Про старшую девочку я не думал. Я вообще еще несколько дней назад о детях не думал, ни под каким соусом, а тут…получайте, распишитесь. С мыслью о младших я не то, чтобы смирился, свыкся. Но старшая тоже имела место быть, отмахнуться от этого факта невозможно.
Я отвез папашу номер два в отделение, там его приняли с радостью – давний знакомец. Именно отсюда его пять лет назад и забрали. За воровство. Мысль о том, что мы с ним несколько лет назад невольно делили одну женщину, вызывала приступ брезгливости. Там где то, в идеальном будущем, которое грозило не наступить, мои дети рождались от здоровой высокоморальной девушки. По пунктам выбранной, тщательно, по списочку.
– Либо ты сейчас открываешь, – кричала девушка, которая подходила сразу под несколько пунктов списка сразу.– Либо я вызываю полицию! И вообще…
Следом громко загрохотало, а Алиса присовокупила несколько таких слов, что я поморщился. Подошел к распахнутой двери, заглянул осторожно. Сердитая и красная от натуги Алиса тащила чемодан. Несколько светлых прядок прилипло к потному лицу. Шортики короткие, стройные ноги напряжены, что у неё там, кирпичи отчего дома?
И вообще, что, уехать собралась? Это вот точно на идеальную маму никак не похоже, а это минус галочка из списка. Оказалось, не уезжает. Старшая собралась уехать, теперь они сражались за чемодан. Ну, как сражались. Тянули его в разные стороны.
Нужно срочно вмешиваться, но бабских разборок я боюсь прямо с детства.
– Хватит! – раздался детский голосок, когда я только внутрь шагнул. – Если что, я лучше сам уйду! Прямо в лес! То есть, сначала через речку, потом в поле, а потом в лес!
Миша, чтобы его было заметнее, встал на табуретку. Взъерошенный, тоже красный, только он от рёва. Маленький и храбрый, пусть и испуганный.
– Иди дальше жди своего папу, – буркнула Ангелина.
И на меня сердито зыркнула. Точно, она же слышала разговор и уже знает, что я тоже на отцовство претендент, наряду с тем, что в обезьяннике сейчас…
– Я тут мужчина! – сказал Миша. – Я авторитет! И я сказал, хватит ругаться!
Авторитет был самым мелким ребёнком. Не знаю, почему, но он был заметно меньше своей сестрёнки по росту. И сейчас вижу – страшно ему. Но кулачки сжал, на табуретке своей стоит, маленький боец невидимого фронта.
– Кто-нибудь хочет мороженого? – не к месту ляпнул я.
Я когда маленький был, очень любил сливочный пломбир. Мама моя всегда работала, сколько я себя помню, причём больше за идею – пьесы она ставила в небольшом театре. Денег ей толком не платили, но на работе она горела. Папа оплачивал и няню, и мамину работу.
Но иногда, она вырывалась на редкие выходные. И тогда мы в парк шли. Там, в самом начале аллеи стоял автомат с мороженым. За несколько копеек давали хрусткий вафельный рожок, а потом автомат жужжа заполнял его густым мороженым, таким холодным, что зубы ломило. И ничего не было вкуснее тогда. И казалось, не было лучшего лекарства от детских невзгод.
Видимо, за последние тридцать лет все поменялось и мороженое не работало. На меня разом посмотрело три пары глаз и я почувствовал себя весьма глупо с этим специально купленным и начинающим уже таять мороженым.
Но в какой-то степени оно сработало. Ангелина фыркнула, отпустила чемодан и снова ушла в свою комнату. Соня глядя на меня покачала головой. Мишка спрыгнул со стула взял сестру за руку.
– Не до тебя сейчас, – сказала Алиса, разом делая меня лишним в этой семье. – Давай все потом? Завтра?
Пакет в моей руке тоже казался лишним и никому не нужным. Я к себе вернулся, затолкал его в морозилку. Подумал, что я делаю тут? У меня там застройка. Новый жилой комплекс, но не очередной спальный район, а чудо современных технологий. Эти здания могут быть полностью автономны от города, в самом высоком из них тридцать шесть этажей, я столько сил в этот проект вложил, что уже решил – пентхаус оставлю себе. Буду поглядывать оттуда на внешний мир, и никаких тебе проблем. Там лоджия будет огромная, куплю себе пальму в кадке и качели поставлю.
Представил, как такой же красный, как девчонки, тащу свой чемодан к машине. Понял – никуда пока не поеду. Подождут и пальма, и качели.
