Глава 8. Катя

Долги бывают разными. Мой был необъятным – по сути, я была должна целую жизнь.

Тогда – много лет назад – светлая мысль пришла в голову Ляльке.

– Светка Гусейнова в том году сорвалась, – задумчиво сказала она.

Мне имя ни о чем не говорило, я промолчала. Мозг лихорадочно подбирал различные варианты избавления меня от новой работы – кто бы знал, что уволиться будет так сложно! Мы сидели в моей кухне втроём: я, Сенька и Лялька. Теперь мы часто заседали таким составом. Думали.

– Которая? – переспросил Сенька.

– Залетела, Мишка её в сторону тихонько отвел. Про неё забыли все, даже ты забыл. Но фишка в том, что Мишка-то остался. Как залог молчания Светки.

Сенька задумался, видимо, все же вспомнил Светку. Я поставила чайник. Мама легла в больницу, наступил сентябрь, Лялька практически перебралась жить ко мне. Не знаю, как так вышло, но с Лялей было спокойнее, и я не возражала.

– Зачем изобретать велосипед? – воскликнул мой друг. – Пойдём по той же схеме. Скажу всем, что ты моя девушка. Там нет людей, что пересекались бы с Димкой, надеюсь, он не узнает. Будешь чаще показываться со мной. Это тебя хоть от Жорика оградит. Потом сообщим, что ты беременна. Если нужно – симулируем выкидыш. После операции отправим тебя с мамой в санаторий на пару месяцев, а там глядишь, про тебя и забудут. А я останусь… залогом.

Я поглядела на Сеньку диковато – как он, вообще, себе это представляет? Но на следующий день выдержала мерзкий разговор с Жориком и согласилась изображать и любовь, и беременность, и в санаторий ехать, и к черту на кулички. Жорик понял, что «начальство» отчего-то меня защищает, и выбирал моменты, когда рядом никого не было. Хватал меня за руки – хорошо, если только за них – вел себя так, словно имеет на это право. Теперь Лялька не отходила от меня ни на шаг, словно она – маленькая красивая кукла Ляля – могла меня защитить.

Я стояла на очередной пыльной кухне и смотрела в окно. Листья стремительно желтели и уже начинали опадать, близилась очередная зима. Мысли путались. Мой цикл, по которому можно было сверять часы, сбился. Уже четыре дня задержки. Я боялась идти в аптеку, хотя и понимала, что необходимо.

От мысли о том, что внутри меня зародилась маленькая жизнь – единение меня и Димки – становилось тепло и страшно. Страшно, потому что совсем не время. А с другой стороны, кто знает, когда вообще время рожать детей? Мысли сделать аборт у меня даже не возникало – детей любви нужно рожать, и плевать на время… Я была уверена в Димкиной любви так же, как и в своей. Горы свернем. Все будет хорошо. Иначе быть не может.

Я так погрузилась в свои мысли, что забыла прислушиваться к происходящему в квартире. А зря. Дверь скрипнула, причём противно так, что становилось понятно, что Жорик идёт.

– Приве-ет, – протянул он, – скучаешь?

– Нет.

Я хотела обернуться и не успела. Он подошёл сзади, встал, прижимаясь ко мне, фиксируя руками, положенными на подоконник по обе стороны от меня. Если обернусь – окажусь лицом к нему, мерзко. А так чувствую его, как никогда близко, даже дыхание его, и ощутимую эрекцию тоже… Тошнота подкатила к горлу, я сглотнула и задышала глубже. Главное – спокойствие. Не изнасилует же он меня в этой кухне – в квартире ещё несколько человек.

Открыла рот, пытаясь подобрать слова, которые были бы в силах оттащить от меня Жорика, но они не пригодились. Сенька был куда весомее любых моих доводов, и его кулаки тоже. Жорика оторвали от подоконника, бросили на пол. Сенька пинал его с молчаливым остервенением, я даже испугалась – никогда его таким не видела. Дверь снова открылась – из коридора заглядывали любопытные. Игорь оттащил Сеньку в сторону.

– Псих, – пробормотал Жорик, вытирая кровь, текшую из носа.

– Ещё раз к моей девушке подойдешь – убью, – пообещал Сенька.

