О том, что Сорокин меня видел, я, конечно, догадывалась. Поэтому даже не сомневалась, что расспросы неминуемы. Но вот чего я не предусмотрела, так это того, насколько радикально тот подойдет к делу.
На следующий же день, за пару минут до начала урока, мой рюкзак, лежащий на соседнем стуле, с пинка улетает на пол, а сам он, с треском бросив на парту учебник, падает на освободившееся место.
– Алисе не понравилась кроличья нора, и она сбежала с чаепития? Безумный Шляпник грустит, – едко замечает.
Не сбежала, а ушла. Смысла находиться и дальше на этом сборище больных садистов все равно не было. Вполне хватило получаса.
– Вещи мои подними, будь любезен, – мирно откликаюсь, листая тетрадь с конспектами по биологии.
«Сходства и различия в строении конечностей у разных позвоночных».
А так ли это важно, если некоторым позвоночным настолько все равно на эти свои конечности, что они с охотой их ломают себе и другим? Другие же позвоночные с азартом делают ставки на результат.
Когда мне предложили участвовать в тотализаторе, я чуть в осадок не выпала. Видимо, деградация человеческого вида неизбежна.
– Сама поднимешь. Ты мне скажи: у тебя инстинкт самосохранения присутствует? Какого дьявола ты полезла туда, куда хорошим девочкам соваться не следует?
– Захотела и полезла.
– Захотела? Я думал, ты умнее.
– Зря. Я умею удивлять, – равнодушно откликаюсь, на что тетрадь раздраженно вырывают из моих рук и швыряют в магнитную доску на стене.
– У, по косой пошла, – глумливо замечают сзади и запускают следом учебник. Идиоты.
– Тебе как, в больничку провериться не надо? – сердито поворачиваюсь к Вите. – Я не медик, но сотряс ты вчера, очевидно, словил.
Потому что видок у него плачевный. Лицо разбито и местами посинело, а костяшки словно теркой с особым садизмом шлифовали. Что там под рубашкой прячется, даже представить страшно, потому что лупили соперники друг друга без жалости.
Чем там все закончилось, не знаю. До конца представление я не досмотрела. В отличие от других.
Не люди, а гиены. Пока протискивалась сквозь вонючую от пота толпу обратно к выходу, столько вслед сальных шуточек словила, что потом не меньше часа дома отмывалась с мочалкой.
– Я чувствую себя прекрасно, – саркастично салютует мне двумя пальцами Витя. – Спасибо, что беспокоишься. Могу оказать ответную услугу и дать совет: больше так не делай.
– Почему?
– А тебе нужны проблемы?
– Это угроза?
– Ты чем слушаешь, белобрысая? Сказал же, совет. – Сорокин понижает голос, чтоб нас не услышали остальные. Хотя они не больно-то и слушают. Заняты тем, что вырывают из рабочих тетрадей листы и запускают самолетики. Начальный класс, подготовительная группа. – В таких местах очень любят миленьких, хорошеньких девочек. Особенно когда они приходят одни. Тебя когда-нибудь пускали по кругу? – брезгливо морщусь. – Нет? Ну так попробуешь. И еще радоваться будешь, если только этим ограничится. Потому что, поверь, некоторым персонажам глубоко наплевать, кто там твой папочка и какие у него связи. Главное, что мордашка смазливая.
– Приму к сведению.
– И кстати, болтливых у нас тоже не любят. Это так, для справки.
– У вас? У вас – это у кого?
– Ты меня услышала?
Тонкий намек, чтоб я не распространялась о том, что видела? Да и не собиралась. Не вижу смысла. Хотят выколачивать из себя последние мозги – на здоровье. Мне-то до этого что?
Я решилась поехать в неизвестность и разведать обстановку лишь ради того, чтобы понять, что собой представляет эта Сорока. Опрометчиво, не спорю, но…
Не сказать, что на все вопросы были получены ответы, но, откуда растут ноги у его агрессии и мании распускать кулаки, вполне очевидно. И достаточно, чтобы сделать выводы: от человека с подобным хобби стоит держаться подальше.
Кто знает, как часто и как сильно его уже били по голове? Может, ему плевать, кого мутузить? А если в следующий раз не тетрадь в стену полетит, а что-нибудь поувесистее?
