Изгнание из рая означает разрыв со своим чувственным миром, который может так глубоко выдавливаться в подсознание, что сохраняет способность проявляться только через сны.
«Уж лучше бы их не было!» – нередко заявляют во время сессий клиенты, говоря о чувствах. Они действительно верят, что эмоции мешают им жить, являясь помехой в их устремлениях. Еще бы: стихия чувств и эмоциональных переживаний способна настолько вовлечь человека, что он невольно становится похожим то на волка, когда злится, то на ягненка, когда смущается или пугается.
Между тем эмоции и чувства – это язык, на котором говорит душа. И в райских кущах в непосредственной близости с Богом (Внутренним Центром) они прекрасно уживались – злые волки с пугливыми овцами.
Адам в раю мог свободно с ними контактировать, давал им названия и имена. А после изгнания из рая контакт с ними прервался. Потеря контакта с чувствами означала потерю благоприятного влияния на те стихии психики, в которых так много энергии и мощи. Дистанцируясь от Внутреннего Центра, мы повышаем риск того, что они могут нас захватить, полностью подчинить себе, выйти из-под контроля. А потеря контроля, даже незначительная, вызывает страх, так как мы обычно отождествляем себя с ним.
Современный человек опасается эмоций. Он боится всего: пугаться, страдать, любить, печалиться, восторгаться, сердиться, злиться. И больше всего боится своих страхов. А между тем эмоции и чувства – самые точные ориентиры нашего уникального способа взаимодействия с миром. Они не только наполнены энергией, но и всегда несут нам важную информацию о происходящем во внутреннем и внешнем мире. Поэтому нет «негативных» эмоций, – это лишь фигура речи, для удобства и упрощения16.
Случай из практики. Страх, помогающий душе достучаться.
Довольно часто ко мне на прием приходят люди с сильной тревогой и страхом. А поскольку тревоги и страхи – моя любимая тема, мне настолько интересно с ними работать, что мой интерес и увлеченность ими, по-видимому, как-то передается и «считывается» клиентом.
И неожиданно для него самого прямо в кабинете внезапно проходит страх, который мучил и не давал покоя много недель.
Клиент растерянно говорит: «Извините, я зря вас, наверное, побеспокоил, у меня все прошло!» – и идет к двери.
Но как только за ним закрывается дверь, страхи возвращаются. И клиент тоже. И страх вновь стихает.
И вот тогда мы начинаем спокойно работать – разбираться, анализировать, ведь причины беспокойства могут быть разными.
Страх может быть ситуативным, связанным с конкретной травмирующей ситуацией. А может быть так или иначе связан с боязнью неизвестности или даже со страхом смерти.
И когда начинаешь работать с этими темами, то нередко выходишь на экзистенциальные вопросы о жизни, смерти, предназначении, миссии, способностях, талантах, индивидуальном пути.
Иногда клиенты признавались, что только благодаря тревожности и страху впервые задумались и обнаружили, что они одаренные и особенные. Может быть, посредством страха душа пытается как умеет до нас достучаться?
Именно этим я могу объяснить столь быстрое появление и исчезновение страха у некоторых клиентов. Оказывается, снять тревожность и страх можно очень быстро, если мы даем душе, своему Внутреннему Центру, четкие знаки, что его послание услышано.
Возможно, мы живем в такое время, когда нам просто необходимо гораздо больше понимать себя, свои нужды и причины происходящих событий.
Для чего нам быть в контакте с чувствами
У нас всегда есть выбор, как обращаться с чувствами. Можно просто махнуть рукой и отпустить их на волю, но тогда возникает риск внезапно оказаться в их власти, перестать с ними справляться, а то и вовсе стать эмоционально неряшливыми или даже распущенными.
А можно наложить запрет, а еще лучше поместить их в эмоциональную тюрьму, чтобы полностью исключить контакт с их опасным влиянием. Но в тюрьме они дичают и время от времени сбегают на волю, проявляясь неожиданно, не по делу, когда их не ждешь и к ним не готов.
