Глава 2. Кира

Маленький бассейн примыкает к барной стойке. Над стойкой – крыша из фигурно вырезанной соломы. Если точнее, это не солома, а специально высушенные стебли, похожие на очень тонкий камыш. Когда-то давно такие крыши были здесь повсюду. Самый дешевый и доступный местный материал. Сегодня это африканский шик. Вокруг шезлонги. Дальше – круглые домики, стилизованные под хижины, под такой же крышей.

Все это на берегу реки – широкой, с множеством рукавов, заводей, островков. На островах трава – высокая, шелковистая на вид. Кое-где трава кажется подстриженной, как неправильной формы газон. Но трава не подстрижена, а съедена бегемотами. Здесь, в заповедной зоне реки Чобе, их дом. Их соседи – многочисленные крокодилы, выдры, вараны, антилопы, жирафы, шакалы: вода и берега кишат разнообразной живностью, как в Ноевом ковчеге, только не по паре, а гораздо больше. Но главное – слоны. Их стада – как тучи на пологих склонах вдоль реки. Ботсвана. Страна слонов и коров.

Сюда, посмотреть на животных, прикоснуться к африканской экзотике, прилетают туристы со всего света.

Кира себя туристкой не чувствует. Хотя и прилетела сюда всего на три дня, так же, как прилетают другие русские. Их сегодня можно встретить в отелях по всему миру.

Тридцать пять лет назад, когда Кира впервые ступила на африканскую землю, русские в отелях не жили. Их селили в самых замызганных квартирках. Совзагранработники, так их тогда называли. И не русские они были, а советские. Советские, попавшие на работу по контракту за границей. Тогда это считалось большой удачей, редким шансом вырваться из социалистического «рая».

Они с мужем прилетели в Мозамбик не вместе.

Когда он после ин-яза получил направление на работу в Африке, она была, как говорят, «на сносях». Пришлось ему ехать одному. Двадцать три года ему тогда было.

Они поженились в Киеве. Она была студенткой второго курса, а он заканчивал переводческое отделение. Роман их был короткий, бурный, со страстями, ссорами, разрывами и возвращениями. Потом все поменялось. Она объявила ему о беременности. К ее радости, он не испугался, принял новость спокойно:

– Ну что ж, – сказал, – значит, надо жениться.

Она не стала цепляться к «надо». А еще месяц назад обязательно прицепилась бы, вышла бы очередная ссора. Теперь она стала другой, и все у них пошло по-другому. Она сама себе удивлялась. В ней как будто другой человек проснулся. И она чувствовала, что этот человек – и есть она настоящая, и что она – женщина. Только с беременностью, с новой жизнью в себе она это узнала.

Кира красивой не была. Но была, как говорится, хорошенькой и оригинальной, что ли. В кавалерах недостатка не было. Один ухаживал всерьез, даже предложение делал. Тогда на романо-германском группы по языкам делились. И по половому признаку: мальчики – переводчики, девочки – филологи.

Иными словами, будущие учительницы. Некоторые девчонки, правда, попадали по распределению на работу в Интурист. Это было престижно и денежно. Вроде бы каждая могла «сделать такой выбор», но на самом деле все знали, что для этого надо, во-первых, иметь киевскую прописку, а во-вторых, дружить все с теми же ребятками из «большого дома».

Кира об этом не думала. Вообще не думала, как оно все сложится дальше. Парень, тот, что предложение делал, был заботливым, неплохим, но она чувствовала – не ее судьба. Именно чувствовала и не думала об этом. Встречались и встречались. Ну и что.

Подруга, Ленка, завидовала, но без злости, и советовала не откладывать, выходить. Говорила, что киевляне на дороге не валяются. Сама Ленка приехала из маленького прикарпатского городка и мечтала выйти за киевлянина. Однажды она, покрывшись густыми красными пятнами, сказала:

– Приходи к нам в комнату к пяти, я тебя со своим парнем познакомлю.

Кира удивилась:

– Что так нервно приглашаешь? Боишься показывать?

– Да чего бояться? Он не киевский, из такого же колхоза, как и я.

К пяти Кира примарафетилась, натянула новые джинсы – всего месяц назад знакомый паренек, Ленчик, с философского «толкнул» их ей, как он сказал, «по дружбе». Его сестра была киевской спекулянткой. Он этим гордился всерьез и намекал, что в университет он попал благодаря стараниям сестры.