Но и подобным тоном с собой разговаривать я ему не позволю. Если пытается запугать, пусть идет к черту.
– А чего это ты так за меня переживаешь? – с вызовом интересуюсь. – Боишься, что и тебе заодно прилетит? За то, что слил пароли и явки? Интересно, а тебя тоже тогда по кругу пустят? Вот на это я бы глянула.
– Дура.
– Может быть. Но я когда-нибудь обязательно поумнею, а тебе с твоими развлечениями скоро предстоит лежать овощем и кушать кашку через трубочку, – демонстративно достаю из футляра наушники и втыкаю в уши.
Музыку пока не включаю, поэтому слышу, как, сопроводив все нецензурной лексикой, со стула подрывается, вылетая из кабинета.
Кажется, я его выбесила.
Вечерняя прогулка с Чарой – стандартный променад. Правда, сегодня он слегка припозднился по срокам, но так даже лучше.
К одиннадцати набережная уже практически пустует, а побережье и вовсе свободно. Зато негромко играет музыка с открытых площадок, а по всему периметру горит подсветка, окрашивая тропинку с пальмами переливающейся радужной палитрой.
Пользуясь безлюдностью, спускаю пса с поводка, и тот, окрыленный свободой, моментом уносится вперед. В дневное время так сделать не рискнешь, слишком много выслушаешь потом о себе и своем питомце.
И это при том, что Чара у меня ярая пацифистка. Укусить никогда не укусит. Максимум залижет до щекотки, но тоже выборочно. К кому попало не пойдет. Детей вот обожает, а взрослых по большей части сторонится. Если не сказать, что боится.
Думаю, это психологическая собачья травма. Когда водила ее в ветеринарку после того, как нашла, на рентгене обнаружились старые зажившие переломы. Носиться как угорелой сейчас ей это не мешает, однако я с ужасом представляю, насколько же бедняжке больно было тогда.
Минута, две, три. Чара испарилась.
На зов не реагирует, в поле зрения не промелькивает. Умчалась куда-то в ответвление, где уже не так освещено, а музыка едва слышна. Собственный голос в образовавшейся тишине звучит пугающе громко.
Улавливаю тихое гавканье и спешу туда, обнаруживая питомца возле лавочки, на которой одиноко сидит человек в черном балахоне. Разглядеть его сложно из-за натянутого капюшона, понятно только по комплекции, что не девушка. И что он кормит мою собаку чем-то прямо с рук!
– Чара, ко мне! Сколько раз говорила, не бери ничего у незнакомцев, – с досадой подхожу к любимице, пытаясь оттащить за ошейник.
Какой там. Она так-то особа крупногабаритная. А когда упрямится, и вовсе словно в землю врастает.
– Не отравлено. Это обычная ветчина, – для подтверждения машут мне надкусанным сэндвичем, какие продаются в любом продуктовом магазинчике.
– Не надо ей таких деликатесов. Потом лечиться замучаемся.
– Ты уж не утрируй, Чижова. Сколько ем, пока живой.
Чижова? Откуда он знает мою фамилию?
Хотя да, голос знакомый. Недоверчиво всматриваюсь в черты, но из-под капюшона выглядывает только подбородок. Заметив, что я его не узнаю, парень делает одолжение и выпрямляется, вскидывая на меня голову.
От удивления выпускаю ошейник.
Офигеть, Сорокин!
– Ты-то что здесь забыл?
– Ужинаю под звездами. Не видно?
Видно. Сэндвич, вскрытая жестяная банка сэвэн апа и пачка сигарет – ужин богов.
– И давно ошиваешься в этих краях? Я тебя здесь прежде не видела.
– Так и я тебя тоже. Может, мы просто друг друга не замечали? Но ты, конечно, девица отчаянная. Так и ищешь неприятностей на задницу.
– Сейчас-то что не так?
– Шляешься одна по подворотням.
Ну, этот закоулок сложно назвать подворотней, однако толика правды в его словах есть – местечко не самое удачное. В таких обычно тайком курит персонал ближайших гостиниц. Чтоб не светиться перед посетителями.
– Я не одна, – резонно замечаю.
– А, ну да. С тобой же грозный сторож, – насмешливо чешет Чару, а та только и рада. Льнет к нему, выпрашивая еще кусочек. Предательница. За ветчину продалась. – Чихуа-хуа всех разобрали? Я думал, богатые девочки предпочитают карманных собачонок.
