– Меня бесит этот новый участковый, он как-то странно на меня смотрит. Высокомерный взгляд ублюдка. Как будто считает себя выше других. Я что хуже него? – пыхтел грузный Леша, поднимаясь в след за братом по деревянному крыльцу, – Надеюсь Вика приготовила пожрать, умираю с голоду.

– Тебе не помешало бы скинуть пару килограммов. Такими темпами ты скоро в подвал переедешь жить, потому что на второй этаж уже не сможешь подняться.

– Заткнись.

Не успел Миша дотянуться до ручки входной двери, как она отворилась и на пороге стояла тётка Вика.

– Она спит, зайдите через заднюю дверь, я открыла, и захватите по дороге ведра с водой.

– Че пожрать есть? – тихим голосом из-за спины брата спрашивал толстяк, но Вика уже закрыла перед ними дверь.

– Давай, спускайся теперь вниз, – развернувшись лицом к брату и махнув головой, сказал Миша.

– Блядь, – крепко держась за поручни двумя руками, он задним ходим стал сходить вниз.

– Я не смогу в подвале, там все еще ее запах, – они шли по скошенной траве вокруг дома, а утреннее июньское солнце уже начинало изрядно согревать плечи.

– Распылим освежители воздуха, поставим вентилятор и…

– Да нет, я про другое, черт ты сраный. Запахов тухлятины я не боюсь, иной раз меня даже это возбуждает, просто это запах «ее», он будет мне вечно о ней напоминать. Будь это кто другой, то вообще насрать, но она… Я ведь любил ее, знаешь? По-настоящему, как мужчина может любить женщину. Она единственная, кто смотрела на меня как на человека и говорила, что внутри я добрый парень. Я добрый парень?

– Ты животное, Леш. Ты сраный бешеный кабан. А еще уродливый, как обосранный бизон.

Оба смотрели друг на друга как на злейших врагов. Глаза на одном уровне, потому что ростом они были одинаковы. Толстяк сопел сильнее прежнего, брови сдвинулись и лицо приобрело гримасу злости. А потом они оба захохотали.

– Я ее настолько любил, что раздавил, когда мы занимались сексом. Малышка вообще походу не поняла, как оказалась на том свете. Но я правда не специально. Я тоскую по ней, – Леша потянул за ручку полное ведро воды и выпрямился, немного расплескав на свои большие лесные ботинки с толстой подошвой. – А у тебя такое было, что кто-то умирал у тебя в кровати? Ну, когда ты с ней?

– Она не выдержала твоей любви и умерла, – засмеялся Миша и Леша тоже улыбнулся, – нет, со мной пока еще никто не умирал. Хотя попытки были, но я как рыцарь спасал их снова и снова, – взяв второе ведро, они оба двинулись к отрытой двери позади дома, продолжая улыбаться.

– А что, если перенести ее в лес? – спросил Леша.

– Ну вот Рудика надо просить, ты же знаешь. А еще вечно дома не бывает. Мы с тобой те еще лесники, – либо спрячем плохо, либо сами заблудимся. Ее и так до сих пор ищут. Вон эти сердобольные волонтеры до сих пор лес прочесывают. Я Рудику сказал, чтобы он свои капканы и ловушки пока прибрал, нам тут на участке менты ни к чему. И хорошо еще, что тебя с ней никто не связывает.

– Ну да. Вика уже вон отмазывалась, когда заявились волонтеры. «Никого не видели, ничего не знаем». Вроде бы пока ушли. Я слышал со второго этажа.

– Вы еще в мегафон покричите, кретины, – это тётка выглянула из задней двери, которая вела в кухню. – Чего вы так долго, я на одной ноге прискакала быстрее, чем вы на четырех, – ворчала и показывала пальцем, куда поставить ведра.

– Где ты вообще нашел ее? – уже в соседней комнате, которая служила чем-то вроде раздевалки, кладовки и котельной, спрашивал шепотом Миша.

– Да просто голосовала стояла на дороге, вот я и подобрал ее и сразу домой к нам повез. Зима же была, холодно. А она тихая такая, спокойная, не брыкалась. Ну может больная была какая-то, но она мне сразу понравилась.

Два брата после пары секунд тишины снова засмеялись, стараясь делать это тихо, как делают нашкодившие ученики на уроке строгой учительницы. Когда не можешь держаться, но и громко смеяться нельзя. Мама могла проснуться.

