обозвал идиотом, когда узнал причину произошедшего. И распорядился не переносить очередной, а оформить двухнедельный без содержания, позволив не появляться на работе целых шесть недель.

Напарник, с которым я занимался установкой пластиковых окон, от известия об уезде, тоже оказался не в восторге. Мрачно переварив перспективу горбатиться одному, он сухо пожелал удачи и бросил трубку. И только после этого, я оказался по настоящему свободным, чтобы без хвостов мчаться к бывшей жене, не уберегшей мою дочь.

Осло встретил тяжелыми свинцовыми тучами, казалось, что давят не облака, а бетонная плита. Ко всему прочему, добавлялся мелкий, но настойчивый дождь, от которого моментально промокла куртка. Кутаясь в капюшон, я дождался автобус, расплатился за проезд фиолетовой стокроновой купюрой и устроился у окна, в которое бессмысленно и пялился всю дорогу.

Дождь размывал всё сущее, окружающее меня. Он впитывал свет, игриво одаривая отблесками на стекле, струился и тёк, завлекая душу в глубокие воды Ахерона. Огни проезжающих автомобилей, яркие вывески магазинов, броские пятна уличных фонарей – всё сливалось и смешивалось в каплях серого и темного дождя, и даже сгущающиеся сумерки воспринимались, как выпитый им до дна день.

Вновь этот холодный электрический свет… Ветер врывался в складки одежды, но я уверенно шел от остановки в сторону нужной улицы. Я бывал здесь в прошлом году, и этого достаточно. Даже с закрытыми глазами я сумею добраться до дома, где жила моя дочь…

Дочь. Моя маленькая Дашенька, волею судьбы увезенная на другой конец Земли. Да, твоя мама нашла себе иностранного мужа, такое случается, но я не нашел себе другую дочь. И не найду.

Позади осталась одна улица, вторая, и я, пройдя несколько переулков и тупиков, наконец, оказался там, где нужно. Чуть в горку вдоль мощенного булыжником тротуара тянутся пять частных домов, как будто сжатых весельчаком троллем в один. Там где кончался первый, тут же начинался другой, и не важна разница ни в цвете и архитектуре. Желтый дом плавно перетекал в синий, тот, в свою очередь, в зеленый, ну а уже тот в красный. Именно последний мне и нужен.

Всю дорогу я гнал от себя эти мысли, думал о чем угодно, но только не об этом. И вот, стоя на пороге перед массивной деревянной дверью, я понял, что боюсь. Боюсь узнать – как она умерла. До дрожи в зубах боюсь.

Глава 3

Дверь долго не открывали, а звонок к моему удивлению не работал, поэтому пришлось длительное время просто долбить кулаком. И не зря. Через долгие двадцать минут вход внутрь дома был открыт.

Какая-то помятая Лена, в грязном синем халате на голое тело, непонимающе глядела на меня сквозь растрепанные черные волосы.

– Вы кто? – спросила она заплетающимся языком.

– Ты что, сдурела?

– А, Витька, заходи! – неожиданно весело заявила она, пропуская в дом. – Какими судьбами?

– Рехнулась? Сама вчера звонила, что Даша умерла, и ты её похоронила.

– Ах да, – бывшая жена как-то сразу сникла, уставившись бесцветным взглядом в одну точку.

Некогда первейшая красавица района, с годами она поблекла. Сеточка морщин стала покрывать её прекрасное лицо, сейчас заметно опухшее и осунувшиеся под грузом проблем. Тело страдало чрезмерной худобой, что для Лены было не характерно, а с её комплекцией и грудью четвертого размера, и вовсе казалось невозможны. По крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня. Да и сама грудь под халатом обвисла, и это у человека, который даже родную дочь ей кормить не захотел, лишь бы не потерять красивые упругие формы. Такие метаморфозы не происходят за несколько дней.

– Так ты зачем пришел? – вновь начала она.

– Что с Дашей? Не тяни душу!

– С Дашей? Даша умерла… – Лена, не глядя, уселась на полку для обуви возле входной двери, на которой в беспорядке валялась непарные ботинки и кроссовки. – А ты не знал?

– Ты совсем из ума выжила? – но бывшая жена меня не слышала. Обхватив голову руками, она начала поскуливать.

– Мою девочку убили, убили… – и вдруг резко подскочив, она гневно выкрикнула, целясь ногтями мне в лицо. – А где был ты? Почему ты её не спас? Это ты во всем виноват! Это ты её убил!

Тело сработало на автомате. Резкий удар правым локтем в подбородок, и легкое, словно пушинка, тело отлетело к дальней стене, и сползло, оформившись в жалкий, пускающий сопли и слюни, стонущий комок.

