Про ГТО

– Зашла я позавчера к подруге в геронтологический санаторий – она там на дневном стационаре пребывает. Пока Любка на процедурах была – ну не знаю, какие процедуры – электросон там, циркулярный душ, чего там ещё бывает? Я её во дворе поджидала. У них там приятно, цивильно – клумбы с цветами, беседка. Дорожка для бега размечена. Хотя какой там бег в нашем возрасте, Го-с-с-споди… Села на лавку рядом с тренажёрами, сижу. А тут и «спортсменки» выходят. Три человека. И тренерша с ними. То есть не тренерша, нет, а как это правильно? Да, инструктор по лечебной физкультуре. Тоже немолодая, но – всё при ней: фигура, осанка… Идёт – как по волнам плывёт: ни дать ни взять – флагманский корабль! А эта троица у неё в фарватере болтается, еле поспевает.

От спортсменок глаз не оторвать. В одной сто пятьдесят килограммов; второй сто пятьдесят лет, спина плывёт параллельно земле, голова вверх задрана. У третьей, видимо, в бедре искусственный сустав: сделает шаг, потом раз – в сторону нырок. Но желание спортом заниматься – вижу – огромное. Все экипированы – спортивные костюмы, кроссовки, как положено. На инструктора смотрят, как на икону. Верят, что если будут все её команды выполнять, к истечению срока путёвки тоже поплывут, как каравеллы по зелёным волнам.

Тренерша построила их в шеренгу и говорит:

– Так. Сегодня сдаём ГТО.

Потом поперхнулась, откашлялась, подумала и добавила:

– Норматив для дам элегантного возраста.

Команда оживилась и радостно загомонила. Я ушам своим не поверила. Какое им ГТО – думаю. Поднимите мне веки – раз, два? Но инструктор дело своё знала. Сдающие нормы ГТО застывали на одной ноге под тиканье секундомера, крутили головой, работали кистями, старались попасть мячом в пластиковую корзину, растягивали эспандер. Работали неутомимо. Я тоже была захвачена зрелищем, даже забыла на Любку разозлиться, что не идёт долго. Да если она и пришла бы, я всё равно трибуну, то есть лавку свою, не покинула бы.

«Тренерша» тщательно заносила результаты в блокнот. Но вот уже и ей, видать, неутомимость дам «элегантного возраста» надоела, она всё чаще стала на часы посматривать, а физкультурницы только в раж вошли. Мероприятие пора было сворачивать. Очевидно было, что необходим красивый завершающий аккорд.

– Так… А теперь, – инструктор понизила голос, – основной норматив.

Все напряглись.

– Дистанция шестьдесят метров… Эр-ротической походкой…

– На скорость? – азартно пискнула стопятидесятилетняя. И заперебирала ногами, готовая сорваться со старта.

– Как-кая вам скорость? – рявкнула тренерша.

А потом расплылась в улыбке и подмигнула:

– На качество…

И в свисток – фрррря!

О-о-о… Это было незабываемое зрелище. Описывать не буду, слов не найти. В воздух взлетали руки, ноги и… лица. Боже, какие лица! Не насмотришься. Они шли прямо ко мне, сидящей на лавке там, где финиш. И счастливо улыбались, глядя мне в глаза. Как ни крути, а я-то – единственный зритель… Особенно отличилась та, с эндопротезом. Ей бы я отдала первое место и сертификат на преподавание приватного танца.

Короче. В Олимпийские игры или уж хотя бы в нормы ГТО предлагаю внести вид спорта – эротическая ходьба. На качество. Поверьте, от зрителей отбоя не будет…

Про пирожки

А то тётка не знала, что за Машкой глаз да глаз нужен! Впору из дома выходи да внучку эту к подолу пристёгивай. Зазевался – а она уже на десятом конце… Чешет – как на колесе едет. Ножищи длинные, косолапые, в сандалии обутые, как спицы мелькают. Шиш догонишь.

