Музыкальная фраза

 
Простая музыка проснувшегося неба,
Лишь звёзды растворились все к утру,
С отчаянной любовью зазвенела,
В трёхсложную вмещаясь красоту.
 
 
Еще не выпав, утоляет жажду
Меланхоличный чистый дождь тепла.
Как голос в одиночестве отлажен
Ребенка, чья вращается юла!
 
 
И не взошедши, солнце нас уж греет.
Судьба за клавишами знает смысл один, —
Перед собой она не оробеет,
И из-под нежных рук звучит мотив.
 
 
И слушают себя с какой-то скорбью
Ребёнок и жужжащая юла
В мотиве, что с младенческой любовью
Судьба столь совершенно создала.
 
 
Звук себя приглушает, но явственно плач
Слышу я, разговор без единого слова,
И срывает с небес всё же десять удач
Совершенство мотива – трёхсложное соло, —
 
 
Как отрывисты краткие фразы его,
И стихи не уложатся в ритм менуэта
И, помедлив, походкою быстрой тепло,
Освещая дорогу, уходит за светом.
 

Мадригал

 
Луч Вечности ваяет в отраженьях
Новорождённый облик городов,
И дружбы бесшабашное забвенье
Столкнет бокалы спорящих миров.
 
 
Пусть я один, а имя Музы – время,
Что испытует дух на страх в игре
Последней памяти в шампанской пене,
Я жизнь люблю лишь в творческой поре.
 
 
Понятьями жонглируя открыто
В такт времени, я ночь постиг как явь;
Войны и мира случай знаменитый
Пленил навек знакомствами меня.
 
 
Божественно лишь самосотворенье.
В поэты меня город произвёл,
Но к логике негибкое стремленье
Зачёркивает дар, что не расцвёл.
 
 
Нам нравится кокетства непрактичность
Как яркая улыбка на словах
И женщин с веерами эксцентричность,
Их поступь в современности дымах.
 
 
Нам нравятся намеки друг на друга,
Внезапность онемения и грусть,
Чьи поцелуи так терпки и грубы,
Что снова танец счастья вводят в суть.
 
 
Но наши нервы взвинчены одышкой,
И ритм свою утратил красоту.
Таи смысл новой жизни, о малышка,
Но скройся с глаз в сияющем цвету.
 
 
Я знаю время и его бессмертье.
Чьё имя – Муза в толпах горожан?
Лучами Вечность дружбу да осветит,
Ваяя дальше отражённый жар.
 

Ира

 
Она мне заплетала косы,
Потом тетради отняла.
Я помню эти папиросы,
Вращайся и жужжи, юла.
 
 
Она к стихам неравнодушна,
Чтоб в сердце совесть забывать,
И одиночество разрушит
Неблагородная кровать.
 
 
Я наизусть учу свой опыт,
Опасных девушек любя,
Но от очарованья – топот
Всех бед. Не нравлюсь грустным я.
 
 
Поэтому любовь не светит,
Хоть ложь, бродящая в глазах
Мою внезапно душу встретит
И бросит в омуте досад.
 
 
Пусть нас не любят, мы спокойны,
Пусть «нет» им проще говорить,
Они стихов таких достойны,
Мы – страсть боимся загасить.
 
 
Она сама её погасит,
Отняв тетради у меня.
Я не шучу, не дам ей власти.
Юла, вращайся как Земля.
 
 
Хороший стих рождает чувство,
Он – неожиданность и смех
Твоих прощаний и напутствий,
Неразделённость жизни всех.
 
 
Увы, нам навсегда влюбиться,
Как не разлюбим никогда,
Нельзя в печали слишком чистой, —
Мы тянем нудные года.
 
 
Навек прощаться, ждать свободно —
Вот нашей боли идеал.
Нет радости в зиме холодной
Судьбы. Не быть – похуже бал.
 
 
Сюжет-ребёнок – смысл Вселенной,
Он на пути у колеса,
И неба эгоизм нетленный,
И время на твоих часах.
 
 
Она мне заплетала косы,
Я презираю жизнь и смерть,
Ибо люблю не папиросы,
А детства Иры круговерть.
 