Кира давала ему иногда конспекты по общим дисциплинам – истории партии, научному коммунизму. Факультеты разные, а предметы те же. Студенты делились конспектами, когда надо было показывать их для зачета. Тут главное было не налететь на одного и того же преподавателя.

Этот «философ», Ленчик, в благодарность за конспекты иногда приносил Кире мелкий дефицит на продажу. То притащит польские солнцезащитные очки, то тени и тушь, то пластиковые пакеты – сумки с яркими надписями и картинками – вещь модная, расходились такие пакеты в студенческой общаге по трешке без задержки. На каждом пакете можно было «наварить» по полтиннику, а то и по рублю. Сам Ленчик в накладе не оставался, за каждый пакет Кира ему платила; а сам он получал их от сестры, как сам выражался, «на халяву». Сейчас Кира тоже сунула в модную парусиновую торбу – сама сшила из мешковины и расцветила аппликациями – пару таких пакетов: вдруг покупатель подвернется. Деньги всегда нужны. Родители присылали ей, плюс стипендия, но как-то так получалось, что денег вечно не было. Другие девчонки умели жить экономно: наварят картошки, нарежут сала, что из деревни прислали, и сыты.

Был еще такой веселый способ «заморить червячка»: девчонки, вооружившись сумкой и напустив на себя озабоченный вид, шли на Бессарабку, где прохаживались между рядами и наедались, по кусочку «пробуя» товар у торговок.

Кира питалась в университетском буфете – сосиски, кофе да тортики. С такой едой голодная была вечно, а денег уходило много. Как ни старалась, не получалось сэкономить на фирменные джинсы. А так хотелось! Без них ты вроде и вовсе раздета. Пришлось просить родителей. Те, хоть и не одобряли, не могли отказать дочке, ко дню рождения прислали денег на джинсы.

Кира глянула на себя в зеркало – в их комнате зеркало в полный рост, многие девчонки из других комнат забегали к ним «красоту проверить». Глянула и улыбнулась: красота на месте. Джинсы обтягивают все, что нужно, широкий клеш от колена почти скрывает туфли на высоком каблуке. Кофточка домашняя, мама шила, но зато из модной марлевки и украшена самодельными цветочками из крученой нитки. Темные волосы блестят. Все подружки удивляются: «Кирка, отчего у тебя так волосы блестят?»

Вот блестят, и все! Прическа тоже в ажуре: один к одному Мирей Матье. Стиль! Взяла перевязанную тонкой бечевкой коробку с заранее купленным тортиком «Прага» – дефицит, аж на Крещатик, в центральный гастроном за ним ездила, да еще и очередь отстояла.

Ну все, пошла, там у Ленки небось уже дым коромыслом.

Кира шла по длинному коридору общежития и думала: интересно, почему так говорят – дым коромыслом? Наверное, в старые времена это было про дым из трубы. В деревне в мороз дым столбом поднимается, а если ветер, то столб сгибается немного, вот и получается коромысло. А может, и не потому? Ведь так про застолье говорят.

Детство ее прошло в военных гарнизонах, приходилось жить и в домике с печным отоплением. Один из гарнизонов был по соседству с настоящей деревней – зимой избы утопали в снегу, снег искрился на солнце, а кое-где, вдоль вытоптанных тропинок желтел собачьими отметками. Потом был Север. Полярная ночь. Первые короткие проблески апрельского солнца тоже зажигали на снегу искры. Здесь, в Киеве, зима кажется не настоящей. Так, слякоть.

Кира стукнула в дверь и сразу вошла. Резкий запах прокуренной комнаты ударил в лицо. За столом три девчонки из параллельной группы и один незнакомый паренек дружно дымили.

– Ну и где ваше коромысло? Что-то не видать.

– Ты что, какое еще коромысло? Знакомься, это Васек с третьего курса.

Кира вопросительно глянула на подругу. Та покачала головой: «Нет, не он».

– Привет, Васек. Восемь девок, один я?

– А что, вам мало? Так сейчас еще мой дружок придет. А пока, девчонки, давайте по чуть-чуть. Ого, «Черные глаза»! Откуда такое шикарное бухло?

– Погоди, Васек, давай Сашу подождем.

– Ну, Ленок, чего ждать. Он, может, и не придет.

– Как это, почему?

– Кто его знает. Говорил, вроде его вызывают куда-то.

– Куда это? – забеспокоилась Лена.

