Глава 7. Не-владыка

Сатарф торопился как мог, а мог он куда меньше, чем прежде. Тот, кто вкусил вершины могущества, кто был почти равен богам и даже изгонял их со своей земли – для начала обнаглевшую Лойт, – оказался отброшен на самое дно. Сейчас бывший владыка Тьмы и Теней чувствовал себя младенцем бескрылого низшего демона.

Без одного глаза, без крыльев, без магии. Почти без магии. Все-таки он оставался демоном, сыном Матери Тьмы, которая не сняла с него благословения. Наоборот, помогала поскорее заживить раны, а глухими ночами выгоняла дичь под его умелые руки.

Путник мог бы сократить время путешествия и пройти за Грань тенями, на это остатков его темной силы еще хватало. Но потустороннее царство Теней сейчас лучше не беспокоить, пока новый владыка, его сын Дьяр, не укрепит свою силу над ними. Тринадцать Теней, тринадцать столпов Темного Трона пока слишком шатки.

Теневой путь Сатарф оставил на самый крайний случай. К тому же тот, кто идет к драконам смерти, должен сам пройти свой путь, без чужой помощи. Вот и растянулось его путешествие на две недели.

Сатарфу оставалось миновать земли Тринадцатого, самого кровожадного и непокорного из темных кланов. Не лучший путь, что и говорить.

Взвесив все за и против, одноглазый калека решил все-таки рискнуть. «За» – это экономия драгоценного времени. В обход – слишком долго, да и вампирская вотчина охватывала клешней врезавшиеся в нее одним концом, как пика, Драконьи скалы. Другой путь был не только длиннее раза в два, но пришлось бы завернуть в царство Серых холмов, а с лунными девами ему ни к чему встречаться. Второй раз царица его не отпустит или следом увяжется.

Нет, только не это. Лучше уж вампиры. Если идти только днем и маскироваться по ночам, можно и просочиться. Главное – на стражей не наткнуться.

Полдень – не лучшее время для демонов. Счастье, что для низших вампиров солнце совсем невыносимо, и кровососы забиваются глубоко под землю, в самые глухие отнорки своих пещер. С высшими хуже, у них, как доподлинно знал Сатарф, имелись баснословно дорогие амулеты, защищавшие их от смертоносных лучей. Но их сила небесконечна, и даже высшие не искушали лишний раз судьбу.

Калека старался не выходить на открытые пространства, шел глухими лесами, предпочитая встретиться с диким зверем, нежели с бывшими подданными. Никто не должен увидеть его искалеченное тело. К тому же огромные сосны и ели создавали огромные сумеречные шатры, и ночное существо прекрасно себя чувствовало даже в полдень.

Обычно в это время он уже спал. Но в землях вампиров пришлось изменить распорядок, и теперь Сатарф поднимался с солнцем и шел весь день, делая небольшой привал только в полдень. Днем костер не так заметен, как ночью, а питаться сырой дичью бывший владыка не привык.

Найдя в лесной чаще небольшую прогалину, он расчистил место для костра, наломал сушняка и разжег костер. Потом запек в глине пойманную утром куропатку, поел, обжигаясь от спешки, завернул оставшуюся часть в листья и спрятал в дорожную сумку: до логова драконов еще неизвестно сколько добираться, а в царстве смерти так и совсем пожрать нечего – все живое обходит зловещее место далеко стороной.

Закончив с обедом, демон раскидал веткой угли кострища и с помощью ножен меча набросал сверху земли – как простой смертный, лишенный магии. Оставшиеся крохи сил ему еще пригодятся. Проследив, чтобы ни единой искры не осталось тлеть, он вытер ножны пучком пожухлой осенней травы и поднялся.

– В путь, – благословил он себя. – Чем быстрее доберусь, тем быстрее вернусь.

И опять ощутил укол совести: может, и надо было остаться в Кардерге, затаиться, подсказывать сыну. Убийцу и своего мучителя выловить, в конце концов. Отомстить, чтобы мало не показалось. И только тогда отправляться в горы Смерти в надежде на возрождение. Ведь знал же Сатарф: шанс вернуться живым и крылатым невелик. Зато если вернется, то уже никто не посмеет угрожать ни его детям, ни Темному Трону.

