Читать книгу «Монолог без конца» онлайн полностью📖 — Ирины Ракши — MyBook.

текста, но и чтобы оно «цепляло» читателя. Художник Юрий Ракша, мой муж, порой говорил: «Я всеми средствами, которые даны художнику, стараюсь остановить зрителя у своей картины. Чтоб он проник в неё, разделил со мной все мысли и чувства, в неё мной заложенные. Зритель часто ленив. В музее ему порой и минуты хватает на встречу с шедевром. И… дальше пошёл. А я хочу остановить, удержать его, заставить думать, сопереживать…». Вот и я хочу даже названием книги, даже видом её взять читателя за душу.

Вот и это – «Дверь на чердак». Чтоб захотелось её открыть. Этот очерк готов, уже написан, но он вовсе не про чердак. Он про себя, про Переделкино, про талантливых Гришу Горина и Гену Шпаликова. Но сейчас я скажу пару слов именно про чердак, который бывает под крышей.

На чердак люди обычно относят то, что сегодня не нужно, что устарело и отслужило. Но пройдут годы – и на чердаке вдруг находится то, что как бы забыто, но вдруг чем-то поражает воображение, становится сердцу дорого, бесценно. И тогда вдруг понимаешь: в любой точке прошлого начинается будущее. И живёт, и зовёт, греет душу и сердце.

12. В Останкино на нашем общем барачном чердаке хозяйки нашего двухэтажного дома часто сушили бельё. Простыни, наволочки и прочее. Но бывало у них и горе, и слёзы, когда бельё пропадало. Его попросту крало жульё. Всё было в цене. В те годы воровство в Москве красным цветом цвело, процветало. И в домах (форточники, домушники), и в трамваях (щипачи, карманники), и по чердакам тоже, конечно.

И потому моя мама выстиранное дома в корыте бельё стала сушить во дворе, на виду, прямо напротив окон. (Своя верёвка, свои деревянные прищепки, целая связка, нанизаны как бублики. Тоже большая ценность.) И вот висит наше бельишко, старательно мамой стиранное в железном корыте, в щёлоке. На зависть соседкам, донельзя белые простыни-наволочки колышутся на зимнем ветру. А мы с мамой приглядываем за ними в окно по очереди, как за живыми. Пасём – не украли бы…

И вот синий морозный вечер опускается на Останкино, на Шереметьевский пруд, усадьбу и парк. И на шесть наших рабочих бараков, что стоят рядком по короткой 3-й Останкинской улице. И моя мама, простоволосая, с непокрытой головой, оставив хлопоты с печкой, спешит во двор, на холод снимать просохшее бельё. А возвращается, скрипя по снегу подшитыми валенками, с охапкой мёрзлых, торчащих выше её головы твёрдых простыней. И в застойное тепло нашей комнаты врывается нечто новое. Всё вмиг заполняет морозно-арбузный запах свежего ветра, радости, чистоты. Мама кладёт огромную эту охапку на постель, и та, как ледяные торосы, остро торчащие во все стороны, начинает в тепле опадать, обмякать, превращаться в мокрую лепёшку холодного теста, которая должна ещё высохнуть перед встречей с жарким чугуном утюга с печки. Но и потом уже, в постели, бельё долго пахнет неповторимой свежестью. И мне, малышке, так и хочется перед сном уткнуться носом в прохладу подушки. Как в лукоморную чудо-сказку. «Здесь русский дух. Здесь Русью пахнет».

13. Смирись с любой ситуацией, если не можешь её изменить. Время изменит. Господь управит.

14. Радиопередача «Эхо Москвы» уже давно не эхо, а грязь. Просто отрыжка.

15. То, что не доходит до ума хулигана, мошенника, преступника посредством слова, надо доводить до него через руки, через действие. Малому – рукой по заднице, взрослому – через ручной труд в тюрьме. Может, тогда дойдёт? И он прозреет?

16. В последние десятилетия Запад (Штаты, Европа) опасно окружает, даже поджигает Россию по всему внешнему контуру. Это результат гибели моей Родины в лихолетье конца XX века. (А убийцы № 1 и № 2 – Горбачёв и Ельцин.) Но нам пора наконец учить уроки истории. Спасибо Путину. Вроде бы поднялись с колен.

