– Это же всё грязь! Грязь! Короста педерастии на белом теле Руси! Туберкулёзные палочки в лёгких нашего государства! Парша на ляжках культуры! Перхоть мозга!.. Их вообще расстрелять надо, вы понимаете? Это же зло в чистом виде…

– Спасибо, спасибо…. Это был комментарий депутата от фракции Гетеросексуальная Россия Егора Дынина.

***

– Батюшка, что же будет теперь? – это я рассказал духовнику историю с белым на дороге.

– Да ничего, – спокойно ответил он. – Если бы нашумело, то я бы знал уже. Он видимо решил не поднимать вопрос. Так что повезло тебе.

– Ну, слава Богу!

– Не поминай имя Господа бога твоего всуе!

– Так я не всуе… Благодарю ж…

– А вообще по-христиански ты поступил, молодец! – неожиданно он похвалил меня. – Проявил смирение.

– В смысле?

– Ну как же. Сказано же в Писании: если ударят тебя по одной щеке, подставь другую. Вот и ты. Тебе дали по роже, а ты смирился.

Я внимательно посмотрел ему в глаза, но не понял, серьёзно он или издевается.

***

Решил пройтись пешком. По Цветному бульвару. С этим местом меня кое-что связывает. Красивый бульвар. Дорожки посыпаны гравием, по сторонам деревья, стенды, скульптуры. А дальше за проезжей частью слева и справа дома – старые и новые – зарумянившиеся от молодого утреннего солнца, а над ними небо – глубокое, прекрасное, синее – прямо как я.

Я иду не спеша, чтобы успевать наслаждаться. Вдруг замечаю, что позади кто-то шаркает, и уже довольно долго. Оборачиваюсь, вижу: фиолетовый.

– В чём дело? – спрашиваю строго. – Вы меня преследуете?

– Извините, господин небесный, не смею вас обогнать!

– Обгоняйте, я не против…

Он кланяется и торопливо семенит вперёд.

***

Срочно организовали конференцию в связи с ситуацией вокруг фиолетовых, синих и красных. От них поступало очень много жалоб в надзорные органы, заявки на проведение митингов, социальные сети заполнились их гневными репликами. На конференцию были приглашены небесные, салатовые, розэ, еллоу и оранж. Последние – в качестве слушателей. После отстранения фиолетовых оранжевые чувствовали себя не очень – они понимали, что находятся в группе риска и могут лишиться своих привилегий. Понятное дело, оставшись без буферной прослойки, они не на шутку нервничали. А теперь, когда вдруг их лишили права выступления, волнение усилилось. Хотя высшее руководство успокаивало их и давало гарантии, что их репрессии коснуться не могут.

Первым выступали, разумеется, небесные и салатовые. Я выслушал несколько нелепых пафосных докладов, сделанных исключительно для того чтобы прогнуться перед правительством. Потом наступила моя очередь. Я своё выступление не готовил, полагался на экспромт. Естественно, в общих чертах я знал заранее, о чём скажу.

– Дорогие коллеги, – начал я, – мне кажется, мы совершили ошибку…

В зале поднялся гул. Я поспешил добавить:

– По поводу красных и синих у меня нет никаких возражений. Здесь мы поступили совершенно правильно. Их в стране – более миллионов, они масса, и нам такие управленцы не нужны.

Послышались жидкие хлопки, но большинство ждало продолжения – что я скажу о фиолетовых.

– А фиолетовых всего несколько десятков тысяч, если не ошибаюсь, меньше ста. Они явно отличаются от синих и красных – они чище и благороднее, я знаю многих лично. Но главное – кто же будет руководить на местах? Кто будет исполнять работу мелких чиновников, рядовых государственных служащих? Обойдёмся ли своими силами?

– Оранжевые и жёлтые! – выкрикнул кто-то с места. – Их хватит!

Оранжевые зашептались. Жёлтые стали протестовать – многие из них занимали довольно высокие посты, были даже и депутаты, и, понятное дело, замещать возникшие во множестве низшие вакансии после отстранения фиолетовых им не хотелось.