Никто. Никогда.

Даже боги.

Сатарф отстегнул ножны с мечом от пояса и закрепил ремнями на спине: по лесу далеко не уйдешь, придерживая меч на боку, – о каждую ветку начнет цепляться. Не привык высший демон по земле ползать. Ничего, вот вернется с крыльями… Сатарф вскинул взгляд в небо, опутанное ветками, посмеялся про себя: не успел уйти, а уже мечтает вернуться.

Но очень уж тревожно было на душе. Даже не кошки, а горгульи скреблись.

Двигаясь по лесной чаще мягким неслышным шагом, легко перепрыгивая через сучья и полусгнившие, укрытые плотным ковром мха стволы поваленных деревьев, он вспоминал последний разговор с младшим сыном.

– Скажи, – допытывался Дьяр, – почему ты Ирека так и не признал официально, прежде чем уйти? Он очень расстроен.

Сатарф ответил не сразу. Он покрутил в искалеченной руке государственную печать, подбросил на ладони. Усмехнулся:

– А ты бы хотел, чтобы не Зарга, а Ирек стал частью заговора?

– Брат не пойдет против меня.

– Сын, я не устаю напоминать: ты слишком доверчив для будущего владыки Тьмы и Теней. Ирек любит тебя, это так. Но ты – младший, и этого уже не изменить.

– Вот! – вспыхнули синие глаза, такие же яркие, как у отца. – А я и говорил всегда, что из меня не получится повелитель!

Как же надоела Сатарфу эта песня! Едва Дьяр, уже будучи подростком, узнал, что у него есть старший брат, пусть незаконнорожденный и непризнанный, его усердие в усвоении необходимых для наследника наук весьма пошатнулось. Демоненок плешь проел отцу, уговаривая изменить завещание в пользу Ирека. Подумать только – это злобный по определению демон! Темный маг! Сын владыки! Да он любого должен загрызть в борьбе за власть. Как его сестра Зарга.

Но в синеглазом мальчишке, как оказалось, слишком сильна кровь его матери, дочери пирата. И Сатарф никогда не скажет ему, кем на самом деле была эта женщина, которую ненавистники обзывали за глаза корабельной шлюхой. Никогда не признается, что на самом деле случилось с ней в ночь рождения младшего сына.

Да, такому, как его синеглазый сын, не нужна власть над землей и подданными. Не нужен даже Темный Трон. Он будет жаждать иной власти, когда и если осознает себя.

Начиная с ночи рождения Дьяра, владыка с ужасом ждал, когда в его наследнике проснется иная жажда, которая отнимет у него сына, и торопился, всю жизнь торопился опередить, заглушить, обуздать. И только Госпожа Тьма могла преодолеть материнскую силу. Потому владыка провел первое посвящение сына, не дожидаясь его семилетия, потому связал Тьмой, долгом и всеми мыслимыми и немыслимыми клятвами. А теперь – до срока возвел на трон. И тринадцать Теней Темного Трона станут нерушимыми якорями для Дьяра, будут держать до самой его смерти. За Тархареш можно не беспокоиться.

– Получится, все у тебя получится, – жестко осадил Сатарф наследника. – Как раз ты и обладаешь необходимыми качествами. Или ты считаешь, я глуп, недальновиден и не знал, что делал? Твоя излишняя мягкостьи доверчивость быстро пройдут. Куда сложнее, если сердце изначально ожесточено, как у Зарги или Ирека. Такое сердце не сможет судить по закону и справедливости, не сможет встать над добром и злом, пока не избавится от груза придуманных обид и не смирится с судьбой. Ты ведь понял, сын, должен был понять, когда говорил с Тьмой, почему над злобными и кровожадными демонами должен стоять не более жестокий и кровожадный тиран, не еще более злобный повелитель, а тот, кто не судит ни добром, ни злом, но только по закону?