– На рынке обманули. Обещали, что не вырастет.
Витя усмехается. Оценил шутку.
– Всегда хотел собаку, – говорит он непривычно задумчиво.
– И почему не завел?
– Предки были против. Да и не прижилась бы. Либо голодом уморили бы, либо запинали бы до смерти.
Становится как-то не по себе от таких откровений. Прикалывается? Не похоже.
– Сочувствую, – только и могу ответить. – Я ее тоже не планировала. А так у меня кого только не было. И морские свинки, и хомяки, и рыбки, и волнистый попугайчик. Последнего очень любила, вытащила из клетки и к окну открытому понесла. Показать что-то. А он улетел. Несколько дней с сачком по двору бегала, но так и не поймала.
– История тебя ничему не учит, смотрю, – иронично кивает на поводок в моей руке.
– Наверное, – пристегиваю его к шлейке. – Чара, домой. – Игнор. Положила морду на колено Сорокину и сидит. На мои танцы с бубнами не реагирует. – Чара, ау! Домой. Бегемот ждет.
Нулевая реакция. Ну это же уже конкретная подстава.
– Она у тебя вообще команды знает? – насмешливо интересуется.
– Знает. Мы занимаемся.
О том, что в большинстве случаев они игнорируются, благоразумно не распространяюсь. Тяжело дрессировать уже взрослого пса с выработанными привычками.
– Заметно.
Вот мне только насмешек не хватало выслушивать.
– Чара, ну пошли уже, – только что не скулю. – Долго я тут топтаться буду?
Витя одним размашистым глотком допивает сэвэн ап, швыряет банку в мусорку и встает с лавочки, засовывая сигареты в карман.
Чара реагирует моментально, недовольно щурясь: мол, куда собрался? Я тебя не отпускала.
– Пойдем, – кивает мне.
– Куда?
– Провожу.
– Да я и сама дорогу знаю.
– Скажи это ей, – с усмешкой кивает на крутящегося вокруг него и виляющего хвостиком песеля.
Капец просто. Это что, любовь с первого взгляда?
– А ты ей понравился, – озадаченно присвистываю. – Честно говоря, такое впервые на моей памяти. К чужим она обычно недоверчива.
– Неудивительно. Я девчонкам в принципе нравлюсь.
– Ну разумеется. Они, видимо, ведутся на твои наглость и грубость.
– Не поверишь, но так и есть. Романтичные соплежуи быстро приедаются. С ними скучно и не хватает огонька.
– А плохие мальчики всегда в тренде?
Сорокин подходит ближе, склоняясь к моему уху.
– Смотря какие, – одаривает меня слабым шлейфом табака. – Ты вот меня не потянешь. Твоя хрупкая экосистема не рассчитана на такие нагрузки, малая.
Малая? Очередное оскорбление с намеком?
Нормального я роста, среднестатистического. А то, что я ему макушкой достаю только до плеча, – это исключительно его, а не моя проблема. Нечего было столько «Растишки» трескать.
Приманиваю его пальцем, вынуждая снова склониться. Думает, я тоже страстно нашептывать буду? Обойдется. Вместо этого отвешиваю ему несильный щелбан. Отчего тот в изумлении моргает.
Не ожидал? То-то же.
– Моя экосистема в норме. Просто ты не в моем вкусе, – парирую, с горем пополам уводя за собой Чару. Ура, сподобилась. – Нам с вами предстоит очень серьезный разговор, барышня…
Что я тут делаю? А вот не знаю. Вообще понятия не имею. Пришла, чтоб не сидеть дома в субботу вечером. Хотя в итоге все равно сижу, только не в уютной кроватке, а на заднем дворе на уличном столе. В окружении смятых банок из-под пива и обгрызенных кусков пиццы.
Сижу и залипаю в телефон, переписываясь с Кариной. Подруга требует фотоотчет, но я решаю вопрос глобальнее: закидываю ей видео с балагана, который принято называть вечеринкой.
Вечеринка, ха. Самая заурядная попойка у кого-то дома. В данном случае – в родительском коттедже Потаповой. В их отсутствие, само собой.
«Не тухни, детка. Скоро буду, и наведем в гнезде шороха
О проекте
О подписке