– А я знаю?

– Так вы знакомы? – спросила Кира. – Лена говорит, он вроде с четвертого?

– Так мы же в одной комнате живем! Я его и с Леночкой познакомил! Так что, Ленок, с тебя стакан. О, погоди, стучат. Пришел-таки! Входи, входи, открыто.

Дверь открылась. Кира, которая сидела прямо напротив двери, еще не увидев входящего парня, вдруг почувствовала тупой и сильный толчок в сердце. Потом она часто вспоминала этот момент. А тогда почти не обратила внимания, только мысль мелькнула: «Это еще что?»

– А вот и Саша, познакомьтесь. – Ленка не улыбалась и опять вся покрылась красными пятнами.

Кира опять подумала: «Это еще что? Похоже, нашу Леночку зацепило. А парень вроде – ничего особенного. Полноват, щеки круглые, красные, как будто нарумяненные. Причесон какой-то: волосы светлые и вьются вверх. Вообще-то нет, про него нельзя сказать – ничего особенного. Необычная внешность. Заметная, хоть модной не назовешь. А глаза какие! Яркие, светло-синие. Именно не голубые, а… Наверное из-за одежды так кажется. И прикид вполне… Джинсы фирменные, куртка вельветовая, темно-синяя, тоже не из универмага».

– Привет надеждам отечественной филологии! – с порога сказал Саша. – Ну что, второй курс, все в Тищенко влюблены?

– А ты откуда знаешь? – хихикнула рыжеватая пышка Наденька. – Вообще-то у нас только Кирка ему глазки строит. А что в нем хорошего? Лысый, маленький.

– Надежда, хорошего в нем то, что он профессор – в его почти юные годы! – засмеялась Кира. – А про глазки помолчи, сама-то бегаешь за практикантом.

– Я просто иностранную литературу очень, это, обожаю.

– Это здорово, Наденька, – Саша говорил вроде серьезно, а глаза смеялись. – А что вы сейчас читаете?

– Оскарда Вайлда только что прошли, теперь Хэтсби начинаем. Ну, «Великий Хэтсби», автор Фисжерал. Слышал?

Надя старалась по-русски говорить быстро, резко обрывала каждое слово, но мягкие украинские округлости речи выдавали девушку из-под Полтавы. В университет ее приняли по колхозной квоте, без экзаменов.

– А вы, значит языкознание обожаете, – обратился он к Кире. – Тищенко – уникальный знаток. Может хоть по-эскимосски, хоть по-французски. Кстати, мы с вами на Елисейских полях не могли встречаться? Прическа ваша что-то напоминает.

– Скорее, в Елисеевском гастрономе.

– Вы из Москвы?

– Не «вы», а «ты».

Саша как-то сразу расшевелил компанию, балагурил, девчонки то и дело покатывались от хохота. Кира понимала, что долго засиживаться не надо. Ленка только и ждет момента, чтобы остаться с новым знакомым наедине. Как только вино допили, Кира встала:

– Ну что ж, пойду. Еще учить надо, а завтра к первой паре ехать. Пойдемте, девчонки, я вам новый словарь покажу. Знакомый привез из Югославии. Настоящий Вебер.

– Ой, Кирка, откуда такие знакомые? Познакомь!

– Да вы что, он почти пенсионер, предков моих старый друг. Здесь, в Киеве живет. А в Югославию по турпутевке ездил. Выбил в профкоме перед пенсией.

– А, жаль. Ну все равно интересно, пошли. Васек, ты с нами?

– Ну девчонки, вы чего, детское время! Давайте еще посидим. Я сбегаю?

– Нет, Васек, хватит на сегодня, – Ленка нахмурилась. – Иди, иди, посмотри, какие настоящие словари бывают.

– Ну, Ленок, я думал, ты мне друг. Пошли, Сашка, нас выгоняют.

– Вася, ты тупой? – Ленка прошипела шепотом, но слышно было всем. Потом сказала нарочито громко:

– Я не выгоняю. Сиди, сколько хочешь.

– О! Ну так я сбегаю. Давайте скинемся.

– Нет, Вася, ты правда тупой!

– Пойдем, Васек, мне еще сигареты привезли хорошие, угощу, – Кира взяла парня под руку и потянула за собой к двери.

– Ну, другое дело. Это я только так, я и сам собирался.

Похоже, до Васи стало доходить. Компания вывалилась из комнаты, оставив парочку наедине.