– Понял, – буркнул Дьяр, отворачиваясь от пристального взгляда одноглазого калеки. – Равновесие.

– Вот именно. Ты таков, что тебе без разницы, светлые у тебя подданные или темные. Думаю, ты и с Белой империей вполне справился бы, хотя у белых коварства столько, что нам, демонам, еще учиться у них и учиться.

– Выдумал тоже, – рассмеялся Дьяр. – Но что ты все обо мне! Ты лучше скажи, что мне брату передать?

– Я ему уже говорил. В Тархареше не только демоны живут, да и наши тринадцать кланов, включая неупокоенных, – все разные, у каждого свой изъян, своя слабость или, наоборот, сила. Если Ирек до сих пор не смирился с самим собой, каков он есть, то как он сможет принять и понять других? Я уж не говорю о том, что его не смогла принять Тьма, и ты знаешь почему.

– Крылья можно и перекрасить, – вздохнул Дьяр, окончательно прощаясь с мечтой свалить заботы на плечи брата. – Но ты тоже не смирился с увечьем!

– Это другое. Я рожден крылатым. Можно смириться с тем, что дано или не дано тебе от рождения, принять и идти дальше и выше. Но с тем, что из тебя сделали или пытались сделать, мириться нельзя. Есть разница, сын. Твой брат добровольно отказался от неба. Насмешек боится, подумать только! А Темный Трон – не для трусливых. Ирек не готов драться и защищать свое право быть таким, какой он есть. Как он сможет защищать других? Он заранее сдался, и я этого не простил. Тот, кто предал себя, предаст и другого.

– Ты не прав, отец. Он не такой.

– Посмотрим, – вздохнул Сатарф, еще раз подкинул печать и с грохотом опустил на давно подписанный свиток с отречением от трона. Дьяр поморщился – свершилось.

Бывший владыка полюбовался на мерцающий огненно-багровый оттиск, дождался, когда печать остынет до угольной черноты, свернул документ и протянул наследнику:

– Держи, сын. Благословляю на царство. Владей, а не властвуй. Суди, а не осуждай. Бей чужих, чтоб свои боялись. Вернусь, проверю, как справился с заданием. А Иреку передай: когда он примет себя таким, каким он рожден, я признаю его. Если вернусь, конечно.

– Только попробуй не вернуться! – всполошился Дьяр.

Сатарф улыбнулся и ласково взъерошил его волосы.

– Спасибо, сынок. Вернусь, никуда не денусь. Как я могу не вернуться, сам посуди? Я только-только обрел любимую женщину. Можно сказать, едва жить начал!

Наследник тоскливо возвел очи в небеса, и Сатарф легко расшифровал его мученический вид: мол, некоторые тут жить начинают, а Дьяру теперь хоть с тоски вешайся, спихнули на буйную юную голову государственные заботы, и в кусты.

Впереди посветлело, между огромными стволами появился чахлый подлесок. Наконец стена исполинов раздвинулась, путник вышел на крутой, высокий берег реки, вившейся между холмами. Взгляду Сатарфа открылась панорама на долину внизу, на покатые холмы вдали, а за ними на горизонте белели горные пики обиталища драконов.

Далековато еще, прикинул демон. И через реку не перелететь. Но бывший владыка тщательно готовился к путешествию и помнил карты: неподалеку есть развалины древнего моста, оставшегося с незапамятных времен, еще до эпохи Единения.

К разрушенной переправе он вышел часа через два, и увиденное огорчило: от каменного настила ничего не осталось, а раскрошенные, покосившиеся каменные глыбы свай слишком широко отстояли друг от друга, не перепрыгнуть. В этом месте река сужалась, течение становилось таким быстрым, что нечего и думать пересечь препятствие вплавь. Не с его едва затянувшимися ранами на спине от выдранных крыльев.