4

Центральная больница Черняховска была после капитального ремонта, поэтому стены еще немного пахли краской, а новые кровати были в меру жесткими, но удобными. Давид был единственным пациентом в палате для трех человек, и для него это было блаженством. В уединении он черпал силу, считая себя интровертом. Людей он сторонился. Взволнованной матери, полицейскому и врачам он говорил, что просто споткнулся и упал. Наверное, ему никто не поверил, но это было неважно. Главное, что все они ушли и он мог побыть один, наконец-то.

И так, что мы имеем: два сломанных ребра, сотрясение мозга, ссадины и синяки, но в целом живой и даже могу ходить. Стянутая бинтами грудная клетка сильно давит, но это я тоже переживу. Доктор сказал, что домой смогу пойти через два-три дня, когда они сделают все проверки и

обследования. Зачетов в эти дни нет, поэтому тоже нестрашно. А вот что случилось с Таней и ее подругой, сумели ли они сбежать, пока я валялся на асфальте? Очень надеюсь. Иначе все это было зря. Ладони еще все в занозах теперь.

Ручка на двери в палату начала опускаться. За долю секунды Давид подобрался и был готов бежать к окну. Этаж был второй, но это его не пугало, высоты он не боялся. Это нацики вернулись добить меня. Но в палату вошла медсестра с подносом, на котором были металлические тарелки, наверняка с едой. Обед? Ужин? Сколько сейчас времени? А где мой телефон вообще?

– Солонгин, сегодня вечером и завтра утром я буду приносить вам еду, на обед пойдете уже сами. Предписание врача. А сегодня постарайтесь лежать, вам дали лекарства. Зачем вы поднялись, вам что-нибудь нужно? – медсестра средних лет с явной излишней худобой и неприветливым лицом повела бровью, ставя поднос на прикроватную тумбочку. От ее рук сильно запахло табачным дымом.

– Я… нет, я просто искал свой телефон, – медленным шагом он стал возвращаться в кровать. Голова и правда неприятно стучала при каждом движении.

– Все ваши вещи развешаны вон в том шкафу. Сказать по правде, их не мешало бы постирать. Вас привезли без сознания и по правилам мы должны были проверить ваши карманы. Телефона там не было, насколько мне известно. Но вы все равно проверьте, – засунув руки в карманы белого халата, она развернулась и пошла в сторону открытой двери. Не оборачиваясь произнесла:

– Если что-то понадобится, можете вызвать меня кнопкой на соседней кровати. Та что у вас – не работает, – дверь в палату закрылась.

И что теперь, я буду каждого шороха бояться до конца дней своих? Нужно что-то с этим делать. Нельзя же всю жизнь прятаться.

В этот момент, пока Давид размышлял о своей трусости и тянулся к подносу с едой, на вид даже съедобной, кто-то подошел к двери с той стороны. Давид замер и прислушался. Человек за дверью кажется просто стоял, но так близко, что не было сомнений – он хочет войти. Медсестра или кто-то другой из работников больницы не стали бы так мешкать. Он скользнул с кровати на пол, как ящерица, быстро и бесшумно, позабыв уже о том, что собирался стать храбрым.

Давид лежал под кроватью, прижавшись тощей грудью к холодному полу. Зеленая больничная рубашка до колен была больше похожа на целлофановый пакет, нежели на одежу, – тепла она не давала. Хорошо хоть трусы оставили. Дверь медленно отворилась, но никто не заходил. Давиду из-под своей кровати было не видно, кто его новый гость.

– Кажется здесь никого нет.

– Ну мне же сказали – палата 18.

– Значит он решил стать невидимым или просто уйти домой. Пошли уже ко мне, – взволнованно шептала Катька.

Давид понял, кто это пришел, но почему-то легче не стало. Все тело сковала глубинная робость, первобытное стеснение, он не мог пошевелиться. Даже почти не дышал.

– Подожди-ка, может быть он просто отошёл в туалет или еще куда. Смотри, вон поднос с едой стоит, – Таня стала входить в палату, осматриваясь.

– Ага, не тронутой. Тань, может быть он просто свалил? Ведь ему, как и мне сейчас, лучше затаиться где-нибудь. Понятно ведь – больница не является местечком, где можно спрятаться от них. А он вроде бы не дурак, если у Нинки зачет на «четверку» сдал, должен был сообразить, что к чему, – Катька тоже вошла в палату и закрыла за собой дверь.

– Ну я вообще-то тоже вроде как под ударом, ты видела этого озабоченного психа? Мне кажется он просто так не отстанет.