Чтобы разрядить обстановку я решил пошутить:

– Кстати, коллеги! Фиолетовый цвет – один из самых приятных для глаз. Разумеется, после собравшихся здесь.

В зале раздались смешки.

– Это всё ясно, Иван Сергеевич, но что вы конкретно предлагаете?

– Я предлагаю восстановить фиолетовых в правах.

Что тут началось. Кто-то стал аплодировать, но другие закричали с места, что я предатель, иду против веры и отечества, что меня надо отлучить от церкви, и всякое такое. Председатель с трудом их успокоил.

Я не стал досиживать до конца и отправился в бар неподалёку.

Не успел я выпить вторую рюмку кальвадоса, как пришло смс от батюшки:

«Иван, не ссы против ветра. Решение было принято на высшем уровне. Обожжёшься».

В этом обращении читалось явное предостережение, чуть ли не угроза. Несмотря на тревогу, я всё же отметил про себя, что батюшка не мастер идиоматических выражений. «Не ссы против ветра» и «обожжёшься» совершенно не сочетаются между собой. Наверное, тут было бы уместнее использовать другое: «ссать кипятком», тогда ещё можно было бы понять.

Дома долго не мог уснуть. Всё думал, чем для меня может обернуться моё необдуманное выступление.

***

Ведущая лежит на боку, спиной ко мне. Она уснула. Я поцеловал её между лопаток и накрыл голые плечи одеялом. Потом подумал – глупо, как с ребёнком с ней обращаюсь. Приподнимаюсь и заглядываю ей в лицо. В самом деле, спит. Прямо в макияже, с большими золотыми кольцами в ушках. От неё приятно пахнет косметикой. Длинные чёрные ресницы подрагивают, пухлые, зацелованные губы чуть приоткрыты. Я вижу её крупные, неестественно белые зубы.

Да, это случилось – мы с ней в постели. Мне трудно в это поверить, но это произошло. Она, кстати, еллоу.

Она мне жаловалась, перед тем как уснуть, что очень устаёт на работе. Надо постоянно готовиться, быть в тонусе, присутствовать на различных мероприятиях, встречаться с важными людьми. На личную жизнь времени вообще не остаётся, и поэтому у неё нет семьи.

Я верю, что она сильно устаёт. Она уснула внезапно, на полуслове.

Мы встретились с ней на фуршете по поводу присуждения Ордена Благодатного Света Председателю Правительства. Я стоял с мартини у мраморной лестницы, прислонившись в статуе Амура. У меня остеохондроз и всё это стояние заставляет меня страдать. Поэтому я всегда прислоняюсь ко всему, что есть рядом.

Мартини – обманчивый напиток. Вроде он лёгкий, но если не знать меры, то можно очень хорошо убраться. Я в этот вечер знал меру. Настроение было не очень, я не люблю светские рауты, беседу поддерживать не умею. Костюм, правда, мне идёт. Но сегодня я вдруг обнаружил, что сильно располнел и брюки едва застегнулись у меня на животе. Не прийти я не мог – было персональное приглашение.

Вокруг прохаживались другие гости, все люди известные и высокого положения. Они улыбались друг другу и, не прекращая, болтали. Видел батюшку, мы с ним раскланялись и на этом всё.

И тут я заметил её. Она стояла боком ко мне и весело болтала с каким-то розэ. Он явно её клеил, усатый брюнет в смокинге. Потом я узнал, что это известный композитор. Она тоже кокетничала: смеялась его шуткам, несколько жеманничала, и много пила.

Она была прекрасна, хотя и проста. Волосы убраны в хвост, скромное белое платье до колен, белые туфли на высоких каблуках, небольшая сумочка из белой кожи с золотыми застёжками, золотые кольца в ушах и браслеты на запястьях, на в меру открытой груди золотая подвеска. Высокая и стройная, и спортивная – ноги довольно мускулистые. Нос чуть приподнят, скулы резкие. Сочные крупные губы раздвинуты в улыбке, вроде широкой, но открывающей только два передних зуба.