Сатарф оглянулся на стену высоченных елей, поискал взглядом сухостой – хватит ли высоты стволов, если соорудить мостки из пары бревен и перебрасывать со сваи на сваю. Но, во-первых, мечом такие толстые, хотя и сухие, деревья не повалить. Так и без оружия недолго остаться. Во-вторых, даже если исхитриться и выкорчевать пару деревьев магией, то их высоты не хватит: ближе к противоположному берегу, как он заметил, одна свая едва виднелась над водой, разрыв становился в два раза длиннее и казался непреодолимым.

Он прищурился на солнце, медленно клонившееся к верхушкам леса. Прикинул, как протянутся тени на закате, зацепят ли сваи друг друга, свяжет ли их потусторонняя теневая тропа.

Нет, поморщился демон, проблема оставалась той же: разрушенная почти до поверхности воды свая не давала тени. Точнее, ее тень цепляла следующую сваю глубоко под водой. Но если вынырнуть и взобраться наверх по разрушенным камням, то можно успеть до того, как тени станут неразличимы.

Ирония жизни высшего демона в том, что для того, чтобы ходить тенью, ему нужно хотя бы немного света. Если, конечно, он не владыка Тьмы и Теней. Уже не владыка.

«Уж не жалеешь ли ты, идиот?» – усмехнулся Сатарф. Тряхнул густой гривой волос. Не о чем жалеть. Вся его власть, все его могущество оказались бесполезными, когда два заколдованных куска железа искромсали его тело и выпили его силу.

Так лучше уж рассчитывать только на себя. На то, с чем рожден и что никто не отнимет, пока жив, – на дух, ум и волю.

Сатарф терпеливо ждал, устроившись под ветвистым кустом ракиты. Листва с нее почти облетела – дыхание глубокой осени дотянулось и до юго-восточных пределов Тархареша, но куст был густой, раскидистый и нависал, словно паутина, скрывая притаившуюся под ним фигуру демона.

И все-таки с тех пор, как Сатарф покинул лесную сень, его не оставляло ощущение взгляда, сверлившего спину. Он осторожно оглянулся. Принюхался. Увы, ветер дул от реки, и даже чутье демона не могло уловить ничего подозрительного.

Опасности не ощущалось. Взгляд сверлил. Да еще жажда после куропатки одолела.

Как ни хотелось путнику пить, – до реки, дразнившей тихим плеском волн, рукой подать, – но он не шелохнулся, застыв изваянием. Нельзя исключать, что вон та стая из шести воронов, вылетевшая из-за леса и с карканьем умчавшаяся далеко за реку, – это воздушная стража вампиров. Хотя куда чаще их вторая ипостась – летучие мыши. Вороны скорее настоящие, но как-то связанные с разумом кровососущей нежити.

Много загадок хранит Тринадцатый клан. О них не осведомлен даже владыка Темного Трона, которому подчинен Великий Хранитель клана Неупокоенных. Самый непокорный клан, от которого больше проблем, чем пользы.

Наконец ленивое солнце ушло за лес, протянувшиеся тени достигли кромки берега, накрыли воду, вскарабкались на позеленевший от влаги камень ближайшей сваи.

И фигура, затерявшаяся под спутанными ветвями куста, совсем исчезла, как не было.

А через долю мига на вершине сваи появился бескрылый силуэт. И тут же растаял, чтобы материализоваться на следующей груде камней, торчавших из холодной воды.

Так он почти преодолел разрушенную переправу.

Почти.

Как и предполагал Сатарф, тень от разрушенной сваи не дотянулась до следующей, и он оказался в ледяной осенней воде. Демон от души ненавидел воду и в здоровом состоянии, хотя в молодости немало морских лиг преодолел. Но не вплавь же!

Израненную спину свела мощная судорога, едва затянувшиеся раны вскрылись, закровоточили, и Сатарф, потеряв сознание от боли, ушел под воду.

Седой волк, терпеливо наблюдавший за демоном с опушки леса, рыкнув, метнулся к реке, перекувырнулся на бегу, и с крутого берега нырнуло в воду нагое, сильное мужское тело.

Стая воронов, уже почти достигшая вершины одного из холмов и ставшая едва различимой в вечереющем небе, резко развернулась и молча устремилась назад.