И есть третий вариант – научиться быть в контакте как с чувствами, так и со своим Внутренним Центром, дав им свободу, но при этом социализируя и окультуривая их формы и проявления, калибруя интенсивность их выражения17.
Тонкость в умении находить и удерживать контакт с тем, что является или кажется опасным, но находится в твоем внутреннем пространстве, характерна для даосской традиции. Для человека европейской культуры это звучит не слишком привычно – рациональному уму сложно согласиться с этой формулой. Но все меняется, когда это положение удается проиллюстрировать, используя телесные метафоры.
Обычно я метафорически демонстрирую эту идею следующим образом: два человека становятся друг напротив друга в позе лучника и фиксируют контакт ступней с полом, чтобы ограничить амплитуду движений. Один из них играет роль противника и символически представляет собой опасность. Он сжимает руки в кулаки и вначале медленно, а затем все быстрее пытается нанести удар противнику в спарринге.
Второй человек (в моей практике это клиент), кладет ладони на кулаки противника, символизирующего опасность, и просто следует за движениями его рук. Телесный контакт ладоней с кулаками соперника позволяет ему автоматически угадывать направление движения и ловко уворачиваться от возможных ударов. Тело движется само, а настрой на внутреннюю динамику спарринга дает возможность естественным образом управлять процессом.
Вот почему все меняется, когда появляется возможность открыть для себя новую идею, пережив ее как новый опыт именно на телесном уровне. Тогда клиенты совсем по-другому относятся к непривычным утверждениям, например, что полноценный контакт с теми чувствами, которые они раньше отвергали и запрещали, создает гораздо больше безопасности, чем их запрет и отрицание.
Как правило, речь идет о сильных чувствах, которые обычно осуждаются в обществе – агрессии, раздражении и гневе. Но не только о них. Страх, печаль и даже любовь тоже могут оказаться под внутренним запретом.
От запрета чувства не исчезают, а принимают иную форму существования. Мы пытаемся их сдерживать и контролировать, напрягаем тело, чтобы не дать им вырваться наружу. Но они все же могут вдруг вспыхнуть в самый неподходящий момент и по совершенно другому поводу, укрепляя человека в убеждении, что чувства если уж не безусловное зло, то по меньшей мере те неудобные помехи, которые нужно избегать и искоренять.
Но чувства, будучи сигналами и ориентирами, найдут способ обнаружить себя – через расстройства или сновидения.
Я уверена, что человеческое тело – это чудо, к которому мы привыкли и перестали замечать.
Оно представляется мне сложным пульсирующим объектом, в котором переплетены мышечные волокна, относящиеся к различным ипостасям. Одними мышцами мы можем поднять ведро, ложку или планшет. Более тонкое мышечное кружево ответственно за наши эмоции и душевные переживания.
Но если углубиться дальше, мы соприкоснемся с трудно уловимыми для рационального описания эфемерными телесными состояниями, которые переживаются в редкие минуты невероятного чувственного единения с миром, воспетыми поэтами, философами и мистиками. Многие участники тренингов по Символопластике, желая подчеркнуть особый духовный аспект подобных телесных переживаний, называют его «сакральным телом».
«Сакральное тело» – это то божественное, что мы не ценили и потому потеряли в повседневной жизни, что осталось в далеком раю, а контакт с ним остается только уделом особых практик или сновидения.
Потеря духовного аспекта телесности при изгнании из рая вызвала необходимость в уравновешивании биологического тела посредством выработки разнообразных навыков сдерживания: избыточного контроля, бездумных запретов, норм, законов, табу, которыми человека вынуждают оскопить его жизнь. В результате для сдерживания своего биологического, природного тела, мы обретаем избыточно контролируемое разумом социальное тело – неестественное, зажатое, перенапряженное.