Тётка очень старалась: сжала руку Машкину и волокла по Советской, не оглядываясь. От Максима Горького до Октябрьской пять кварталов – не шутка, знай пыхти, не отвлекайся! Общественный транспорт – деньги, а денег у них кот наплакал. Тёткина пенсия и зарплата вахтёрская. Не разбежишься.

Какие черти дёрнули её у этого лотка с пирожками остановиться? Всё, как моя мама говорит, желание из себя состоятельную даму изобразить. О, мон анж, пирожки с чем у вас? А свежие ли? И легонько, аристократическим пальцем своим через полиэтилен – тык! И с усталой пренебрежительной улыбкой – ну вот видите? Позавчерашние… Простите, милочка, мы такое не едим. Нам, мол, булочник каждое утро корзинку свежих круассанов доставляет…

Пока тётка эту молчаливую мизансцену перед лотком с булками разыгрывала, руку Машкину на минуту выпустила: правая сумкой занята, а левой она пирожок трогала. Потом с достоинством встретила ненавидящий взгляд продавщицы, легко перенесла его, потом задумалась, тронулась по Советской… А когда опомнилась, Машки уже и след простыл.

Куда? Как? Только что здесь была? Но Машку в лёте за хвост не поймаешь: может легко по целому кварталу кругаля дать, так бежит, что пятки в задницу влипают. Короче, металась тётка в отчаянии взад-вперёд, на боковые улицы заглядывала – нет нигде паразитки! И не то страшно, что потеряется; ни в жизнь эта воструха не потеряется! Натворит чего – не расхлебаешь потом…

Как в воду глядела. Пометавшись, решила тётка к лотку с булочками вернуться. Уже издали увидела – там Машка. Продавщица-сорока отвернулась и с подружкой болтает, а эта паршивка… Тётка задохнулась. Машка стояла перед рядком пирожков и со всего размаха вонзала указательный палец в самую серединку каждого. Но предварительно тихонько спрашивала: у вас пирожки свежие? И пальцем – тык!.. В пирожке дырка. Машка уже протыкала весь ряд до конца и пошла по второму кругу с последнего: у вас пирожки свежие? Тык – две дырки…

Тётку затрясло: у неё и на один-то пирожок денег не было, а не то что на добрый десяток, которые Машка продырявила. Как она ту в охапку схватила и уволокла через сквер на Набережную, чтобы окольными путями до бабулиного дома добежать, – сама не помнит.

Вот теперь тётка с бабулей за столом, а Машка в углу стоит, в одних трусах, чтоб на улицу не смела сбежать. Носом к стенке. Ноги косолапые, длиннющие, как лианы в джунглях друг друга оплели. На правом полупопии, чуть пониже трусов, след от тапка, с которым тётка вокруг стола за ней гонялась. Достала-таки…

– Что ж, – говорит бабуля, звякая чайным стаканом о блюдце. – Всё закономерно. В кого же она такая артистка-то? В тебя-а-а-а. Вывела ребёнка из дома и веди, не отпускай, от пункта до пункта. Нет, черь-ти тебя разобрали пирожки щупать… Вот теперь хлебай.

А тётка наклонилась над столом низко, лица не видно. Сопит, чайной ложечкой в стакане болтает. Потому что крыть нечем. Всё правда.

Про варенье

В 1975 году мне было семнадцать лет. Мы с папой в тот год путешествовали по Крыму на автомобиле. Незабываемо. Но две короткие недели промчались, как сладкий сон, и надо было возвращаться домой.

…Наш пыльный, крашенный веником, гремящий всеми частями тела «Москвичок» трюхал по пыльному шоссе уже почти в ста километрах от дома, когда папин зоркий глаз выхватил как-то кривовато съехавшую на обочину небесно-голубую машинку и людей, копошащихся около неё.

