Разговор не клеился, в паузах мы молча смотрели друг на друга. Ну и мука это была! Наконец Жанна не выдержала и, сославшись на дела, распрощалась и отвалила. Я решила остаться, так как внезапное появление Маргариты меня заинтриговало. Но лучше бы я тоже ушла. Она тут же принялась за меня.

– Лена, я хочу поговорить с тобой, – сказала она, пересев ближе и наклонившись ко мне, и я невольно отодвинулась, стараясь сделать это как можно незаметнее.

– Да? – я посмотрела в свой пустой стакан с остатками апельсинового сока того оптимистичного цвета, который я не люблю в живописи. В жизни – совсем другое дело, он говорит о солнце и его энергии, но на полотнах этот цвет выглядит ужасно.

– Ты рисуешь в последнее время очень неплохо, но почему у тебя превалирует в рисунках такая мрачность?

– Как? Пре…что?

– Преобладает, – мягко сказала она, и я устыдилась того, что корчу из себя подростка-недоучку. Маргоша знает, какая я начитанная, так что ее не проведешь.

А она продолжала:

– Ты понимаешь, это настолько неуловимо, но я-то вижу.

(Мой фирменный знак)

– Что-то у тебя не так? Какие-то проблемы?

Я горько улыбнулась, решив про себя, что могу подыграть ей.

– Конечно, проблемы, – я даже подавленный вздох изобразила, но глаза опустила, потому что Маргоша по глазам считывает ложь.

– Можешь сказать, в чем они заключаются?

– Да ничего особенного. Просто скучаю по отцу.

– Неправда, – она откинулась на спинку пластмассового стула – ты не можешь или не хочешь мне сказать. Но меня ты не проведешь. Это из-за Виктора?

Рот у меня свело судорогой, я поняла, что сейчас заплачу. Она коснулась самого больного места – это действительно было из-за этого парня, который был моим другом, но который умер. Он рисовал так, как никто из нас – и я не понимала, откуда у него эти видения. Я была слепой, и мне нет прощения, потому что легко было догадаться, что с некоторого времени он сидел на каком-то наркотике. Все закончилось передозировкой.

Кое-как я справилась, не заплакала, потому что молчала – любой звук, который вырвался бы из горла, мог кончиться позорными слезами. Маргарита тактично отвернулась. Я глубоко вздохнула и посмотрела на нее. Зачем она напомнила мне о Викторе?

Маргарита стала тихо говорить мне разные слова о том, что одной тяжело, но так много людей многое бы отдали за возможность побыть одним. Я слушала, рассеянно кивая. Уйти было неудобно, поэтому в разгар ее разглагольствований я зевнула. Тут же извинилась, но она поняла сигнал.

– Голова болит, прости, пожалуйста. Пойду домой, можно?

– Лена, да конечно, иди, отдыхай. Все будет хорошо, поверь мне.

До сумерек было далеко, но вечер уже ощущался – из метро, как фарш из мясорубки, вываливались люди; фарш разваливался на кусочки – одни шли к одной остановке, другие в противоположную сторону к другой, но снова слеплялись в котлетную массу, когда наполняли подошедшие автобусы. И куда они так торопятся – район-то у нас спально-кухонный. Что ждет их дома? Женщин – плита и сериал, мужчин – футбольный матч. Им даже оглядеться неохота, прочувствовать этот вечер, услышать, как в церкви звонят колокола.

Что же я натворила?

Было утро субботы. После того случая в студии я полагала, что Портянский забудет о желании увековечить меня в гипсе. Оказалось, считать так было наивностью и напоминало страусиную привычку прятать голову от проблем в песок.

Он позвонил и не сказал, а потребовал, чтобы я выполнила данное слово. Так и сказал:

– Ты обещала прийти. Я жду тебя.

По спине у меня пробежала стайка мурашек – это голос совести вызвал их. Со спины они перебежали на руки. Наверное, нужно было сказать Женьке, что я ему сочувствую, что кто-то подшутил, подсунув ту карикатуру, но язык не поворачивался лгать. Я осторожно спросила:

– Ты уверен, Женечка, что хочешь этого? Ты в хорошей форме?

– Не сомневайся, – ворчливо сказал он, а я подавила вздох облегчения. Женя вполне оправился от шока. Мне не хотелось, тем не менее, встречаться с ним, поэтому пришлось противным голосом выдавить из горла слова:

– А вот я не совсем в форме.

– Ты дала слово, – напомнил он. – Я жду тебя.