В общем, богиня.

Я пошёл в туалет. Зайдя, я облокотился на раковину и сказал своему отражению в зеркале:

– Иван! Этот твой шанс. Другого не жди. Или так и будешь до конца дней дрочить на неё во время новостей.

Но как себя с ней повести? Это же не девочка-секретарша…

Открылась кабинка позади и из неё вышел пожилой мужчина – салатовый – с ухмылкой. Но, увидев, что я небесный, ухмылку убрал и торопливо покинул туалет. Я вышел за ним.

Она стояла теперь одна и растерянно оглядывалась по сторонам. Её бокал был пуст. Я решительно направился к ней, по пути схватив с подноса официанта бутылку красного.

– Будете? – спросил я, приподняв в руке вино. – Отличное бордо!

– О, когда предлагает такой официант, то с удовольствием, – улыбнулась она, заметив мой знак отличия. – Только это не бордо.

– Иван! – представился я, смутившись.

– Мария, – она протянула мне ладонь – руку уже взрослой женщины. Сколько ей? Тридцать? Меня обдало запахом её духов – как будто тёплый ветер с моря, поднимая занавески, наполняет пространство терпкой свежестью волны, ракушек и водорослей, и пионами, стоящими на столе у открытого окна. У меня даже слегка закружилась голова.

Не зная как быть, я просто пожал протянутую руку, хотя, возможно, следовало бы поцеловать. Она отреагировала на моё пожатие положительно, и я приободрился. Нужно было о чём-то говорить. Она смотрела на меня и ждала. Я повертел головой, отхлебнул свой мартини, и сказал с глупо-ироничным видом:

– Как вам вечеринка?

– Если честно, уныло, – она поддержала мою иронию.

– Да уж…

Темы для беседы закончились, и я замолчал. Выручил меня композитор. Он, оказывается, ходил за вином для Марии. Увидев меня, он заметно расстроился.

– Позвольте представится, – с сухой улыбкой сказал он.

Мы обменялись рукопожатиями и стали о чём-то говорить. С мужчинами мне всегда проще, наверное, потому что они мне не кажутся привлекательными. Во время разговора Мария встала ближе ко мне, из-за чего мы теперь с ней были как бы против него. Это был добрый знак. В какой-то момент я налил нам с ней ещё (себе прямо в уже опустевшую рюмку для мартини) и спросил, демонстративно обращаясь только к ней:

– Вы курите?

– Да, иногда…

– Мы пойдём покурим, – сказал я композитору, который тоже полез уже за сигаретами. Он намёк понял, и мрачно опустил пачку обратно в карман.

Тот вечер в итоге закончился у неё дома. И вот я лежу рядом с ней, вижу волну её тела под лёгким одеялом, вдыхаю запах цветов и моря, и чувствую себя счастливым, несмотря на то, что опять нарушил епитимью. Меня это почему-то сейчас совершенно не заботит, и я улыбаюсь. Сколько же тебе лет? – вдруг вспоминаю беспокоивший меня вопрос. Хотя не важно. Ты великолепна.

***

Теперь мне доставляет особенное удовольствие смотреть новости. Я вижу Марию и думаю: ты моя. Это реально здорово. Я гляжу на её рот, быстро и строго произносящий какие-то слова, и улыбаюсь: «Знали бы вы, что она делала этими губами!» Я даже не понимаю, что она говорит, я просто смотрю и улыбаюсь. И ещё: меня невероятно возбуждает её голос, её серьёзный вид на экране. Невольно я берусь за пряжку ремня, и моё дыхание становится тяжёлым. То же происходит и когда мы просто говорим по телефону. В общем, меня охватывает какая-то дикая страсть при мыслях о ней. Не знаю, наверное, я влюбился.