Я смотрел на неё, и не верил в то, что произошло. Моя богиня, с которой сдувал пылинки, которую добивался не один год, превратилось в какое-то убогое существо. Я не смел поднять руку, даже когда она загуляла, наставляя мне ветвистые рога. Хотелось задушить, растерзать, застрелить, но тогда я сдержался и даже пальцем не тронул. Не смог. Как можно ударить её, мать твоего ребенка?

И вот сейчас я попытался прислушаться к себе. И ничего не услышал – ни скрипа раскаянья, ни грамма сожаления. На полу всхлипывал абсолютно чужой человек, на которого мне было глубоко плевать. И это осознание испугало меня. Метаморфозы настигли не только Лену…

От грустных размышлений отвлек шум спускающегося по лестнице человека. Я ожидал увидеть Олафа, нового мужа моей бывшей, и уже начал продумать оправдания, чтобы он сразу же не вызвал полицию. Но вместо норвега по лестнице спустился здоровенный, под два метра ростом, полуголый негр.

Увидев нас, чернокожий начал что-то быстро говорить на своем тарабарском наречии, при этом, не забывая размахивать руками.

– Это что за обезьяна?

Не получив ответа, я легонько пнул Лену ногой и повторил вопрос. Заметив мой жест, негр разъярился не на шутку, и уже переходя на крик, двинулся на меня.

Пытаясь схватить мою шею, он получил удар головой по носу, а после выхватил кулаком в «солнышко», «двоечку» по печени, и опрокидывающий локтем в подбородок.

Меня никто не сдерживал, да и сам я себя отпустил. Во мне плескалось океаны злобы на себя, на Ленку, на весь этот чертов мир, и, конечно же, на этого иссиня-черного человека. Оказавшись на поверженным противнике, я бил и бил его в лицо, превращавшееся в кровавое месиво. И лишь когда негр потерял сознание, я остановился.

Тяжело дыша, я сполз с него и упал на пол рядом со всё еще стонущей Леной. Пару минут пролежал без движения, закрыв глаза, и пытаясь абстрагироваться от произошедшего. Но тщетно. Реальность не отпускала.

Собравшись с духом, я поднялся на ноги, вытер окровавленные руки о спортивные штаны негра, и, ухватив бывшую жену за волосы, потащил её в сторону ванной комнаты, благо её расположение помнилось еще с предыдущего визита.

Душевая кабина была совмещена с небольшой акриловой ванной. Туда я Лену и засунул. Из держателя была извлечена душевая лейка, а маховик «Cold» выкручен на максимум. Упругие струи ледяной воды ударили по обмякшему телу, приводя его в сознание.

Лена вяло пыталась укрыться от воды руками, прячась за грязную ткань халата. Пусть. Халат намокнет и будет холодить еще сильнее, так что в себя она придёт по любому. Хотя…

Я наклонился и задрал левый рукав. Так и есть – «дорожка» заядлого героинщика. Десятки точек, образующих непроходящий синяк-гематому, прошлись по локтевому сгибу. Теперь всё более-менее ясно.

– Дорогая, и давно ты на наркоту подсела? – спросил я, направив струи на лицо.

– Тебе то что? Пошел на хрен, придурок!

– Ты давай, не уходи от ответа. Давно торчишь?

– Я сказала – пошел на хрен!

Так наш диалог продолжался минут десять, пока к нам не завалился перемазанный кровью негр. Ругаясь и хлюпая окровавленным носом, он размахивал небольшим короткоствольным револьвером, то и дело, пытаясь ткнуть им меня в живот.

– Ирдис, вали этого козла! – вдруг заверещала за спиной, почему-то по-русски Лена. – Нахрен он тут нужен!

Новоявленный Ирдис скорее всего, по интонациям понял, что от него хотят, поэтому зловеще, насколько позволило разбитое лицо, ухмыльнувшись, он ткнул ствол мне в грудь и попытался нажать на спусковой крючок.

Револьвер он держал в правой руке, а это значит, что бить по ней нужно левой, уводя от линии огня по наиболее легкому для самой руки маршруту, то есть вовнутрь. Одновременно с ударом, я с небольшим отшагом совершил скрут, за доли секунды оказавшись вне зоны поражения. Опоздавший выстрел не произвел того эффекта, которого от него ожидал негр. Он, еще ничего не осознав, получил удар коленом по детородному органу и согнулся. Его затылок принял посыл сплетенных в замок рук, а лицо врезалось в когда-то белоснежную раковину, расколов её на три неравные части. Нокаут был полным.

Подхватив висевшие тут же полотенца, я начал связывать противника, не забыв прибрать револьвер в карман мокрой куртки. Несколько минут, и негритёнок был схомутан по рукам и ногам, и на всякий случай получил большой кусок тряпки в качестве кляпа.

– Ну что, дорогая, пошли, что ли, поговорим о делах наших скорбных?