«Ты умерла, и в небе отпечатка…»

Памяти Иры Ломтевой

 
Ты умерла, и в небе отпечатка
Событья этого в ночи бескрайней нет,
Лишь звёзды окунаются в сетчатку
Концами острыми, звенит их свет,
 
 
И завершённость тикает мелодий
Часов, что к бесконечности летят
В отчаянной вводящей в суть свободе
От заведённости меланхолии. Взгляд
 
 
Не ищет мой ни новой большей боли,
Ни смысла в жизни, что ушла с тобой,
Переходя немыслимой любовью
К тебе на небеса, ко мне домой,
 
 
Где никого нет, лишь твои портреты
Ожили над покорностью вещей;
Я буду ждать во сне твоих приветов
И думать: «После смерти встречусь с ней».
 
 
Я превращу свое существованье,
Пусть мне не вменят этого во грех,
В скорбь светлую надежды, в ожиданье,
Твой путь предпочитая встречам всех.
 
 
Ты обо мне едва ли вспоминала,
Но я тебя любила вопреки,
Со страстью, и есть память за финалом;
Пошлю с Земли тебе свои стихи.
 
 
Я жмусь к огням, что посылают окна,
Вдыхаю дым и снова ввысь гляжу,
Но не отнимешь неба ненароком…
Взгляд, грацию и голос отражу.
 
 
И молодость твою не пощадила
И сохранила навсегда судьба,
Отняв тебя жестоко так у мира
И у меня как сердце, ссыпав прах.
 
 
Ты умерла, а я пишу привычно,
Пусть скорбь моя со мною догорит,
И этот мир, всегда эгоистичный,
Пусть эгоизм мне в памяти простит.
 

«Я набираю номер…»

Памяти Иры Ломтевой

 
Я набираю номер
В сгоревшую квартиру,
Приснившихся историй
Дым утро шлет по миру,
 
 
Трещит промокшим флагом
На утреннем весеннем
Ветру, пространств бумагой.
Среда как воскресенье.
 
 
И первый день декабрьский,
Дым в небе, сон с тобою
Не скрыл в тепле коварства
И пробудил нас с бою.
 
 
Иду навстречу ветру,
Уже не только явно
Одна, – и тайно, – к свету
Печали безоглядной.
 
 
Так приходи же в гости
В мой сон всегда под утро! —
Остановилась осень
Навек со мной как будто.
 
 
Ты с неба осветишь мне
Короткую дорогу,
Пока перо распишет
В стихах-мостах итогом
 
 
Рукою отчужденной
Те цифры, что сгорели
На телефонном фоне —
Испепелённом небе.
 
 
На глаз уставших ясность
Ложатся хлопья снега,
И просьбы этой внятность
Уместна ли для неба? —
 
 
Будь ангелом-хранителем моим,
И путь мой обернётся вечным вальсом
С бесплотной памятью на жизни миг… —
Я жажду одиночества, останься!
 

Невозможная хроника

 
Неразделённую любовь разделит мир,
И сломанные вещи пригодятся.
Сквозные фразы в сорванный эфир
Бессмыслицей подарят час пространству,
 
 
Сведут с ума и в мой летящий дом
Подхватят с ветром, занесут больную
Украденную музыку как стон
Твой, странница прекрасная в загуле.
 
 
Прохладным днём тем улицам сиять
И возвращать быльём поросший век в дыханье
Младенцев нынешних, и мира связь
Приблизит встречу у дороги дальней.
 
 
Я соберу желаний наших пыль
В их непрактичности с наклонных тротуаров
С нелепицей страстей, когда полынь
В улыбке горькой одиночеств даром
 
 
Цветёт десятилетья красотой
Ненужной благородного искусства
Спеть соло целым хором за трубой
Второй под скрипку первую без чувства,
 
 
В угаре догадаться, что вопрос
Твой в шутку был когда-то миру задан
И принят мной сегодня лишь всерьёз,
И я над фотографией заплакал.
 
 
Весь этот бред бессонниц затяжной
Звучит твоим: «Простите, а нельзя ли
Мне с вашим зонтиком (вопрос смешной)
Сфотографироваться и оставить
 
 
Себя на память?»– этот сон пронзил
Мне душу, раны чьи ручьями стали.
Неразделённую любовь разделит мир,
Начавшийся нечаянным свиданьем.
 

«Когда во рту растает время, словно снег…»

 
Когда во рту растает время, словно снег,
Когда за окнами белеет город,
Избитый образ ручкою в руке
Попросится на голос, ветром сорван.
 