И вот сегодня, сижу у себя в кабинете, рука непроизвольно на ширинке, смотрю новости. Вечером я еду к ней. В предвкушении встречи совершенно не могу работать. Есть куча дел, кипа документов лежит у меня на столе. В том числе срочное – несанкционированный митинг. Но я не могу. Пусть мир подождёт.

И тут слышу:

– В Думу внесён законопроект о Геоцентрической системе мира. Депутат Антонина Мировая предлагает вернуться к библейским представлениям, согласно которым Земля находится в центре Вселенной…

Я не поверил своим ушам и бросился к компьютеру. В самом деле – это уже во всех новостях. Академия наук оперативно отреагировала: академики протестуют и называют это мракобесием. Но глава академии – митрополит Московский – призывает своих коллег воздержаться от скоропалительных суждений. Читаю его реплику: «В течение тысячелетий ни у кого не вызывало сомнений, что Земля – центр мироздания. Правильно ли огульно попирать традиции, отказываться от наследия предков? Но в то же время не следует, конечно, отрицать и последние достижения науки».

Нахожу в поисковике Антонину Мировую. Доктор философских наук, профессор МГУ. Депутат ГД последнего созыва. Число научных публикаций – 245, основная тема интересов богословие науки. Читаю аннотацию к одной из её статей: «Тёмные уже несколько столетий ухитряются вводить в заблуждение мировую общественность. А между тем стоит лишь обратиться к самому главному из научных трудов человечества: Священному Писанию. Там сказано: «Ты поставил землю на твёрдых основах: не поколеблется она во веки и веки (Пс. 103:5). Восходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит (Екк. 1:5). Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь Аморрея в руки Израилю, когда побил их в Гаваоне, и они побиты были пред лицем сынов Израилевых, и сказал пред Израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Авалонскою)! (Нав. 10:12)». Цель данной работы показать, что данные отрывки содержат исчерпывающее доказательство того, что не Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце вокруг Земли. От этого один шаг до полной реабилитации геоцентрической системы».

У меня пересохло в горле и чаще забилось сердце. Не может быть, думал я, не может быть, мы же в XXI веке… Она сумасшедшая, закон не пройдёт…

И тут читаю: «Святейший Патриарх, Президент всея Руси, Красно Солнышко поддержал инициативу депутата ГД от фракции «Святая Русь» Антонины Мировой».

***

– Батюшка, да что же это… Всем же известно, что Земля не центр Вселенной…

– Кому это известно?

– Да как же, эксперименты… Телескопы… Гравитация… Более массивные тела не могут вращаться вокруг менее массивных. В конце концов, всё вращается вокруг чёрной дыры в центре нашей галактики.

– Да ну? А Эйнштейн что доказал?

– Что?

– Что всякое движение относительно. А раз нет абсолютного движения и единой точки отсчёта, то что из этого следует?

– Что?

– Что это вопрос веры – что вокруг чего вращается. Это зависит от выбора точки зрения – с нашей, земной, весь мир вращается вокруг нас. Ты в Бога веришь?

– Верю…

– Ну вот и считай…

***

Депутат Дынин, который всё с геями и лесбиянками боролся, попался. Впрочем, я совсем не удивлён. Я даже этого ожидал. Не нужно быть большим специалистом в психологии, чтобы понять, откуда у него росли ноги.

В новостях показали оперативную съёмку. Сотрудники правоохранительных органов врываются в гей-притон, голые мужики разбегаются и прячутся по углам. Оперативники явно знают, зачем пришли – они не обращают внимания на испуганных мужиков, следуют прямо по коридору и уверенно заходят в одну из боковых комнат.

В поле обзора трясущейся камеры появляется недоумевающий депутат, он торопливо прикрывает гениталии простыней, слева и справа от него голые парни. Их быстро прогоняют. Спустя минуту опять показывают ту же комнату – по-прежнему, без одежды, депутат сидит на краю кровати, в очках, и звонит куда-то. Очевидно, покровителям. Но дозвониться, похоже, не может – кто же теперь ему ответит! Простыня пропала, видно всё, но ему уже не до стыда.

