На пограничном посту мне пришлось провести несколько часов. Разместившись в офицерской казарме, я внимательно изучал карты близлежащих районов и задавал вопросы офицеру, который на удивление много знал о Старом Городе, правда честно признался, что эту информацию нельзя считать актуальной, так как самые свежие из имеющихся данных были получены более четырёх лет назад, если не считать допросов беженцев, показания которых были мало информативными, очень разнились, а зачастую и вовсе смахивали на плоды безумия или, что скорее всего, стремления приукрасить действительность, дабы сыскать жалость у местной стражи и получить заветное разрешение на пересечение границы.
Я прилежно делал заметки в своём блокноте, чтобы ничего не упустить, и пил горячий древесный кофе. Древесный кофе – одно из немногих полезных последствий применения Даров. Дар, который лишил деревья их горючих свойств, видимо, в качестве небольшой компенсации за доставленные неудобства, наделил древесину питательными качествами. На вкус древесина была ужасная, поэтому в Северной Столице её ели только самые бедные слои населения, преимущественно варя из неё суп, но один вид деревьев пользовался спросом даже среди высшей знати: этот популярный сорт дерева получил имя «Тёмное сердце» за его коричневую, как шоколад, древесину с чёрными прожилками. Будучи измельчённым и заваренным в крутом кипятке, он окрашивал воду в цвет тёмного шоколада и дарил ей неповторимый тяжёлый горьковатый вкус. Большинство людей добавляли в древесный кофе мёд, но истинные ценители пили его не сластя. Мой отец относился к последнему типу, а после его смерти и я стал пить его именно таким образом, и уже спустя полгода смог наконец понять, что же такого он находил в подобном способе употребления древесного кофе: малоприятная горечь быстро уступала место лёгкой, едва заметной, сладости, оставляя приятное, ни с чем не сравнимое, послевкусие. Мёд же маскировал это изысканное послевкусие, оставляя вместо него лишь приторную, почти вульгарную, сладость…
Закончив с приготовлениями, я убрал в саквояж карту, распихал по карманам другие вещи, сделал несколько глотков уже пятой по счёту кружки древесного кофе и покинул казарму.
На улице было уже темно. В это время года темнело очень рано: в четыре часа дня. Да и темнело так стремительно, что к половине пятого вечера было уже хоть глаз выколи. Я хотел отложить переход границы до утра, но офицер, помогавший мне в приготовлениях (он же был начальником этого блокпоста), убедил меня в том, что гораздо разумнее будет входить в Старый Город именно ночью, так как днём у поста собираются толпы больных и бедных, питающих надежды попасть в Северную Столицу, и мой вход на территорию Старого Города совершенно точно не останется незамеченным…
Разумеется, оказавшись в Старом Городе, я не смогу долго скрывать откуда я пришёл, и рано или поздно местные всё равно узнают, кто я и зачем явился, но я не хотел бы раскрывать все карты сразу. Конечно, идя по улицам с фонарём в руках, я буду ничуть не менее приметным для посторонних глаз, но я хотя бы буду лишь пятном света, за которым может скрываться как местный житель, бредущий по своим ночным делам, так и хорошо вооружённый отряд. В общем, взвесив все за и против, я все же принял решение войти в Старый Город под покровом темноты, не дожидаясь рассвета.
Пограничные стражи провожали меня на ту сторону взглядами, которые сложно было трактовать двояко: они смотрели на меня, как на безумца, решившего покончить с собой наиужаснейшим, из всех возможных, способом. По всему их виду было понятно, что они до смерти боятся того, что прячется в Старом Городе: держась группами по четыре-пять человек, они нервно сжимали в руках взведённые коломёты и старались ни на секунду не поворачиваться спиной к освещённому проходу, петляющему тяжёлыми каменными заслонами и теряющегося во мраке по ту сторону. Никто из них не отважился заговорить со мной, словно боясь, что тем самым они привлекут к себе внимание того ужаса, который непременно расправится со мной, как только я окажусь по ту сторону Стены. Даже провожающий меня офицер-начальник, который всё время до этого улыбался и был крайне приветлив и общителен, дойдя со мной лишь до первого заслона, остановился, не сводя настороженный, даже напуганный, взгляд с темноты, протянул мне фонарь и, попрощавшись со мной коротким кивком, попятился назад к своим бойцам.