 
Нет ничего дороже времени теперь,
И если б жизнь в нем не сгорала скоро
В развоплощённой чистой красоте,
Сегодня мне б себя уже не вспомнить.
 
 
Когда огонь питается огнем,
О вечности любви упоминанье
Напрасно – это сердце устает
И в страстных фразах снова отдыхает.
 
 
А вздор как бред: серьёзней нет потерь
Потери времени, но свежесть ветра
Весной все той же пахнет в январе;
Слов нет, и Муза кстати, суть отвергнув.
 
 
Как натянуть тугие паруса
Здоровью лёгкие на лодках ребер,
Прогнать простуду, глядя в небеса
С небрежно нарисованного моря.
 
 
Как хорошо бывает иногда
Забыть свой собственный вопрос, проснувшись,
Не получить ответа никогда,
Час потерять, чтоб два найти получше!
 
 
И сшила платье новое зима
Самой поэзии, пронзив восторгом
Скорбь тишины – и словно белый флаг
Подол метелицей взметнул весь город.
 
 
Когда во рту растает время, словно снег,
Такое неурочное для танцев
И для прогулок, будет на столе
Бумага таять на закате ясном.
 

Маросейка

 
Ангелы всю рыбу съели,
Опустясь на Маросейку.
«Что творите, Божье семя?»
«Не могли найти лазейку.»
 
 
Ангелы в пейзаж попали
Этим Рождеством пропащим,
И с деревьев иней стаял,
Неба рыба стала слаще.
 
 
К вечеру в снегу, что душу
Лечит, грусть превозмогая,
Ангелы на крышах глушат,
Рыбу Маросейки жарят.
 
 
Невысокие домишки,
Шум от транспорта звенящий,
Остры выступы на крышах
Маросейки настоящей.
 
 
Чем темнее – тем светлее,
На деревьях снова иней,
Красота снегов белеет
На пейзаже дерзких линий.
 

Кино

 
Из зеркала шкафа – твое отраженье,−
Немного ты ранена вихрем времён,
Обманной и сладкой любви пораженье
Тебе никогда, милый друг, не соврёт.
 
 
На гвоздь ты повесишь красивую шляпу,
В тулью вставишь свечку, и свечка сгорит,
От времени шкаф деревянный обшарпан,
Чудесный тебе открывается вид.
 
 
Утюг заплясал по вечернему платью,
А ты выливаешь чернила на стол.
Я время своё на тебя не потратил,
О чём сожалею, упёршись в футбол.
 
 
И движется в зеркале наша картина,
И многое скажет старинный предмет.
Взгляни: там в углу запылился ботинок,
А пары ему в этом доме и нет.
 

Натура

 
Ходят парами и пожилые супруги,
И погода как будто для них,
И Земля уж не вертится диском на круге,
И открыты дороги мои.
 
 
Снова снег прикрывает черту горизонта,
Тишину окружит ход машин.
Открывайте же линию честного фронта,
Чтоб огонь белый снег порешил.
 
 
Вот диптих, окровавленный страстью апреля,−
Не ложитесь, супруги, в гробы.
Там, на кладбище страшно спокойно, и млеет
Жизнь сама, и тропинки мокры.
 

И на выезде…

 
Моя зрелость безликая дремлет поодаль,−
Запечатать в конверт средоточие черт,
Когда выйдет из зеркала каменный Гоголь,
Не захочется мне, но разломан мольберт.
 
 
В эту лунную ночь я прошу реализма,−
«Будь здоров», − мне сказали и отняли срок.
В сизом дыме не жаждал я ваших стриптизов,−
Кровь печатает несколько раненых строф.
 
 
И заткнёт ли мне рот власть солёного моря,−
Я не в поезде ехал – летел под откос,
Но мне скучно от раненых этих историй,−
Я прошу только несколько выгнутых роз.
 
 
Терпкий запах диктует материи зрелость,
Но разбудит меня только поезда свист,
Только летней травы пережжённая прелесть,
И танцовщицы спляшут на выезде твист.
 

В двух мирах

 
Для себя ли, будучи богатыми,
Милостыню нищим подаём?
В двух мирах, заслушавшись сонатами,
Мы живём и жизнь не сознаём.
 
 
Для себя ль поступок «необдуманный»
Совершаем мы, иль просто страсть
Движет нами милыми, беспутными,
Чтоб мы, дети, наигрались всласть?