Кодекс советского автомобилиста предписывал немедленно остановиться и оказать помощь. Что мы и сделали – съехали с дороги и притормозили чуть поодаль от терпящих бедствие.

– «Жигули» третьей модели, – завистливо вздохнул папа, опознав чудо отечественного автопрома, и мы быстрым шагом почапали узнавать, что случилось.

Их оказалось четверо: глава семейства курил в сторонке с непроницаемым лицом, девочка моего возраста стояла чуть правее и смотрела в сторону луга, обрамлённого пышными кустами, с жёлтой тропинкой сбоку, спускающейся к речке. По склону, ведущему вниз, бежал, подпрыгивая, кружась, мальчишка-подросток лет одиннадцати; он задирал голову к небу, что-то восторженно кричал, размахивая руками… Устал в машине, видимо. За открытой передней пассажирской дверцей угадывалось какое-то копошение; женская рука выбросила на обочину резиновый коврик.

– Здравствуй, – в спину девочке произнесла я. – Я – Ирина.

Девочка оглянулась. Она оказалась такой красивой, что мне немедленно захотелось причесаться. Тёмные волосы, высоко забранные в конский хвост, чудесные синие глаза, чуть подтянутые жёстко схваченными волосами к вискам, маленький улыбчивый рот с мило вырезанной верхней губой…

– Я – Лена, – немедленно откликнулась она. Рот приоткрылся в улыбке, и показались сахарные зубки, не идеально ровные, а немного «толкающиеся» друг с другом, словно им было тесновато. Но от этого девочка выглядела ещё милее.

Между тем над дверцей показалась голова её мамы. Женщина сделала шаг вправо, распрямила затёкшую спину и на пару секунд застыла перед нами во всей красе. Вот это было нечто! Это была Джина Лоллобриджида и Лолита Торрес одновременно! Яркие, удивительные, фиалковые глаза, капризно изогнутый рот, от которого глаз не оторвать, тёмные короткие кудри, растрёпанные, буйные, вольные и в то же время как-то очень правильно обрамляющие голову, идеальный овал лица, нежная родинка на щеке… Из-за капота машины было видно только верхнюю часть её тела – ловко схваченную сарафаном тонкую талию, высокую гордую шею, обрамлённую какой-то шлейкой, поддерживающей сарафан… Звезда итальянского кино.

Я перевела взгляд на девочку. Та была выше ростом, крупнее, выглядела попроще. Лена с улыбкой наблюдала за моей реакцией – привыкла, видимо.

Женщина тем временем, бросив на нас сердитый взгляд и не ответив на моё робкое «драсс…», вновь исчезла за дверцей авто. Папы курили в сторонке, о чём-то переговариваясь.

– Так что случилось-то? – спросила я. – Плохо стало в дороге? Тошнило кого-нибудь?

– Да нет, – сказала Лена, понизив голос, – это мама варенье разлила.

Между тем, по мере того, как удалялся или приближался к нам бегающий мальчик, стало слышно обрывочно слова, которые он радостно выкрикивал в небо: господи… спасибо тебе… хорошо-то как… счастье какое, боже мой…

И это было странно.

– А этот тогда чего радуется?

– Серёжка? Ну как тебе объяснить… Понимаешь, у нас мама… такая очень… Ну практичная, что ли. Ей из любой ситуации надо извлечь максимум. Вот, например, она не может просто в лес поехать гулять и наслаждаться, ей обязательно оттуда что-то унести надо. Грибы, ягоды, само собой, а если нет ничего – лист лесной малины, иван-чай, хоть шишки для дачного самовара. Мы когда только на лесную дорогу сворачиваем, она сразу про всё забывает. Такое впечатление, что грибы, например, уже под землёй видит, когда они ещё и не проросли даже. Вот едем, быстро, а она: «Вадик!.. Стой!.. Гриб!.. Гриб!..» И точно: гриб.

– Но сейчас же вы не из леса едете?