* * *

Терроризм гадок всем. Но Европе не следует провоцировать мусульман – глумиться над их святынями (повторение в печати карикатур на исламского пророка Магомета), оправдывая это ценностями своих «свобод». Но у свобод есть пределы, границы – это свободы других… А у нас, православных христиан, есть заповедь. Если обидят тебя – прости, если ближнего – возрази, а если унизят Веру твою, твоего Бога – ВОССТАНЬ. Грозно. Неколебимо. Так что я мусульман вполне понимаю.

17. Юнна Мориц – поэтесса на земле редкая. Многоценная, мудрая, тонкая. Знаю Юнну давно. Так и вижу нас молодых в Крыму, в Доме творчества писателей, в благословенном Коктебеле. Загорелых, влюблённых, бессмертных. Она с любимым единственным сыном, я с любимой единственной дочкой, Уважаю и очень верю ей. И в неё. Дай Бог им здоровья и сил.

18. Как-то мой учитель Михаил Аркадьевич Светлов ночью позвонил домой своему другу-поэту, хотел прочесть только написанное стихотворение. Тот, спросонок взяв трубку, буркнул сердито: «Миша… ты что, с ума сошёл? Ты только взгляни на часы…». Светлов вздохнул с горечью: «А я думал, дружба – понятие круглосуточное». Это ёмкое выражение, как и многие другие светловские, сразу ушло в народ, став бессмертным. (Как, например, стала бессмертной его фраза: «Водка бывает только хорошая или очень хорошая». В те годы в нашей среде бытовала мода – к любому, невзирая на возраст, обращаться «старик». «Слушай, старик», – и рука на плечо. Светлов был немолод, и это ему не нравилось. Однажды при мне в ЦДЛ, за ресторанным столиком, на слова подошедшего к нам молодого поэта: «Привет, старик!» – Светлов ответил: «Какой я старик? Старость начинается, когда половина мочи идёт на анализы». И эта мудрость пошла в народ.)

И вот сегодняшние «шоу-творцы», забывая про первоисточник, сочиняют на тему «круглосуточной дружбы» разные шутки, репризы, песни. На днях по радио новую песенку поёт солист эстрады Маршал. Поёт хорошо: «Дружба – это круглосуточно. ⁄ Даже если пожар, урожай. ⁄ Дружба – она не рассудочна. ⁄ Одевайся скорей, приезжай». Представляю, как, глядя на это, лукаво смеётся наш классик поэт Светлов. На том свете. Уж он-то знает: «нет пророка в своём отечестве».

19. Что, что нынче творится с русским, дивным, родным языком? Так и хочется вытрясти из него мерзость засорения, как блох-паразитов из овечьей шкуры. Чужеродные слова. От них уже уши вянут. «Коллаборация… корреляция… контент… экспонент… коучинг… плейкаст… суператив… нарратив… проксимок-си…» и прочая шелуха. Так что горячо и всегда береги чистоту родной речи, своего Языка. Чистоту дома и улицы за окном. Чистоту зелёного леса и поля. А главное – чистоту Души, Веры своей. Только тогда мы выживем. Сакрально выживем.

20. Однажды слышу простую, милую песенку. Так хорошо написана, так поэтично звучит. В строке столько музыки, столько ритма: «Она прошла, как каравелла по зелёным волнам, ⁄ Прохладным ливнем после жаркого дня. ⁄ Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, ⁄ Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Вот вам яркий пример гармонии.

21. Наблюдение 1.

Актёр Михаил Ефремов, сын известного некогда режиссёра Олега Ефремова, убил человека. Да-да, ярый русофоб, наркоман и алкаш, от запоев обрюзгший Ефремов вчера убил простого рабочего человека. Будучи в хлам пьяным и под наркотой, сел за руль своего дорогого джипа, на Садовом кольце вылетел на встречку и врубился в «ладу». Водитель из Рязани погиб. И вот теперь убийца сидит себе дома. Он, видите ли, пока под домашним арестом. С браслетом, запрещающим контакты с миром. Хотя по закону должен бы сидеть в СИЗО, в «обезьяннике», и за убийство ему светит тюремный срок в двенадцать лет.

Неужели же наша Фемида будет опять глуха и слепа?! Неужели его «отмажут» дружки-актёры, «элитные либерасты», эта «вонючая богема»? Тогда это будет просто плевком в лицо всей стране, народу. Неужели «свободный» наш суд и наш уважаемый президент это допустят?.. Посмотрим. Проверим на вшивость… Ах, какой же этот Ефремов редкостный негодяй!.. Ведь в последние годы он с литконцертами ездил по всей России и даже к эмигрантам в Штаты. Собирал большущие деньги за клевету на свою же Родину. Вместе с таким же циником и русофобом – «поэтом» Дмитрием Быковым (Д. Зильбертруд) и куплетистом Орлушей. Развлекали тысячные аудитории «поэтикой» своей ненависти к России. Как только Бог допускает таких жиреть, процветать на белом свете?.. О времена! О нравы!