Я не спеша, почти неуверенно, обходил один заградительный блок за другим, нервно вглядываясь во мрак, силясь разглядеть в нём хоть что-то. Но тьма казалась непроглядной… Наконец, обогнув последний барьер, я остановился у самого конца последнего освещённого участка – на границе, где тьма окончательно побеждала свет.
Поставив саквояж на землю, я одной рукой поднял перед собой массивный прямоугольный фонарь, а другой, освободившейся, опустил тумблер снятия блокировки и, оттянув пружинный механизм активатора, отпустил его. Раздался металлический щелчок, и следом жалобный крысиный писк, который сообщил мне, что игла активатора достигла своей цели. Через мгновение заскрипело колесо генератора, в котором забегала разбуженная крыса, и сквозь матовые стёкла фонаря разлился неяркий мерцающий свет. Я ударил ещё двумя активаторами, и вскоре света фонаря стало достаточно, чтобы я мог видеть на несколько метров вокруг. Сделав глубокий вдох, который оказался слишком уж нервным, я вошёл в Старый Город.
Сразу за Стеной начиналась приграничная зона. Когда-то жители ближайших домов, расположенных в пределе километра от границы, были насильно выселены из их жилищ, все их пожитки бесцеремонно выбросили солдаты, а окна нижних этажей и входы в здания наглухо замуровали. Это случилось в те времена, когда Стену было решено перенести на границу Старого Города, превратив в защитное сооружение, призванное запереть внутри города всё его население, состоящее преимущественно из бедняков и преступников, не позволяя им мигрировать в Северную Столицу. Это решение может показаться бесчеловечным, но мне сложно судить за них Адмирала, ведь принудительная изоляция, обрёкшая на страдания тысячи жителей Старого Города, и по сути, лишившая их будущего, спасла тысячи жителей Северной Столицы, дав им надежду на выживание и достойную жизнь для них самих и их близких. Нужно брать в расчёт то, что в те времена Северная Столица была охвачена грабежами, насилием, убийствами, вымогательствами – в городе царил криминальный беспредел, а люди жили в постоянном страхе. Я помню эти тяжелые годы, хотя был ещё совсем ребенком. Помню я и то, что лишь нелёгкое, совершенно негуманное, решение Губернатора об изоляции огромного района помогло взять ситуацию под контроль и спасти тысячи жизней ни в чём не виновных людей, пусть и ценой комфортной жизни и надежды на будущее тысяч других…
Раньше пограничники совершали регулярные рейды, проводя проверки прилегающего к Стене района, чтобы убедиться, что никто из жильцов не вернулся в свои дома, но потом жители стали проявлять агрессию. Сначала это были мелкие неприятности: брошенный из-за угла камень, ругань, но вскоре местные стали собираться в группы, а выражение недовольств становилось всё более опасным… Дошло до того, что два отряда были забиты толпой налетевших отморозков, вооружённых ножами и палками – тогда капитан отменил регулярные рейды, приказав укрепить блокпосты и наладить патрулирование со стороны Северной Столицы.
Через какое-то время жители Старого Города совсем осмелели и стали собираться у блокпостов. Кто-то ругал Губернатора и его жестокую политику по отношению к ни в чём не виноватым жителям Старого Города, кто-то умолял впустить их, обещая усердно работать за одну лишь еду, кто-то просил лекарств или другой помощи. Поначалу стражи разгоняли толпу, но люди продолжали собираться. В конце концов капитан стражи – Радж – распорядился не трогать местных и не разгонять собрания, если никто не проявляет открытой агрессии и не пытается преодолеть границы, рассудив, что проще контролировать толпу, видя её перед собой, чем гадать, что же они замышляют, когда прячутся в глубинах прилегающих районов.