Над развалинами моста стая сделала пару кругов, затем от нее отделились два ворона и помчались обратно, а оставшиеся разделились пополам: две птицы уселись на сваю, наблюдая за происходящим в воде, еще две устроились на берегу в ветвях вяза.

А посмотреть было на что: волкодлак пытался то ли сожрать, то ли спасти тонущего, истекающего кровью демона. Скорее, сожрать, потому что вытащенный на поверхность воды, полузахлебнувшийся одноглазый сын Тьмы пришел в себя и пытался утопить напавшего. Кто ж не знает, что демоны ненавидят и презирают оборотней хуже диких зверей. В руке калеки мелькнул кинжал, но оборотень поднырнул, уходя от удара, выметнулся со спины оборонявшегося и выкрутил ему руку, заодно притопив. При этом он едва разборчиво рычал:

– Дурень, утонешь!

– Ты сорвал мой меч! – не менее угрожающе рычал демон, отплевываясь и стуча зубами от холода. – Он утонул!

– Железо тащило тебя на дно! Тебе меч дороже или жизнь?

– Убери свои мерзкие лапы, падаль! Убью!

Оборотень не выдержал, грохнул жертву кулаком по макушке и потащил обмякшее тело, придерживая его одной рукой, а второй выгребая к берегу. Ворча при этом:

– Что я царице Эльде скажу, если ты утонешь, дурак одноглазый?

Его сил едва хватило выбраться из воды самому и вытащить на песок бессознательную жертву и привести ее в сознание оплеухами.

– Ты на кого руку поднял, сволочь мохнатая?! – изумленно выдохнул Сатарф, когда откашлял остатки воды из легких.

На голом теле оборотня действительно густо росла шерсть, но не настолько же. Он встал на четвереньки, встряхнулся, нагло рассыпая брызги во все стороны. Глянул на взбешенного бывшего великого владыку Тьмы и Теней, на стремительно темнеющее небо, по которому от холма к реке скользили быстрые летучие силуэты. Десятка два. Вздохнул:

– Вампиры. Сам князь пожаловал. Ну, прощай, демон Сатарф. Я еще присмотрю за твоей спиной, если смогу.

И бросился в реку. Два ворона тут же сорвались со сваи и закружились над его головой, ныряющей в быстром течении. Вскоре к ним присоединились несколько крылатых фигур вампиров, но Сатарфу было уже не до наблюдений: его самого окружило полтора десятка неупокоенных, а в пяти шагах опустилась на песок невысокая щуплая фигура подростка с глазами тысячелетнего старца. Не самый древний из неупокоенных, но самый хитрый, жестокий и беспощадный, умудрявшийся держать свой клан кровососущих мертвецов в абсолютном повиновении.

Сатарф гордо выпрямил спину, но не поднялся навстречу, наоборот, сел поудобнее, скрестив ноги и поигрывая кинжалом. Жаль, что хищники увидели его таким вот, искалеченным и беспомощным, но ничего не поделаешь. На то, чтобы уйти магией теней, тоже нужны силы, а их нет даже на то, чтобы встать, не шатаясь, на ноги. Да и негоже повелителю, хоть и бывшему, скакать и суетиться. Вот минут через пять можно попробовать прыгнуть в тень.

– Кого я вижу! – усмехнулся Сатарф, умудрившись из положения сидя глянуть на прибывших свысока одним глазом. – Князь неупокоенных ко мне пожаловал на аудиенцию! Не дожидаясь полного заката явился. Давно не виделись, Зан-о-Мьирр, но сегодня я не принимаю гостей.

Великий князь с минуту оторопело взирал на калеку, не в силах поверить, кого он видит перед собой. Его узкий рот дергался, взгляд ощупывал каждый изъян прежде безукоризненного сильного тела. Ноздри трепетали, втягивая запах свежей крови высшего… нет, высочайшего из демонов. Наконец мертвое бледное лицо рассекла уродливая усмешка:

– Зато я сегодня принимаю гостей, не-владыка Сатарф. Долго же я тебя искал…