Игорь удивлённо приподнял брови. Кажется, наша возня его только забавляла.

– Вся ваша Санта Барбара, пожалуйста, за порогом, – попросил он. – Забыли, что нам внимание привлекать к себе нельзя?

Сенька кивнул, но на Жорика посмотрел недобро. Я поняла – Жорик так просто не отстанет. Причём не столько я ему нужна, сколько желание гнуть свою линию, оставить своё слово последним. И от него я ещё натерплюсь. Но так откровенно больше не лез, и на том спасибо.

Вечером ко мне пришёл Димка. Тогда я уже точно знала, что беременна: тест, аккуратно завернутый в салфетку, лежал в мусорном ведре. Сегодня я ему не скажу, сначала сама соберусь с мыслями.

– Привет, – поздоровался Димка и чмокнул меня в макушку.

Обнял сзади, обдав терпким запахом осени и надеждой, что все будет хорошо. Рядом с Димой всегда в лучшее верилось. А то, что я вынуждена ему врать… это во благо. Он не поймёт, мой Димка. Он слишком хороший, ему в эту грязь не нужно.

– Вот, – торжественно сказал он и положил на мои колени конверт.

– Что это?

Я открыла. Деньги. Руки затряслись, купюры посыпались на пол.

– Я же сказал, что половину суммы у отца возьму… А остальное накопил за лето, и ещё кредит взял, я же работал – дали без проблем.

Я разревелась. Моё стремление сделать лучше вышло лишь во вред. Но ждать… смогла бы я ждать и надеяться, сидеть, сложа руки? Не знаю…

Ночью я лежала, прижималась к спящему Димке и слушала своё сердце. Порок у меня был диагностирован ещё в младенчестве, но особых волнений не причинял, его даже оперировать не стали. Сказали – частое явление. Выписали освобождение от физкультуры и посоветовали маме не волноваться. А теперь казалось, что сердце сбоит. Сворачивается в груди тугим клубком, словно ёжик, очень колючий ёжик… Надо пойти к врачу. Ради малыша. Ему нужна здоровая мама. Вот кончится вся эта кутерьма, обязательно схожу. Зато насчёт беременности врать не придётся, и никакие выкидыши симулировать тоже…

– Все будет прекрасно, – шепнула я в темноту и позволила себе уснуть.

А утром пришла Ляля. С любопытством разглядывала Димку, тот хмурился. Дождался, когда она уйдёт в ванную, наклонился ко мне.

– Мне она не нравится…Тебе обязательно с ней дружить?

– Лялька хорошая, – успокоила я.

А кто бы успокоил меня? С этим бы справился Димка, если бы знал все, что я знаю. Но Сенька запрещал ему говорить. Мало того, мне было велено сократить общение с Димой по максимуму. Никаких лишних встреч, ночевок, прогулок…

– Это будет странно выглядеть, – убеждал Сенька, – что моя девушка разгуливает везде с другим. Это временная мера, перетерпи.

И я лгала Димке. Что на учёбе завал. Что с работы увольняться пока никак нельзя. Что мама остро во мне нуждается. Что просто не выспалась и адски устала. Лежала ночью, уснуть не могла одна, и так хотелось к нему, что впору босиком бежать. А он не понимал, обижался. Сначала в шутку, потом серьезнее.

В тот день из университета меня забрал Сенька. Говорил, что нам надо чаще вместе бывать на людях. Не противоречил ли сам себе? Сенька старательно делал вид, что того разговора и единственного нашего поцелуя просто не было, а у меня забыть не получалось. Казалось, все наше притворство шито белыми нитками.

Мы заехали в кафе. Оно было далеко от университета, в котором учился Дима, от того наша встреча была вдвойне неожиданней.

Передо мной таяло прежде любимое мороженое. Теперь казалось, что молочная сладость пленкой затягивает рот и горло, подташнивало. Сенька улыбался, ему нравилось, что теперь мы проводим гораздо больше времени. Почти как раньше, только без Димки…

– Катя? – его голос раздался над головой как раз в тот момент, когда я о нем вспоминала, я даже вздрогнула. Сам Димка явно был зол – и гадать нечего. – Как мило, – скривился он. – Дружеские посиделки.