– Ну у тебя хотя бы Мишка есть, он может заступиться за тебя. А у меня что, ни братьев, ни отца. А матери эту историю я точно рассказывать не собираюсь.

– Я ему не говорила. Да и не парень он мне пока, мы просто общаемся. Странный он немного, – я к нему со всей душой, а он меня походу просто динамит.

Мишка?! Какой еще Мишка? Так, надо вылезать, а не то у меня сейчас голова расколется от боли. Я и не знал даже, что голова может вот так сильно болеть. Аж челюсти сводит.

Девушки испугались и замерли, когда под дальней кроватью стали слышны шуршащие звуки пакета, а потом во весь рост поднялся худой молодой человек с длинными волосами почти до плеч.

– Телефон свой искал, нигде не могу найти. Привет.

В палате повисло неловкое молчание. Катька демонстративно прокашлялась.

– Привет, – сказала Таня, явно опешившая, – а мы вот искали тебя, хотели убедиться, что ты в порядке, – посмотрела на подругу, ища поддержки.

– Да, ты так вылетел с этим бревном, как будто рыцарь – очень смело, молодец, – переведя взгляд обратно на Таню, Катя продолжила, – ну все, убедилась? Он в порядке, прячется под кроватью, как и всегда, пошли уже.

– Подождите, – не сдержался Давид, – а что было после того, как я… как меня…

– После того, как тебя с одного удара вырубил этот бугай с татуировками? А, да там почти сразу подъехал полицейский «бобик». Всё ведь на улице происходило, никто вмешаться не решался, но полицию все же кто-то вызвал.

– И очень вовремя, кажется, – смотря на синяки и повязки Давида, произнесла Таня. Как будто сама себе.

– Да, – возвращая уже немного смягченный взгляд на Давида, продолжила Катька, – лысые разбежались кто куда, нас отряхнули и отпустили домой, а ты не приходил в сознание, поэтому они вызвали скорую. Ты как вообще?

– Голова болит, ну ребра еще, а так в целом нормально, – Давид разглядывал свои руки в синяках и ссадинах, – а вы не видели там моего телефона, может валялся где или кто-то его поднял? Тут говорят, что при мне его не было.

– Нет, мы быстро ушли, почти не оглядываясь. Понимаешь, моей маме сейчас ни к чему полицейские разборки. У нее недавно был микроинсульт какой-то, ей нельзя сейчас сильно волноваться, – хоть и говорила Катька, но Давид все поглядывал на Таню, которая расхаживала по палате и изучала бежевые стены.

В дверь снова постучали, и она сразу же стала открываться. Да что это за проходной двор?! У меня так скоро сердце остановится. В проеме стоял молодой мужчина среднего роста с короткой стрижкой черных волос. На нем была голубая полицейская форма, с тремя маленькими звездочками на плечах с каждой стороны, а подмышкой аккуратно зажата кожаная папка для документов.

– Добрый вечер, я участковый города Черняховска, старший лейтенант Митрохин Данил Сергеевич. Здравствуйте, девушки, Татьяна и Екатерина, верно? А с вами мы еще не знакомы, – он повернулся лицом к Давиду и стал сближаться с ним, видимо, чтобы провести обряд мужского рукопожатия, – я изучил вашу медицинскую карту, Давид Сергеевич, и доктор со мной полностью согласен – нельзя получить такие травмы, даже если бы вы выпали с пятого этажа. А еще ваш доктор сказал мне, что вам положен лежачий режим – вам лучше, раз вы стоите?

Давид, потупив взгляд, посмотрел на недвижимых девушек, а потом стал медленно садиться на кровать:

– Вы правы, постельный режим, голова раскалывается. Просто телефон искал свой, не могу найти, – медленно растягиваясь на кровати и накидывая на себя одеяло, просипел он.

– Ваш телефон у меня, и я вам его обязательно отдам, только позвольте задать вам пару вопросов? – он быстрым, натренированным движением открыл свою папку и достал из нее лист бумаги и ручку, – а девушки могут пока присесть, они не помешают.

– Вы все друзья, как я понимаю? – продолжил участковый, обводя ручкой комнату по кругу, не давая даже задуматься Давиду.

– Ну я не, нет…

– Да, мы все друзья! – выпалила Таня.

Все посмотрели на нее: участковый с любопытством и доверием, Давид с любовью и придыханием, а Катька с недоверием, наклонив голову на бок.

– Понятно, – продолжил участковый, – вы были все вместе, когда на вас напали те бритоголовые ребята?

