3. Монастырь в пещере

Повторно прибор установили перед горой, но немного подальше. Включили. Виталий ругнулся и отпрянул, а я вздрогнул. Прямо перед нами размахивала пустыми рукавами старая дырявая ряса. Держалась на кольях, воткнутых в землю. Мы оказались в центре огорода с пугалом. Тренога упёрлась в две параллельные тропинки, между ними грядка с молоденькими кочанами капусты. Поспешили сойти с грядки. На рыхлой земле остались следы от наших кроссовок. Я сорвал лист капусты, и с его помощью быстренько разровнял землю.

Осматривались вокруг и не узнавали местность. Впереди гора, вроде бы та же, но гораздо выше. Кроме того, на вершине бревенчатый дом, скорей всего, храм, судя по кресту на крыше. К нему ведут ступени, выбитые на склоне. Кроме храма на вершине разместилось сооружение из трёх брёвен в виде буквы П. С верхней перекладины свисает небольшая полусфера. Исходя из блеска поверхности, скорей всего, металлическая. Из середины полусферы торчит верёвка.

Солнце освещает прямоугольный вход в пещеру! Над ним вырезан крест. Справа у подножия горы под навесом сложены дрова, чуть поодаль горка хвороста. Немного подальше блестит ручей, больше похожий на небольшую речку. Здесь, на огороде слышно журчание воды. За ручьём раскинулось поле. Качаются, ещё не созревшие, зеленовато-желтоватые колосья ржи.

Кроме капусты, на огороде виднеется ярко зелёная ботва с бордовыми прожилками – растёт свёкла. Позади нас по краю огорода, цепляясь усиками за редкий плетень цветёт горох, кое-где уже висят стручки. Поодаль большой островок растений с мелкими белыми цветками. Потом узнали, что это цвела редька. В стороне от неё длинные грядки со светло-зелёными листьями – репа.

За огородом в два ряда установлены пеньки, из отверстия в которых вылетаю пчёлы. На пеньках конусообразные «шапки» из соломы. Между огородом и горой левее от входа в пещеру три деревянных посеревших дома. В бревенчатых стенах – небольшие прорези чуть ли не под крышей. Перед одним из домов огорожен небольшой участок редким плетнём. Там куры и петух важно выискивают что-то в траве, всматриваются в землю и лапками старательно раскапывают. Цыплятки, у которых уже начали расти пёрышки на крыльях радостно разбегаются, мчатся куда-то. Их разбег заканчивается не полётом, а ковырянием среди мелких камушек.

В стороне от домов просторный пустой загон. Дальше среди травы и кустарника небольшое стадо из нескольких коз и овец. Они деловито останавливались, срывали и поглощали листочки, щипали траву. Человек в длинном и тёмном одеянии палкой погонял животных, если долго задерживались на одном месте. И отодвигал шустрых коз, которые мешали есть медлительным овцам.

Левее на том же лугу паслись две коровы, привязанные к колышкам, задумчиво жевали и оглядывали округу. Стреноженные лошадь и конь мелкими прыжками перемещались, выискивали более сочную траву и неистово махали длинными густыми хвостами, сгоняя надоедливых насекомых.

Из пещеры вышел юноша в тёмной длинной одежде, по видимому, инок. Бережно нёс обеими руками узелок из сероватой ткани. Направился в сторону животных. Подошёл к мужчине, который присматривал за ними, отдал узелок. Монахи перекинулись несколькими фразами, и юноша повернул к пещере. Монах-пастух перекрестился и поклонился церкви. Сел на траву, стал развязывать узелок. Отламывал кусочки, жевал, запивал из крынки.

Нам стало любопытно, что в пещере делается? Как и в прошлый раз сняли прибор с треноги, не выключая.

Перед нами предстало внутреннее убранство пещеры как новенькое, по сравнению с её видом в современном нам времени. Колона без изъянов, гладкая со всех сторон, ссуженная в середине и расширяющаяся книзу и кверху. Внизу соединялась с полом, наверху с потолком пещеры, переходя в аккуратные арки, которые раскинулись по обе стороны от колоны. В стенах углубления, куда вставлены большие иконы, полукруглые в верхней части. Места стояния икон выбиты под их размер.