***

Мы в постели. Я весь взмок. Сегодня у неё редкий выходной, а я прогулял работу и со вчерашнего вечера у неё. Мы весь день занимаемся любовью. С меня льёт пот, кажется, я потерял кучу калорий. Лучшее средство для похудения – занимайтесь сексом! Но чтобы вот так, как мы с ней, по нескольку часов кряду – это должна быть настоящая любовь. Без любви не будет такой страсти. Без любви быстро начинаешь скучать и видеть недостатки другого, а с любовью нравится всё.

– Маш, знаешь, мне иногда кажется, что у нас в стране происходит какой-то кошмар… – говорю я в перерыве.

Она лежит на боку, спиной ко мне. Я на спине, смотрю в потолок, левой рукой глажу её ягодицы. Я рассказываю ей обо всём, что меня тревожит. Про геев, про геоцентризм, про фиолетовых.

Она расслабленно слушает, не оборачиваясь.

– Я стараюсь не думать об этом, – наконец говорит она, когда я замолкаю. – И так голова постоянно забита. Да и смысл? Я ведь не смогу ничего изменить.

– Да, но это же бред! Почему большинство принимает происходящее так, как будто это правильно, как будто так и должно быть?!

Я разволновался. Она обернулась, облокотилась на мою грудь и нежно поцеловала. Её волосы упали на моё лицо.

– Ванечка, так наверно устроены люди. Не думай об этом.

Да, она права… Вот в самом деле – инквизиция, нацизм, апартеид… Чего только не было! Но чтобы сейчас, когда наконец появился объективный критерий как выбирать лучших, когда страной управляют избранные, и происходит такое!

***

– Садись! – батюшка с порога указал мне на стул, не дав мне возможности попросить благословения.

Вижу, дела плохи. Что-то он прознал.

– Думаешь я не знаю, – пронзительным злым голосом сказал он, – что ты трахаешь эту ведущую? Всё ждал, ждал, когда ты сам покаешься на исповеди, так ты молчишь. Ты что же, на таинство исповеди решил наплевать?

Я опустил голову. Возражать было нечего.

– Как ты мог-то! Плевать хотел на епитимью? На клятву Богу?

Он скомкал какой-то лист на столе и бросил мне в лицо. Такого ещё не было.

– Батюшка, – пробормотал я, не смея поднять глаза, – я люблю её.

Повисло молчание. Что сейчас будет, – думал я, – он бросит в меня стул?

Но он вдруг сказал, более спокойным тоном:

– Бумагу-то посмотри!

Я поднял скомканный лист и развернул. Там была информация о моем повышении. «Назначить Ивана Сергеевича Шмелева Хозяином Москвы». И подпись самого Святейшего.

– В смысле, мэром? – замерев от восторга, спросил я.

– В смысле Хозяином, – буркнул он. – Мэры все на Западе.

– Спасибо! Спасибо! – воскликнул я.

– Да уж пожалуйста! Видишь, какой я подарок тебе приготовил. А ты мне? Спасибо тебе, Иван Сергеевич! Услужил! Подложил, так сказать, дохлую собаку в карман!

Откуда он берёт эти дурацкие выражения? – подумал я, но промолчал.

– Любишь её, говоришь? – спросил он.

– Люблю.

– Ну что же. Ладно. Освобождаю я тебя от епитимьи. Трахайтесь на здоровье.

– Спасибо! Спасибо! – снова закричал я.

– Но только чтобы это…

– Что?

– Без содомии.

***

В новостях на Яндексе молния: «Анальный секс приравнивается к гомосексуализму». Прохожу по ссылке, читаю: «После бурных прений закон был принят в третьем чтении…» Я пытаюсь представить эти прения. Как несколько сотен взрослых мужчин и женщин в течение многих дней спорят об анальном сексе, чтобы потом проголосовать единогласно.

Тут я замечаю, что уже долго сижу, вытаращив глаза, так что кожа на лбу заболела. Я осеняю себя крестом, прогоняя наваждение.

***