К вечеру позвонил Пашка. Пашка, это друг детства. Нам обоим повезло с отцами, которые пытались выражать родительскую любовь строго в денежном эквиваленте. Я все же перерос родительские подачки, себя нашёл. А Пашка… В общем, остался Пашкой.
– Ты где пропал? – не здороваясь выпалил он.
И я сказал ему. Никому, кроме юриста не говорил, а тут на тебе… Тем более, причина была. Пашка сейчас на побережье, всего в часе езды от меня. И буквально через час уже приехал, музыка из машины на всю округу, в багажнике бутылки позвякивают.
А на пассажирском сиденье Юлька. Сестра Пашки, с которой у нас когда-то могло получиться, но не получилось, несмотря на то, что у неё высшее образование, манеры и никаких сердец на попе.
– Ого у тебя тут, – воскликнул Паша. – Деревенский релакс. Баня есть?
Баня была. Такая же неказистая, как дом, тёмная, с чуть вогнутой острой крышей – словно устала и ссутулилась. Тем не менее, Пашку она восхитила, он даже дрова нашёл, правда, чуть палец себе не отрубил, при попытке разрубить пополам одно полено.
К тому времени, как наступила темнота, моя избушка была полна незнакомых мне людей. В этом – весь Пашка. На улице жарился шашлык, баня коптила и дымила, отказываясь нагреваться, то ли что-то не так делают, то ли она и правда устала. Музыка грохочет, все смеются. А я себя одиноко чувствую. Ни туда и ни сюда.
На соседский дом поглядываю – светится одно окошко на кухне. Наверное, Алиса чай пьёт. Может клацает с деловитым видом по своему ноутбуку, который явно видывал лучшие времена. Наверное дети спят уже. Музыка им мешает… Пошёл, выключил, несмотря на возмущенные вопли.
– Что-то не нравится? – спокойно спросил я. – Тогда вон отсюда.
Оказалось, что всем все нравится. Я сварил себе кофе, не успел, кофейная пенка выползла шапкой из турки и сползла на газовую плиту.
– Давай я, – оттеснила меня Юля.
Дверь в комнаты закрыла, приглушив гомон чужих голосов. Перелила мой кофе в кружку. Намочила тряпочку, оттерла кофейное пятно.
– Лучше сразу, пожала плечами она. – Пока не высохло.
Вот чего я на ней не женился? Полтора года же встречались. Была бы двойнятам готовая мачеха, а если повезёт – мама. И красивая, и хозяйственная, и лицо брезгливо не морщит на деревенский быт глядя. И готовит кстати отлично. Идеальная кандидатура.
– Макс, – повернулась ко мне, глянула, чуть склонив точеную головку. – Вот чего ты тут потерял? У нас же Пашка тоже попал на отцовство… Мудрить не стали, посадили на фиксированные алименты… Ни забот, ни хлопот. Юристы у тебя толковые, а клуша эта сама не понимает ничего. Всё оформите, чтобы не припёрлась с претензиями, как дойдёт, что упустила. Будешь бросать по несколько тысяч в месяц, Максим. Рублей, я серьёзно. Пашка так и делает, он официально только у папы и числится в штате…
И ладошку мне ободряюще на плечо положила. Ноготки аккуратные, не вульгарные, нежно розовые. У Алисы маникюр уже оброс и облупился, хотя красивые, ухоженные руки тоже один из списков моего пункта.
Так гадко вдруг стало. Наверное и правда – все, что не делается, к лучшему.
– У меня звонок, – сказал я, плевать, что час ночи. – И вообще, совещание. Сорян, Юль, занят.
Кофе допил одним глотком, и в комнату пошёл. Поймал за шкирку двух парней, на улицу выволок. Потом ещё одного отловил. Нетрезвые девушки, заполошно визжа метнулись следом.
– Трезвые есть? – спросил я.
– Я, – пробасил толстый парень. – Я вообще-то водитель.
Вот и славно. Бросил ключи ему, пусть выметаются из моей избушки на курьих ножках. Поймал проницательный Юлькин взгляд. В нем – сожаление. И меня жалеет, и о своих словах. Неверную ты стратегию выбрала, Юль, неверную.
Они тронулись на двух машинах, вторую Юля повела. Та, что могла бы стать моей женой тоже не пила, пьяной я её редко видел. У неё на жизнь другие планы.
В доме накурено и кисло пахнет пивом. Открыл все окна, так сразу не помогло. Бардак. Баня, слава богу хоть чадить дымом прямо во двор перестала, шашлык уже догорел. На улице темно, хоть глаза выколи, сверчки надрываются. Комаров нет, наверное, дымом разогнало.