22. Вот неделя прошла. И М Е., очухавшись, протрезвев и уже скуля (имея хитрого адвоката), видите ли, «признался» в убийстве, подписал признание. «Повинился» даже на ТВ-камеру, сказав очень неглупо: «Уже нет больше никакого Ефремова». И слёзно, якобы искренне покаялся. (Однако Раскольникова тебе, любезный, уже не сыграть.)

* * *

Вот ещё прошло время. И снова новость! Теперь оказывается, вопреки фактам, Ефремов и за рулём уже не сидел. От прежних показаний отрёкся. Воистину – театр одного актёра!.. Да вообще, если б в суде рассматривать не только это его убийство «по пьяни». И лишь одного человека. Но ты ведь, Миша-голубчик, давно и долго Родину продавал! Убивал души многих тысяч людей! И не случись этой последней смерти, ты и дальше продолжал бы страну, людей убивать. Но теперь ты, наученный адвокатом-кавказцем, уже твердишь в суде, что «за рулём был не ты»!.. А кто был-то, марсианин, что ли?

23. Никогда не глумись над чужими святынями. Иначе чужие будут ответно над твоими глумиться.

24. Наблюдение 2

«Либерасты» (и не только) стали недавно активно пиарить прозу «деграданта»-эмигранта Сергея Довлатова, якобы жертвы советских лет. А тот, способный к русскому языку неизлечимый алкаш и громоздкий, почти двухметровый «красавец», хитро и легко слиняв из Таллина от семьи (жены, в доме которой жил, терпеливой жены, вечно его отмывавшей от блевотины после тошнотных пьянок, от родной трёхлетней дочки, своей якобы любимой крохи) в Штаты, на Брайтон-Бич, сразу прижился там (этнический перекати-поле) и ощутил себя «сильно дома». (Ещё бы, отец – еврей, мать – армянка, сам – алкоголик. Говорят же: «Где армянин прошёл, там еврею делать нечего». А тут сразу оба в одном стакане.) И в оправдание себя, своей антисовести и в оправдание ничтожной диаспоры таких же «русских» предателей-деградантов стал их флагом. И настолько флагом, что те после его довольно скорой смерти даже добились, хоть и с большим трудом, от местных, чуждых им нью-йоркских властей – назвать затрапезную улочку (шесть «доходных» многоэтажных домов для переселенцев) этого «русского» гетто, где Довлатов прижился с очередной женщиной, его именем. Ну и ладно бы, и на здоровье. И флаг им в руки для самоутверждения! Однако всем видно, как всё это ничтожно и мелко. И сам автор-алкаш, и его «искренняя», вполне грамотная, но всё же ничтожная проза. Хотя именно такие вот космополиты сегодня «в тренде». Что ж, на безрыбье и рак рыба. Только к русской христианской культуре «довлатовщина» отношения не имеет. Это яркий пример падения. Это деградация чести, совести и достоинства.

* * *

Александр Куприн. 30-е годы XX века. Из письма другу на родину в Петербург из парижской эмиграции: «…лучше голодать и холодать дома, чем жить у соседа под лавкой…».

* * *

И ещё повторю пару слов о злосчастном московском суде. Моя душа от этого шоу просто болит и плачет. Да и страна гудит.

Недавно известный актёр и алкаш Михаил Ефремов, сев за руль своего джипа, убил в ДТП человека. Коллеги Ефремова по театру «Современник», вроде чумной и злобной «антилигентки» Ахеджаковой (открыто и громко призывающей в СМИ «раздавить, как гадину» нашу Думу и власть), сочинили (притом от имени ВСЕГО коллектива театра) и послали ВЫШЕ трактат в защиту своего коллеги-убийцы. И назвали трактат: «Мишу не осуждаем». Так что же это значит? Значит что, оправдываем? Всем коллективом оправдываем убийство? Воистину: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Именно преступным потворством этого «стозевного чудища», этого коллектива актёр и дошёл до ручки. Именно вы довели его до убийства. Но только про самое главное-то вы как бы забыли, голубчики «антилигенты».