Вскоре к просящим стали присоединяться беженцы из новых затопленных районов, которым не хватало места для жизни. Сначала они расселялись в самодельных палатках, потом начали размуровывать законсервированные пограничниками дома и расселяться в них. К тому времени Стена уже была надёжно защищена, по ней пустили электричество, оснастили сенсорами, так что никто не стал им препятствовать – незаметно пробраться в Северную Столицу они не смогут. Но беженцев становилось всё больше и больше, контролировать их действия по ту сторону границы было всё тяжелее, а повреждения защитных систем стали происходить всё чаще: люди не теряли надежды найти способ преодолеть Стену. Они обрезали провода, пытались прорубать проходы, рыли подкопы, строили сложные инженерные сооружения, чтобы обойти Стену поверху, не касаясь сенсорных проводов. Когда ситуация стала выходить из-под контроля, Губернатор распорядился увеличить количество блокпостов, чтобы иметь возможность оперативного обнаружения и реакции на любые попытки проникновения.
Количество беженцев на блокпостах росло, вскоре на каждом из них собирались уже сотни людей, многие из которых разбивали палатки и жили прямо у пограничных арок, питаясь древесиной и крысами, которые в свою очередь активно плодились, поедая умерших в ожидании чуда людей, тела которых просто складывались в кучи подальше от ещё живых, чтобы смрад мертвечины не мешал им с жадностью ловить свежий воздух, притекающий с территории благополучной Серверной Столицы…
Ну а потом… Потом я перестал следить за развитием событий, предпочитая тратить своё Время в череде беспробудных пьянок, плавно перетекающих из одной в другую. Меня не интересовали новости, не интересовала политика и судьба других людей – я просто топил свою бесполезную жизнь в вине, как и миллионы других несчастных, уверенных, что впереди для них нет ничего такого, ради чего стоило бы поберечь своё здоровье или остатки рассудка.
Но по пути сюда я видел множество закрытых блокпостов, а местный начальник помог мне частично закрыть пробелы в упущенной мною части истории границы со Старым Городом. Он объяснил, что количество беженцев упало после появления чудовищ. Люди с той стороны боялись неведомых убийц ничуть не меньше стражников, и теперь у блокпостов собирались лишь самые смелые и отчаявшиеся, да и то, лишь в светлое время суток. Попыток прорыва границы не случалось уже давно, а допросы местных позволили узнать лишь то, что в Старом Городе плодятся болезни, царит нищета, а люди пропадают: но в этой информации не было ничего нового – так было всегда. Как ни странно, разговоры о чудовищах среди беженцев ходили не столь активно, а пропажу людей они чаще всего списывали на грабителей, похищающих людей, чтобы под пытками отнять их Время, а после убивавших их, чтобы получить ещё хоть что-то, а заодно и убрать ненужного свидетеля. То есть у границ они не собирались не из страха перед чудовищами, а из страха стать целью для криминальных групп, промышляющих на бесконтрольной пограничной территории.
Предавшись размышлениям, я не спеша брёл по мощёной улице. Света моего фонаря хватало, чтобы не споткнуться о выпирающий булыжник и не пробить себе голову, но было недостаточно, чтобы комфортно ориентироваться в пространстве.
Если верить карте, то пройдя чуть больше километра по этой улице, никогда не сворачивая, я попаду на главную площадь Старого Города. Эта площадь и уходящая в обе стороны от неё дорога, идущая перпендикулярно той, по которой иду я, была чертой, перед которой заканчивалась пограничная зона, то есть там и дальше люди живут совершенно легально, без страха быть наказанными внезапно нагрянувшими пограничными войсками Губернатора. Именно туда-то мне и надо попасть в первую очередь, потому что все Дворцовые детективы, наверняка, шли этой же дорогой, и хоть кого-то из них, совершенно определённо, должны были заметить местные жители. В моём саквояже лежал конверт с шестью карандашными портретами, так что всё, что мне было нужно, это показывать их местным жителям до тех пор, пока кто-то не узнает хотя бы одного из пропавших – это и станет точкой отрыва для моего расследования.