Давид вжался в постель. Катька повернула голову в сторону окна и глубоко вздохнула.

– Послушайте, я уже давал показания сегодня полицейскому, с этой же самой кровати. Я упал, споткнувшись о лежащее на тротуаре бревно, когда отвлекся на телефон. Упал и потерял сознание, а очнулся уже вот тут, – несильно хлопнув ладонями по кровати под собой, сказал Давид.

– А вы что скажите, – Митрохин повернулся лицом к девушкам, те продолжали стоять на одном месте, – свидетель видел всю сцену целиком. Хоть он и отказался давать мне показания под запись, официальные, что-то я все же из него выудил. Рассказал, как вы все друг за друга заступались, как ты пытался принять удар на себя, – он ткнул пальцем в грудь Давида, – поступив очень благородно, скажу я тебе. А вот про бандитов, напавших на вас, я знаю очень мало. Можно сказать, совсем ничего. Никто в этом городе и его окрестностях не хочет говорить о них, а мне кажется, многим есть что сказать. И не мало. Я прав?

Все вновь переглянулись.

– Если вы поможете мне, дадите хоть что-то, то я смогу их наказать. Хватит даже просто ваших показаний, – участковый останавливался взглядом на каждом, ища понимания, но никто не смотрел ему в глаза.

– Я просто упал, – Давид смотрел куда-то перед собой, разглядывая складки одеяла.

– Вы просто не совсем понимаете, – подала голос Катька, – слухами земля полнится. А если эти слухи хоть отчасти правдивы, то я бы предпочла держаться от этого подальше. Хотя вляпалась уже по полной…, – последнюю фразу она сказала тихо, самой себе.

– Ну так расскажите мне про них, я вам помогу, я ведь участковый, полицейский, у меня есть полномочия, – встал с кровати Митрохин, выудил из папки черный смартфон и аккуратно бросил Давиду на одеяло, – и про какие слухи вы говорите? Про то что люди пропадают в области? Вы думаете это они? Или про то, что город наводнен наркотиками, это тоже с ними как-то связано? Я слышал слухи, что один из них внебрачный сын одного влиятельного человека с Калининграда, это правда? – заметно было, как участковый взволнован, как эта тема не дает ему покоя.

Ребята все так же старались не смотреть ему в глаза. Митрохин все понял и стал убирать свои бумажки обратно в папочку и застегивать ее. С понурым видим двинулся к двери. Открыв ее, он задержался на секунду, снова всех окинул взглядом и сказал:

– Я вам не враг, – дверь закрылась и по коридору гулко удалялись каблуки мужских туфель.

– Думаете, нужно было сказать? – спросила Катька, потирая плечи руками.

– Нет, все мы правильно сделали. Втягивать сюда участкового себе дороже, – проговорила Таня, подходя к окну.

Давид все еще пытался осознать происходящее. Все его физические увечья просто меркли и бледнели перед тем фактом, что Таня находится с ним в одном помещении, стоит совсем близко к его кровати, разговаривает с ним.

Что они обе живы, да и что я пока жив – это тоже очень радует. Но нужно что-то делать, как-то выкручиваться из этой ситуации. Да, передряга не из приятных, но зато мы втроем повязаны одной проблемой, теперь мы «друзья», как сказала Таня. Надеюсь это не просто слова. А вообще, даже не важно, что будет дальше, главное, что она тут, со мной.

– О блин, – воскликнула Таня, смотря в окно, облокотившись двумя руками на подоконник.

– Что такое? – спросила Катька и двинулась к ней.

Твою Бога душу мать, как же в голове стучит. Давидка, нафига ты так резко подорвался с кровати? Сейчас одним глазком взгляну, что она там увидела и сразу лягу обратно. Рядом с ней постою…

Трое девятнадцатилетних подростка стояли у окна и смотрели на припаркованную внизу зеленую «БМВ». Все четверо отморозков стояли рядом, курили и смеялись.

5

– Черт, как они меня нашли? – Давид пригнулся ниже уровня окна. Девушки сделали то же самое.

– Не только ты им нужен, – невесело сказала Катька, – вопрос в другом: как они нас нашли?

– А может не нашли, может быть они не уверены, что мы здесь? – аккуратно выглядывая из окна, произнесла Таня. – Просто проверяют, вынюхивают…

– Может быть все же стоило рассказать участковому? Он вроде бы нормальный. Так хоть какой-то шанс появился бы. Может мне бы предложили программу защиты свидетелей, а национальная гвардия и морские котики охраняли бы мой дом, – с серьезным видом шутил Давид. Развернулся спиной к стене и сполз на пол.