Забыли, как этот ярый русофоб годами ездил по США и по российским глубинкам и весям с концертами. На пару с лидером «пятой колонны» «поэтом» Дмитрием Быковым (неистовым Д. Зильбертрудом, которого Е. Евтушенко назвал когда-то кудрявеньким неистребимым торнадо) и грязным словом своим намеренно УБИВАЛ людские души. И убивал ТЫСЯЧАМИ. За смерть одного им убитого негодяй получил от суда восемь лет заключения. (Хотя, конечно, отмажется.) А вот как Ефремов ответит за ТОЛПЫ убитых им душ?

* * *

Нынче порой говорят: «Ефремов попросту над правосудием издевается. То он вину признал, то нет. В общем – шоу одного актёра. Совсем потерял честь и совесть». Но я уверена: нельзя потерять то, чего не имел.

* * *

«Очаровывая на сцене, не разочаровывайте в жизни» (К. Станиславский – актёрам МХАТа).

* * *

В народе ходит такая старая весёлая и горькая шутка: «Зарплата у меня хорошая. Только маленькая». А я продолжу.

Здоровье моё хорошее. Только часто болею.

У меня квартира хорошая. Только продувает насквозь.

Медицина у нас хорошая. Только дорогая.

Председатель у нас хороший. Только вор.

Капуста эта хорошая. Только гнилая.

Это письмо хорошее. Только вот от покойного.

Эта лошадь хорошая. Правда, хромая.

Эта каша хорошая. Только сгорела. Это пиво хорошее. Только с водой. И так можно долго. Пиши – не хочу. Пиши – не спеши.

* * *

Как-то пришла ко мне юная, милая, «перспективная» журналистка из какой-то газеты взять интервью. Сидим, хорошо говорим. Правда, её вопросы сперва банальны. Где родилась, училась, что написала, какие планы на будущее… Но был и хороший вопрос – отношение к спорту. Ответила: «Спортивные передачи в СМИ не смотрю, не слушаю. Мне неинтересны победы тела. Эти “триумфы”. На сантиметр выше, на грамм тяжелее, на секунду быстрее. Мне жаль, что здоровые люди тратят на это годы, десятилетия жизни. А затем что? Упадок, горечь увядания, угасания, порой инвалидность, старость? В лучшем случае тренерство… Уверена. Гораздо ценнее успехи ума, его достижения, Изыскания, наука, культура. Рост и победы духовные, нравственные». Вижу – журналистка разочарована.

Но в конце встречи гостья вдруг спросила очень умно: «А чего вы, Ирина Евгеньевна, в жизни боитесь?». На мгновение я задумалась.

На журнальном столике между нами лежит включённый ею маленький диктофон. Блестящая такая модерновая коробочка с кнопками. Она включена.

– Чего боюсь? Ну, в разные годы боялась разного. А вообще-то страх – очень серьёзное, очень важное чувство. Оно может быть и тормозом, и мотором. В советское время на весах Фемиды, на её чашах лежали два крайних, чуждых друг другу понятия. Это – вера и страх. И оба были искренними и движущими.

Вижу, как девушка напряглась. Соображает: о чём это я? Что такое она услышала? И как это подать в газете? А я продолжаю:

– Бывает страх мелкий, бывает глобальный. Мгновенный и долгий. Один может душу разрушить, другой – её укрепить. На протяжении жизни они как в калейдоскопе могут меняться. Когда-то я, например, боялась за себя, потом – за здоровье детей, потом – за родителей. Был страх и за судьбу страны, моей Родины.

Но девушка допытывается:

– А сегодня? Чего вы боитесь сегодня?

– На днях скончался протоиерей Димитрий Смирнов. Мой духовник и просто батюшка Димитрий. Чудо-человек и чудо-проповедник, народный любимец. Так, например, последнее, что он сказал нам, чадам своим, что завещал в эту жуткую эпидемию: «Не бойтесь вы этой напасти, бесовского этого вируса. Бойтесь Бога гневить. И бойтесь своих грехов. Собственных».

Вижу по выражению её хорошенького лица: я опять «не попала». Это опять не для её газеты.

– Я понимаю, конечно. Но лично вы, писатель, чего вы боитесь в наше сложное время?

– В России, вообще-то, несложных времён не бывало. А лично мне не бояться помогает уже мой возрастной аскетизм. Я столько в жизни пережила, и катаклизмов, и сложностей, столько людей дорогих схоронила, что сердце уже закалилось. Как бы окаменело. Нет-нет. Не остыло, конечно. А именно закалилось. Помню строчку Ахматовой, когда-то эти слова очень меня поразили. Только потом я их поняла: «Все души милых на далёких звёздах. ⁄ И хорошо, что некого терять».