Мы пошли дальше по центральному проходу. Потянуло дымком, ощутили запах свежеиспечённого хлеба и аромат какой-то еды. Доносились мужские голоса. Но слов не разобрали. Наверное, хором читали молитву.

Дымок дробился, растекался в боковой проход, который вёл в очередную пещеру. Всюду чисто, стены и потолок почти белые, пол подметён. В стенах выбиты ниши, куда можно присесть и даже прилечь. В нишах тканные пёстрые подстилки или охапки пахучего сена. Отсюда тоже выбит коридор, куда мы и направились. Прошли ещё через «комнату» с похожими нишами и иконками между ними. Из неё тоже вёл куда-то проход. Дымок утекал в прямоугольный проём, из него виднелись ветви с яркими бликами на листьях, трепещущими на ветру. Оказалось, есть ещё выход наружу. Но мы повернули обратно.

Блуждания по проходам привели вслед за очередной струйкой дымка к третьему выходу. Но мы уходить не спешили. Признаюсь честно, опасались остаться в толще, погребённые заживо среди камней. Даже сейчас при вспоминании становится не по себе. Ведь в нашем времени остался только один вход-выход, остальные засыпаны или обвалились и насколько глубоко нам неизвестно.

Поэтому повернули на голоса. Прошли мимо двух помещений. В небольшом из них сосредоточение вкусных запахов. И оттуда несло ещё и жаром раскалённой печи. Видимо, пещера служила кухней. В другом продолговатом располагался длинный стол, по обеим сторонам от которого стояли лавки. Скорей всего, данную пещеру использовали как трапезную.

Вышли к просторной и куполообразной пещере, где молился тот крестьянин, что видели раньше. Эта пещера для монахов стала подземным храмом. Рассмотреть убранство помешала собравшаяся братия. Хотя кое-что увидеть удалось. Опять же всюду бело и чисто. Пламя лучины освещало книгу, по которой читал один из монахов. Из полумрака взирали на молящихся кроткие и строгие лики с иконостаса.

Монахи замолчали и несколько раз перекрестились, поклонились. Стали разворачиваться, чтобы выходить. Мы поспешили обратно по проходу, потому что в коридоре пережидать тесновато. Не стали проверять пройдут сквозь нас или нет. Теоретически должны пройти, но, когда перед тобой, хоть и небольшая, но всё же толпа, то проверять, пусть и экспериментально не хочется совсем. К тому же самые ближние к нам стали тереть глаза. Вдруг и эти тоже увидели что-то.

Выйдя из пещеры, ощутили зной. Прибор не стали выключать, но присоединили солнечную батарею для подзарядки. Отошли за огород, но подальше от ульев. Сами сели в тени под деревом, чтобы тоже перекусить. Ароматы монастырской кухни возбудили зверский аппетит и мы прикончили все наши съестные запасы.

Через некоторое время из пещеры потянулись монахи. Один пошёл с ворохом одежды в деревянной бадье к ручью. Другой стал ломать хворостинки, потом обхватил охапку, добавил несколько тонких поленьев и понёс в пещеру. Некоторые пошли на огород. Ещё один с плетённой корзинкой направился к курам. Двое повернули и, крестясь, стали подниматься по ступеням к храму.

Трудовые будни монахов продолжались. Мы находились в относительном отдалении и никто нас не замечал. Поэтому наблюдали спокойно и расслаблено, а прибор фиксировал, вёл запись.

Солнце клонилось к кронам деревьев. Пастух-монах погнал стало к загону. В одном из домов открыли, не замечаемую нами, дверь. Напротив неё в плетне курятника распахнули калитку и загнали в дом кур. С луга привели коров, подоили и завели в другую дверь того же дома. Туда же привели коня с лошадью. Позже из загона в другой дом, поменьше, по-видимому, тоже хлев, загнали коз и овец.

Вдруг воздух пронзил металлический звон. Один из монахов дёргал верёвку, торчащую из металлической полусферы, раскачивал. Округу оглашал своеобразный звук, похожий на колокольный. Монахи умылись в ручье, утёрлись полотнищами. Подались в храм.