Внезапно вокруг стало светло. Солнце сквозь серые тучи осветило грязную улицу и мрачно возвышающиеся по обе стороны пятиэтажные дома с пожелтевшей от бесчисленных потёков штукатуркой, выбитыми стёклами, а иногда и вывороченными целиком оконными рамами. Двери в подъезды и окна первых этажей были грубо замурованы каменной кладкой.
Ещё пять лет назад я бы до безумия удивился внезапному незапланированному рассвету, но сегодня это лишь внесло смуты в мои планы… Подобная внезапная смена времени суток происходила раз в несколько недель, а иногда раз в несколько месяцев или наоборот – дней, без какой-либо системы. Природа этого феномена была предельно понятна: какой-то идиот активировал очередной совершенно бесполезный Дар, привнеся в наш и без того безумный мир ещё больше хаоса…
Я оглянулся назад. Вдалеке виднелась Стена и пограничный пост. Границу я уже преодолел, но, увидев меня на улице, мало кто поверит, что я местный житель… Мне нужно как можно быстрее дойти до площади – там у них должны быть хоть какие-то понятия о законе, и открыто, у всех на виду, убивать меня ради ценностей или Времени никто не станет. Надеюсь…
– Господин! – раздался взволнованный крик откуда-то сверху, а потом закашлялся.
Я поднял голову и увидел в оконном проёме третьего этажа мужчину средних лет в грязной рубахе. Лицо его было изуродовано огромными волдырями, а вместо левого глаза зияла тёмная дыра… Мужчина яростно махал рукой в сторону границы. Немного откашлявшись, он закричал снова:
– Бе… Бегите!
Я ещё раз посмотрел в сторону границы, а затем повернул голову в противоположном направлении. Вдалеке я увидел три быстро приближающиеся ко мне фигуры. Намерения этих людей, благодаря решительности их приближения и предостережению одноглазого бедолаги, были для меня предельно ясны, так что я, не теряя времени, рванул обратно в сторону блокпоста.
Мои преследователи были далеко и беспокоиться мне было не о чем: даже в той прескверной физической форме, в которой я пребывал в настоящее время, я с лёгкостью опережу их в этом забеге…
На бегу я размышлял над тем, что это событие может сильно навредить моей работе: мои преследователи не смогут догнать меня, но наверняка поймут, что я пришёл в Старый Город не просто так и определённо предприму новую попытку попасть сюда. И они совершенно точно будут меня ждать… И не только днём, но, вполне возможно, и ночью тоже. Вот чёрт… Видимо, придётся входить через другой блокпост и делать это как можно быстрее – мало ли у этих бандитов есть сообщники на других постах. Так что, как только вернусь на границу, попрошу выделить мне экипаж и…
В этот момент из-за угла арки, которую я пробегал, вылетело что-то тёмное и ударило меня в лицо. Я упал на землю, фонарь с грохотом отлетел в сторону. В глазах на мгновение потемнело, губы заливала тёплая кровь – я чувствовал её металлический привкус. Надо мной навис какой-то человек с изуродованным волдырями лицом, совсем как у предупредившего меня об опасности одноглазого мужчины в окне…На нём были грязные мешковатые штаны, рваный кожаный плащ, надетый на голое тело, а в руках деревянная дубина. Он занес её над головой, явно собираясь размозжить мне череп… Я закрыл лицо скрещенными предплечьями. Удар, хруст костей, мои руки с силой бьют меня по лицу, страшная, невыносимая боль пронзает правую руку. Я в ужасе смотрю на человека – он заносит дубину для нового удара. Я снова пытаюсь закрыть лицо руками. Новый удар. Снова хруст, снова невыносимая боль. Затем снова удар. Ещё один, и ещё. Мои искалеченные руки безвольно лежат на моем лице, лишь немного смягчая сыплющиеся градом удары. В отчаянной попытке спасти свою жизнь я пытаюсь откатиться в сторону, но вместо этого лишь открываю свой затылок… Мощные удар сотрясают мой череп. Несколько раз я пытаюсь поднять голову, хотя уже совсем не понимаю зачем, а в следующий миг бьюсь лицом о камни под новыми яростными ударами дубины. Наконец, после очередного мощного толчка, я потерял сознание…
О проекте
О подписке