Женя дал отбой. Я бросила трубку. Черт! Не хочу я видеть себя этакой длинношеей Нефертити, но как быть? Может, стоило бы подкинуть будущему скульптору другую идею? Может, предложить ню? Тогда придется раздеться – в принципе, ничего страшного в этом нет, лишь бы руками не трогал. А трусики я снимать не буду. Тогда он переключится с моей загадочной души на вот это нескладное тело подростка. Перед глазами всплыло его лицо с глазами, которые в тот момент могли подавить любую волю. И еще в них было сладострастие садиста. Или я это выдумала? Признаюсь, если бы не муки совести, я не пошла бы к нему, невзирая на бездумно данную клятву.

Или дело не только в нравственных моих муках? Надо попытаться понять, вот что. Женька привлекателен – этого не отнимешь. Но что такое мужская красота? Это нечто совсем иной, чем у женщин. По-моему, большинство мужчин просто уроды, хотя про многих говорят, что он красив. У них, как правило, в лицах таится изъян – либо нависающий лоб, либо слишком выдается вперед подбородок, либо глаза не такие. И при этом есть мужское обаяние. Откуда оно берется? Да хрен их разберет, из осознания собственной мужественности, что ли? Гормоны, короче. Эти придурки искренне считают женщин ниже себя, но когда припрет, готовы унижаться.

Мой друг Виктор был не такой. Он жил с матерью и сестрой там, где его мать и сестра и теперь живут, но его уже с ними нет. Это был единственный случай, когда я с кем-то сразу подружилась, с самой первой встречи. Когда он, опоздавший, вошел в студию, где Маргарита вела занятие, то сел рядом со мной, проигнорировав приглашающий жест Прудковой и пройдя мимо нее прямо ко мне. В руках у него был тубус с рисунками. Прудкова что-то прошипела, обернувшись, но я не расслышала, что именно. Разве нам так важно шипение гусей, если и так все понятно?

Мне было с ним хорошо, как со старшим братом. Мы уходили вместе, он провожал меня, а однажды я поехала к нему, чтобы что-то передать от Маргариты, когда он пропустил занятие. Но его не оказалось дома. Мама Виктора поила меня чаем и разговаривала по телефону. А потом она рассказала мне, совершенно незнакомому человеку, что у них объявилось наследство в Швейцарском банке, которое оставила какая-то тетка ее мамы, это был вклад в золоте, и теперь им надо искать денег на поездку в Швейцарию и оформление наследства. Я смотрела на царящую кругом откровенную бедность и не знала, принимать ли это всерьез. Такие истории бывают только в книгах, да вы меня извините, люди добрые, когда ж эта тетка померла на самом деле? Лет сто назад? И наследство сохранилось для наследников? Хотя, учитывая, что это Швейцария… все возможно. Я бывала там, ездила, вернее, летала позапрошлой весной с Маргаритой. Так решил отец, ну, почему бы нет? Хотя, знай он, какой эффект Маргоша там производила всякий раз, когда мы без него в кафе заходили, думаю, заревновал бы. У них давно уже все кончилось, но кто знает, не зря же они несколько лет прожили в гражданском браке. Ах, эти кафе с их необыкновенными пирожными, эти маленькие цветочные и сувенирные лавки! Эти улочки городка, где мы жили у папиного знакомого!

Я вспоминала все это, слушая маму Виктора, а его так и не дождалась. Откуда у Виктора деньги на наркотики брались, ума не приложу. Наследство наследством, но не в кредит же ему давали, и кто?

Через полчаса после звонка Жени я вышла из дома. Если что-то должно совершиться, то не стоит это откладывать в долгий ящик. Пусть будет то, что должно быть.

Утро было свежее, двор пуст, ветви деревьев колыхались от легкого ветерка. У меня защипало в носу от прилива чувств, пока я оглядывала дворовый пейзаж, и в который раз давала себе слово гулять с утра, хотя бы по выходным. Это лучшее время для прогулок – шумный наш район в это время отдыхает. Когда-то давно я спросила отца, не завести ли мне собаку, но он запретил. По-моему, он избегает всяких привязанностей и хочет, чтобы я поступала так же. Но я взяла и завела котенка и не говорила ему об этом, но он узнал – от Маргариты, конечно. Слегка пожурил и посоветовал сделать прививки. И этим ограничился. Я сделала то, что хотела сделать, не посоветовавшись ни с ним, ни с Маргаритой, хотя привыкла к дисциплине благодаря отцу. Когда мы жили вместе – как давно это было! – он твердил мне, что хорошие привычки закладываются в детстве. Если бы он знал, каким кошмаром может быть это сладкое время! Особенно, когда у тебя нет матери и некому рассказать о своих проблемах.