– И что? – смотрит на меня юная гостья. – Значит, сегодня вы ничего не боитесь?

– Да нет. Просто сегодня мой страх – это мой двигатель. Надо спешить писать. Боюсь уйти на тот свет, не успев сделать важное. Не успев отдать своё Слово людям. На прочтение, оценку, напутствие. Например, почти готовый к печати роман «Письма чужой жене». И ещё несколько важных текстов. Например, о поездке моей в Палестину, где у дуба Мамврийского похоронен игумен Игнатий (ныне причисляемый к лику святых). Это мой дядя – Иван Ракша (1900–1986), человек великой судьбы. Некогда белый офицер, затем эмигрант, монах в монастыре святого Иова под Мюнхеном и, наконец, с сорокового года игумен монастыря в Хевроне. Усердный строитель храма Авраама и Сарры у Великого Дуба. Страстный, горячий молитвенник. Ему было дважды явлено чудо-видение. Чудо явления Пресвятой Богоматери Девы Марии и Её откровение, назидание о конце света.

Юная журналистка замерла. Глядит на меня во все глаза. А диктофон всё пишет, пишет бесшумно. А я продолжаю:

– Надо ещё успеть дописать рассказ «Платье из парашютного шёлка» о детстве в Останкино. О бомбёжках Москвы фашистом. Осенью 1941 года. Ещё о папе моём написать, герое-танкисте, гвардии лейтенанте, орденоносце. (У него редкий орден Александра Невского.) О том, как он на Алтае на целине, будучи первым директором, строителем совхоза «Урожайный», насмерть боролся с тупым режимом, с мерзавцами-бюрократами. А это было не легче, а даже покруче, чем бой вести в танке на фронтах… Ещё надо закончить новеллу о муже моём, художнике. О первом приезде этого тощего мальчика Юры из глубинки в Москву. (Я назвала новеллу «Мой дядя полотёр».) И о придворном художнике Налбандяне, академике, открывшем ему дверь в большое искусство. И Юра оправдал. Стал блестящим живописцем. (Знаменитый триптих его «Поле Куликово», как и другие полотна, давно в Третьяковке.)

Девушка одобрительно, бодро так улыбается. Слышу стандартную фразу:

– Вижу, планов у вас громадьё. Так что не до страхов?

– Да, работы много. Времени мало. Жаль, в молодости мы время не берегли. Правда, всё это почти написано… В моей голове. Надо только забить всё в компьютер. – Я невесело так смеюсь. – Как говорил француз Рене Клер: «Мой фильм уже готов. Его осталось только снять». Так что сегодня боюсь одного – не успеть.

Вижу, девочка довольна и собой, и нашей беседой. Так что статья в газету у неё вполне может получиться. Есть из чего выбрать. Может, потянет даже на полосу. Она проверяет диктофончик, рабочий свой инструмент. Живо щёлкает кнопками. Ей интересно, как там записалось? А машинка кидает, словно плюёт наружу, какие-то рваные заиканья, обрывки слов, фраз, нечленораздельный голос. Совсем чуждый, словно не мой. А в голове моей мелькнуло – с такой-то чудо-техникой нынче что ж не работать? Запросто. В удовольствие даже. Мы-то раньше, бывало, в блокнотах строчили, на бумаге, в спешке. И голову не успевали поднять. На целине, в вагоне, на БАМе, в тайге и степи. Бывало, зимой в авторучке чернила мёрзли. Отогревали дыханием, ладонью. Они подтекали, пачкали пальцы, страницу, сумку. Я вспомнила это, а говорить между тем продолжала:

– Вы дальше можете диктофон не включать… Знаете, порой у меня мелькает странная мысль. Может быть, сумасшедшая, но упрямая. Пока мы тут бьёмся над строчкой, над ритмом, ищем единственно нужное слово, решаем задачки, формулы, вдруг однажды как грохнет, как за окном полыхнёт! До небес! Как мгновенно ослепит всех атомным взрывом! Аж моргнуть, осознать не успеем. И этот миг будет последним для человечества.

Девушка замерла с аппаратом в красивых пальчиках. Уставилась на меня. Взгляд удивлённый, испуганный. А я ровным голосом заканчиваю беседу:

– Знаете, я, конечно, клинический оптимист, полный веры. Но боюсь, мы уже не увидим «неба в алмазах».

1
...