Через некоторое время из-за горы потянулись люди разных возрастов, скорей всего, жители ближнего поселения, на вечернее богослужение. Мы пожалели, что раньше не зашли в храм, теперь там не протолкнешься.

Потом, я предложил всё же подняться на гору, благо по ступеням легче, и обозреть округу через прибор. Сказано – сделано. Сначала заглянули под полусферу, любопытно, что внутри. Оказалось – верёвка привязана к металлическому стержню, который при ударе о стенки полусферы издавал громкий и пронзительный звук. По видимому, один из предшественников колокола на Руси.

Вокруг расстилалась лесостепь. Кое-где вздымались меловые холмы, белели лысыми макушками. Их подножия зелёными ожерельями окружали кусты. Небольшие рощицы возвышались островками в море степных трав, колышущихся, словно волны. О, вот и деревушка. Кучка бревенчатых домиков. В разные стороны от них – лоскуты полей и огородов, разделённых плетнями и неглубокими ровчиками – межами. Извивались голубоватые ниточки ручьёв, сверкала рябь озера.

Засмотрелись на красоту окружающей природы, залюбовались. Время шло незаметно. А вечерняя служба в церкви закончилась. Поняли, когда увидели выходящих людей. Мы не успели спуститься и уйти подальше.

Люди, поворачивались лицом ко входу в церковь, крестились и кланялись, затем разворачивались к ступеням с горы. Некоторые бросая взгляды в стороны, задерживались, вглядывались. Кто-то спускался и оборачивался, пристальнее всматривался. Потом люди стали перешёптываться, показывать в нашу сторону руками.

Неужели нас видят? Если так, то наши синие джинсы и яркие клетчатые рубашки явно отличались от их светлых и светло-серых льняных одежд. Что говорить о кроссовках. Большинство сельчан пришли в лаптях, плетённых из полосок коры, впрочем и монахи тоже. Несколько мужчин и женщин обуты в нечто промежуточное между туфлями и тапочками из мягкой кожи. По краю продёрнут ремешок, стягивающий вокруг ступни и щиколотки, чтобы не соскакивали. Короткие наши стрижки тоже отличались от причёсок местных мужчин.

Из церкви стали выходить монахи, они обратили внимание, что поселяне не ушли, а сгрудились под горой и куда-то смотрят. И обратили взоры в нашу сторону. В глазах монахов недоумение, на лицах оторопь. Один, быть может, старший из них, что-то сказал. Мы не поняли. Другой повторил тоже. Интересное звучание языка, напевное. Напоминало церковнославянский и искажённый современный русский, но вникать в смысл не старались, потому что долго оставаться перед толпой рискованно.

Людей стояло много. Честно признаюсь, было не очень приятно. Мало ли что взбредёт кому-то из них в голову, а остальные подхватят. Конечно, единственный выход – выключить прибор. Но не исчезать же у стольких людей на виду. Какие этому событию объяснения придумают?

– Гена, надо отвечать им, – сказал мне Виталий.

– И, что скажем?

– Проездом тут.

– Ага. А, где наша телега и лошадь?

Пока мы переговаривались, остальные замерли и прислушивались. Если и расслышали, скорей всего, не поняли и, могли предположить, что иноземцы. И, кто знает, как это воспримут. Я решился обратиться к тем монахам, которые с нами заговорили.

– Мы гости, странники. И пришли поклониться и помолиться, – показал рукой на церковный домик.

Виталий мне прошептал: «На паломников не тянем».

– Нам пора уходить, – добавил я и поклонился монахам. – Пошли за церковь, – шепнул Виталию, – там выключим.

Я ещё раз поклонился монахам, потом сельчанам. Вслед за мной и Виталий. Монахи тоже поклонились. Мы быстро пошли к церкви, чтобы обогнуть и скрыться от глаз здешних обитателей.

Всё исчезло. Вернее сказать, изменилось. Вдали дома села Шмарное…

– Ну, Генка, – воскликнул Виталий, – признаюсь, перед толпой перетрусил.

– И не ты один, – выдохнул я. – А, кто бы не испугался на нашем месте?.. зато выяснили название прибора.

– Какое же?

– Не догадываешься?

– Что-то после беседы с древними жителями Белгородчины туго соображаю.

– Машина времени!