Находиться в доме было неприятно. Вытащил из морозилки пакет с мороженым, вышел на улицу. Там, за воротами лавка. Дома напротив нет, поэтому впереди крутой спуск к реке, которую сейчас не видно. Сел, развернул обёртку, откусил кусок мороженого, никогда не понимал, какой смысл облизывать.
Сзади галька захрустела шагами, я мог сказать кто это, не оглядываясь.
– Что это у тебя? – спросила Алиса, садясь рядом. – Мороженое? А ещё есть?
Я хрустнул пакетом, достал ещё одно, протянул.
– От невзгод не лечит, – пояснил я. – Зато вкусно.
Мороженое таяло, капало на руки. Я тихо радовалась тому, что темно – не видно ничего ни черта. Всегда поражалась людям, которые умеют красиво есть мороженое, точно душу дьяволу продали.
– Хорошо, да?
Я кивнула. Мороженое кончается, скоро уже светать станет, птички проснулись, зашебуршали в кустах и кронах деревьях. Мы сидим и чуть соприкасаемся ногами – его колено бесцеремонно уперлось в моё бедро. Он этого факта как будто и не заметил, а я истерзалась. Отодвину, покажусь ханжой. Не отодвинуть ногу, тоже кратко странно… Потом решила сделать вид, что тоже ничего не вижу.
Тем более, сидеть так было приятно… Фантазировалось о разном и несбыточном. Там, в мечтах я была молода, прекрасна, богата. Анька жива. А такое дело, как прицеп из трех детей мужчин волновало мало. В моих мечтах детей любили, как своих.
Эх… мечты, мечты. Я видела сегодня девушек, что к нему приехали. Озирались так, словно в зоопарк приехали. Юбки короткие, а ноги длинные. Я рядом с ними моль, просто хорошенькая, в меру милая моль.
– О чем думаешь? – спросил сосед, подвинулся, устраиваясь удобнее на жёсткой лавке, колено чуть проехалось по моей ноге.
– О том, что спать уже надо, – трусливо пискнула я и сбежала.
У меня забот полон рот. Я за эти дни ни разу нормально не выспалась, и сегодня не высплюсь. Мишка просыпается каждую ночь, Сонька спит, как убитая, зато в шесть вскакивает на ноги… Ангелина объявила голодовку. Хотелось жрать, спать и домой, в уютное одиночество моей квартирки.
Дома было тихо, только тихо урчал, нализывая хвост, кот. Его наверное тоже забрать придётся… Или приютит баба Нина? О том, что она тут останется без маленьких соседей, что росли на её глазах, думать не хотелось. Слишком грустно.
Проснулась я с удивительным ощущением. Я выспалась. Потянулась за телефоном, посмотрела, который час – мама дорогая, одиннадцать! Я представила, как Ангелина утром выкатила чемодан, закидала туда своих вещей, прихватила двойняшек и утопала в закат. Сердце похолодело. Слетела с кровати, понеслась на кухню.
На столе – крошки. Много крошек. Кляксы варенья, ополовиненный, криво порезанный хлеб. Завтракали. Сонька сидит в гостиной и смотрит телевизор. Ну вот, одна точно на месте.
– Сестра твоя где? Брат?
Сонька повернулась ко мне, на щеке пятно варенья, кончик косички явно побывал в банке со сладким лакомством, слипся.
– Спят, – пожала плечами она. – Я Мишку будила, а он не захотел вставать.
Я сначала к старшей метнулась. Дверь была не заперта, из под одеяла торчит не очень чистая пятка. На месте, спит. Потом к Мишке. Он тоже спал, с головой в одеяло закутавшись. Я было успокоилась, ушла, поставила чайник. Потом вернулась. Стою над ним, спящим, думаю, ну, никогда же так долго не спал. Ангелина в выходные могла, да. А двойняшки всегда рано просыпались и весь дом на уши ставили.
Лоб ему потрогать? Так у меня детей нет, не умею я ладонью температуру мерить. Отогнула край одеяла, прикоснулась ко лбу и вскрикнула. Особых умений не требовалось. Мишка был такой горячий, что буквально обжигал.
У меня сразу паника. Не справилась. Не уберегла. Детей у меня точно заберут, Ангелину вредную в приют, двойняшек папе. В то, что взрослый мужик с детьми будет возиться, мало верилось. Пусть даже такой красивый. Деньги у него водились, сбагрит в пансионат… Сонька то везде справится, она боевая. А Мишка нежный такой…
– Скорую, – заключила я. – Соня, ты мой телефон не видела? Скорую нужно срочно!
О проекте
О подписке