– Ну что же, они пока стоят на месте, будто просто ждут… Чёрт! Ждут нас! Они наверняка видели, как мы сюда заходили, ну либо им кто-то рассказал – этому я тоже не удивлюсь, – сделав это открытие, Катька ошеломленного отошла от окна вглубь палаты, – что мы теперь будем делать?

Все посмотрели на Таню, явно обозначая тем самым ее лидерские функции в этом предприятии. Давид потер виски, скорчив гримасу боли.

– Ну ладно, можно попробовать дождаться, когда они уйдут, – предложила Таня, пожав плечами и продолжая осторожно смотреть в окно.

– Главное, чтобы нас не попросили уйти, вечер уже ведь, калекам скоро ложиться спать, – показывая пальцем на Давида, сказала Катька. Она подошла к подносу с едой и понюхала картофельное пюре.

– Так, план изменился, двое идут ко входу, – Таня взволновано замахала руками. Катька с Давидом переглянулись.

– Надо валить, – Катька так крепко сжимала лямку своей сумки, что костяшки пальцев побелели. Глаза источали панический страх.

– Правильно, – Таня стала медленно отдаляться от окна, чуть пригнувшись, – ты сможешь идти? – обратилась она к Давиду.

Тот посмотрел на нее, потом на Катьку, а затем слегка заикающимся, взволнованным голосом сказал:

– Ну к-конечно, еще бы, сейчас только оденусь, – он стал подниматься с пола и пригнувшись быстро пошел к шкафу. Открыв его и выпрямившись во весь рост, он потерял сознание и упал.

Когда он открыл глаза, над ним нависали две девичьи головы. Их волосы густыми лианами свисали вниз, а сладкий запах женских духов сводил с ума. А еще пахло потом, но может это от меня? Блин, я опозорился перед ними уже второй раз за день. О чем они говорят? В ушах звенит. О Боже, какой же холодный тут пол. А фуфайка эта – просто позорище.

– … давай просто оставим его здесь, ну спрячем в шкафу, я не знаю, или под кроватью? – это говорила Катька, а потом она пропала из поля зрения Давида, – их все еще двое, а значит другие двое внутри, среди которых твой новый друг гном-потаскун. Хотя есть вероятность, что они столкнулись там с участковым, он ведь должен быть еще где-то в больнице.

– Нет, мы не можем его бросить, – она смотрела ему прямо в глаза, очень близко, а затем убрала волосы с его лба, – ты меня слышишь, Давид?

– Да, я на связи, – сказал он, совсем позабыв как дышать, – я смогу идти, только, без особо резких движений – голова жуть как раскалывается. Мне ведь постельный режим прописали на пару-тройку дней…

– Давайте-ка поторопимся, меня скоро от всего этого инфаркт хватит, – Катька говорила с набитым ртом, сидя на кровати Давида, – а рыбная котлета тут ничего.

****

Череп и Мелкий столкнулись с участковым в коридоре на первом этаже. Ребята что-то бурно обсуждали, смеялись, – поэтому даже не заметили его. Митрохин же насторожился, но останавливать их не стал и просто прошел мимо. Они даже не обратили внимания на человека в форме полиции. Присев на ряд стульев у стены, он достал свой кожаный пенал и раскрыл его, делая вид, что что-то читает, а сам поглядывал за двумя молодыми людьми. Ряды ввинченных в пол железных кресел были пусты, – вечером регистратура не работает. В больнице в это время суток было мало посетителей. Кроме медперсонала да пары шаркающих вдоль стен стариков в пижамах, больше никого не было видно.

– А кого мы ищем, и где искать, ты в курсе вообще, ха-ха, – Мелкий заходился в каком-то неестественном смехе, дружески похлопывая Черепа по плечу.

– Бабу Герба, ты знаешь, – Череп оглядывался по сторонам, изучая двери, коридоры, и лестницы, – надо спросить у кого-нибудь, а то мы тут до утра будем болтаться. Соберись, дебил, – последнюю фразу он сказал на ухо Мелкому, тот в свою очередь резко перестал улыбаться и кивнул.

По коридору шла немолодая медсестра, со строгим ястребиным лицом. Увидев, что одинаково одетые молодые люди смотрят на нее, она сделал вид, что их не замечает и немного ускорила шаг.