Сенька поднялся со стула. Даже кулаки сжал. Неужели подерутся? Быть такого не может.

– С тобой потом поговорю, – обещал он Сеньке. – Катя, пошли домой.

Я посмотрела на Сеньку. Тот подобрался весь и смотрел на меня напряженно. Может, надеется, что останусь? Остро захотелось взять и все рассказать. Втроём мы точно нашли бы выход. Но Сеня прав – прокурорского сына лучше не вмешивать.

– Прости, Сень, – сказала я и встала.

Сеньку и правда было жалко. Словно котенка в мороз на улице бросила. Хотя смешно сравнивать котёнка и Сеню. Он вон какой здоровый… и все равно жалко. Из кафе мы вышли молча. Сели в Димкину машину. Тот сразу по газам – злится.

– Мы случайно встретились, – принялась оправдываться я. – А мне его жалко, мы словно бросили его.

– Это он нас бросил, – отрезал Дима. – Кать, бога ради, держись от него подальше!

Костяшки его пальцев побелели. Думала, закричит на меня – сдержался. Теперь его было жалко. Дурацкая моя беременность, это все гормоны… Весь мир к груди прижать хочется, каждого обиженного пожалеть.

– Я тебя люблю, – шептала я ему уже в квартире, лихорадочно расстегивая пуговицы своей блузки. – Только тебя, слышишь?

Пуговиц был целый миллион. Я знала единственный способ выпустить злость и пар, не убив друг друга – секс. Но сейчас Димка был таким чужим, что подступиться страшно. Стояла перед ним, голая уже, а он смотрел так внимательно, изучал словно…

Я шагнула к нему, коснулась щеки пальцами, скользнула к воротнику рубашки, расстегнула первую пуговицу. Прижалась всем телом, голой кожей к прохладной ткани. Димка сдался, застонав, схватил меня в охапку и отнёс на продавленный скрипучий диван.

Без прелюдий, обычных наших ласк, неторопливой обстоятельности. Жадно, до боли, до прикушенных губ и синяков на теле. Но так было нужно. Потом мы прижимались друг к другу – отопление ещё не дали, прохладно было – Димка обнимал меня, словно всю меня хотел в своих объятиях спрятать.

– Я слишком тебя люблю, – шептал горячо он. – Слишком. Неправильно даже, сам боюсь. Если ты… ты только не обманывай меня, хорошо? Вы всего лишь мороженое ели, а мне его убить хотелось.

Я гладила его по волосам, обещала не обманывать никогда-никогда. Снова лгала.

Вспоминать прошлое не хотелось. Но оно само лезло в голову, назойливо, неотвратимо. Наверное присутствие Димки запустило эту машину, а теперь она мучила меня, словно самое изощренное устройство пыток.

Дверь за Игорем закрылась, я осталась наедине со своими мыслями. Первая была очень глупой – бежать. Бегать я уже пробовала, бежали мы вместе с Лялькой, когда она забеременела. Нашли нас до обидного быстро.

Но тогда, когда нас встретили на станции электрички, в одном из далёких городков – плутали мы изрядно – мы восприняли это смиренно, словно наказание за непослушание. Но сейчас то, сейчас! Когда я уже поверила в свою мнимую свободу…

– Убегу, – решила я, и вслух сказала, чтобы точно утвердиться.

Вещи пошла собирать. Так, чтобы незаметно было, что уезжаю, по минимуму. Прошла на кухню, залезла под стол, ножом выковыряла одну из половиц паркета. Под ней – деньги на чёрный день. Такая же заначка есть на даче, с ними мне спокойнее. Документы, минимум сменки в рюкзак, ещё одна сумка у меня на даче тоже, главное добраться до неё.

Вместо шубы короткий пуховик, удобные тёплые кроссовки на ноги, джинсы, дурацкая полосатая шапка…. Может сойду за студентку. А шуба, тряпки – на тот свет все барахло не утащить. Вышла из квартиры. Люк на чердак закрыт, но у меня есть ключ. В соседнем вовсе только толкнуть – откроется. Я уже не раз проверяла. Столько же раз, сколько мне сбежать хотелось.