Женщина, отныне представляя собой социальное тело, этим напряженным телом «в муках рожает детей», которые с момента появления на свет несут в себе «грехи своих прародителей». И в этом скрыты некоторые причины неполноценности или предрасположенности многих новорожденных к физическим и психическим болезням, открытым и скрытым недугам в результате родовой травмы. Ведь мы несем паттерны своей перинатальной истории со всеми издержками нашей телесной и духовной природы.
«Травмы напряженного и конфликтного рождения разъединяют организм и нарушают телесные ритмы на всех уровнях, эмоциональную координацию и душевное благополучие. А также, если ребенок приобретает дальнейший травмирующий опыт на пути своего сексуального развития, он получает, благодаря этому раннему опыту, ложный базис для своих последующих взрослых сексуальных чувств».18
А мужчина, утратив контакт со своим сакральным телом, «в поте лица своего» добывает социальным напряженным телом хлеб насущный. Современный цивилизованный мужчина не умеет отдыхать, не может полноценно расслабиться, а «настоящая работа» в его представлении непременно связана с напряжением. Спокойное и расслабленное состояние его пугает, ассоциируется с потерей контроля, а потеря контроля – с потерей аутентичности и даже со смертью.
Многие поколения, будучи рожденными «социальным телом», несут в себе вложенные «телесные панцири», а поэтому живут, любят, рожают и умирают, порой не догадываясь об утерянном даре целостности, гармонии телесного и духовного мира – даре, который являлся некогда важнейшим аспектом нашей природы.
Лишь изредка нечто неподвластное разуму напоминает об этой потере. Ее описание метафорически отражается также в трагической главе драгоценной для человечества Книги о сотворении мира – библейской истории об изгнании человека из рая.
Привычку современного человека жить в противоречивых отношениях с собственным телом психолог и телесный психотерапевт Александр Лоуэн назвал «предательством тела».
Чтобы предать тело, не обязательно относиться к нему пренебрежительно, как «к будущему трупу» или медленно убивать его, накачивая табачным дымом, алкоголем и наркотиками. Можно хорошо к нему относиться, заботиться, иногда отводить к врачу, подобно тому, как машину отправляют на техосмотр. Но при этом продолжать относиться к телу как к бездушному предмету, чью роль в познании мира и поток информации в виде ощущений и импульсов можно игнорировать – оно ведь все стерпит.
Между тем тело – это то, что вместе с чувствами делает нас живыми и чувствительными, а мышечные реакции сопровождают проживание всех процессов, включая эмоциональные и когнитивные.
Мы – это не столько то, что мы привыкли о себе думать, сколько наше тело. Оно лежит в основе нашей субъективности, всего того, на что мы ориентируемся, что нам нравится, привлекает или, наоборот, отталкивает, ведь мы узнаем об этом через эмоции и телесные импульсы. Даже такое явление, как ценность чего-то в нашей жизни, мы определяем не из сухого словесного описания, а из того, какой субъективный вес (а ведь это телесный маркер!) оно для нас имеет.
Чем восполнить дефицит слов для передачи тонких состояний?
Чем более сложными и необычными являются состояния, переживаемые телесно, чем интереснее и тоньше чувственный опыт, тем меньше вероятности в довольно скудном запасе слов в языке современного человека найти для них подходящие выражения.
Этим фактом можно объяснить обращение к телесной динамике и включению тела для понимания и проживания особых событий в других культурах. Например, использование танцев и свободных движений во время древнегреческих мистерий, обращение к пластическому выражению сложных философских идей в даосизме посредством тайцзицюань и других практик.
Из своего психотерапевтического опыта я знаю, что одна и та же информация, которую человек воспринимает напряженным и расслабленным телом, понимается и интерпретируется им по-разному, и я это всегда учитываю в работе.
Пережитый опыт новых телесных ощущений и импульсов, не будучи зафиксированным словами, постепенно тает, а затем и вовсе исчезает из субъективной реальности. Вот почему так важно обращать внимание на то, чтобы события переживались интегрированно, то есть телесные и эмоциональные его составляющие могли обрести соответствующее словесное выражение и наоборот.
О проекте
О подписке